Хаос.
И это один из самых прекрасных хаосов, которые когда-либо создавались.
Тот, который сделал он. Тот, который он продолжает лелеять.
— Нет, ты не шлюха, — он убирает руку с моего клитора, и машина останавливается. Мы уже дома, но сейчас мне наплевать, потому что он перестал меня трогать.
— Что? Почему?
Его глаза встречаются с моими, и я думаю, что мне больше нравилось, когда они этого не видели, потому что там сильное течение, которое вот-вот унесет меня и похоронит в своих глубинах.
— Ты не моя шлюха, если позволяешь другим трогать то, что, черт возьми, мое. Слезь с меня.
Я делаю прямо противоположное и неловко наклоняюсь вперед, пока не сажусь к нему на колени. Мои ноги широко расставлены по обе стороны от него, так что я могу удобно сидеть. Но я не хочу сидеть на его коленях. Я поднимаю платье и опускаюсь на его эрекцию, так что его член упирается в мои мокрые трусики.
Мое сердце сжимается при воспоминании о нем внутри меня, и этот образ сводит меня с ума, когда я скольжу по его выпуклости.
— Гвинет, остановись.
Я отчаянно качаю головой.
— Я соврала. Мне это не очень понравилось.
— Что тебе не понравилось?
— Тереться об Алекса и Криса.
— Тогда какого хрена ты это делала?
— Потому что… — я облизнула губы. — Потому что я хотел забыть.
— Забыть, что?
— Тебя… и прочие вещи. Но это не сработало. Все, о чем я могла думать, это о тебе, — я прикусываю нижнюю губу, потому что его эрекция увеличивается и сильнее упирается в мои опухших складках, и я не могу удержаться. Двигаясь взад-вперед, пока не становлюсь невероятной влажной, позволяя липкой влаге размазываться по моим бедрам.
Его сильная рука обвивает мою талию под платьем, которое теперь прижато к моему животу. Он вздрагивает, когда я опускаюсь и хнычу.
— Ты думала обо мне?
— Да?
— О чем именно?
— О твоих сильных руках и твердой груди. А также о твоем члене, и о том, какой он большой, — сейчас я доставляю нам удовольствием через ткань одежды, мои движения становятся бешеными из-за его члена.
— Что еще?
— Я думала о том, как сильно моя киска хочет тебя. Ни кого-то другого, тебя.
— Потому что это моя киска?
— Да, твоя.
— А ты шлюха. Моя шлюха.
— Да, — он не спрашивал, но я все равно отвечаю. Я скольжу вверх и вниз, трусь о его выпуклость и нахожусь на грани, я так близко, что у меня дрожат ноги.
— Моя шлюха позволит кому-нибудь еще, кроме меня, снова прикоснуться к ней?
— Нет… нет… не…
— Верно, потому что, если ты это сделаешь, я испорчу им жизнь, Гвинет. Я серьезно.
И я кончаю. Он такой резкий и сильный, что я кричу. Я кричу громко и без цензуры, не заботясь о том, что кто-то может пройти мимо и увидеть, как я становлюсь его.
Этот кто-то мог видеть, как я кричу, тяжело дышу и стону по имени Нейта.
Собственно, должны.
Я действительно хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как я тону в нём.
Его слова не должны меня возбуждать. Я не должна соглашаться на обещание, что он причинит людям боль из-за того, что они коснулись меня, но я это делаю, и это продолжается так долго, что я даже не думаю, что когда-нибудь упаду.
От алкоголя в моей крови у меня кружится голова, когда я смотрю на него опущенными глазами, все еще раскачиваясь взад и вперед на нём. В какой-то момент обе его руки обвивают мою талию, и теперь мне кажется, что так и должно быть всегда.
Что-то есть такое в его темном взгляде. Не знаю, что, но это есть, и это наполняет меня одновременно множеством эмоций.
Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Мой рот находится в нескольких дюймах от его губ, тех же губ, о которых я мечтала с пятнадцати лет и впервые почувствовала вкус, когда мне было восемнадцать.
Запретные губы, которые я не должна была целовать в первой же попытке, но ничего не могу с собой поделать.
Но прежде чем я успеваю прикоснуться к ним, он отстраняется и открывает дверь, и я отодвигаюсь назад, мое действие откладывается из-за всего алкоголя в моей крови.
Я этого не слышу, но чувствую, когда мое сердце разрывается на части.
О чем я вообще думала? Мужчины не целуют своих шлюх. Даже если они их жены.
Я отстраняюсь от него так же неловко, как садилась к нему на колени. Он выходит первым.
Он ждет меня перед машиной, наверное, чтобы отнести, но я бегу впереди него к дому. Мне жарко.
Очень жарко, слишком жарко.
И мои шаги шаткие и бессвязные. Но я горю, и это должно исчезнуть. Это и гребаный разрыв, который сейчас происходит в моей груди.
Мои ноги останавливаются на краю светящегося бассейна. Вода.
Я расстегиваю молнию и опускаю платье вниз по телу, затем снимаю трусики, полностью обнажаясь.
— Гвинет, не надо, — кричит Нейт издалека, но я не слушаю. Потому что он причина этого ожога. Он причина, по которой я должна это сделать.
Глубоко вздохнув, я прыгаю.
Меня охватывает шок, но ожог не проходит. Есть ли вода для внутреннего пожара? Потому что я вот-вот взорвусь от этого.
Мои легкие горят, и я понимаю, что это потому, что я не дышала. Тогда я осознаю и кое-что еще.
Я не могу пошевелиться.
Глава 26
Натаниэль
— Черт! — я сбрасываю ботинки и бегу к бассейну.
Гвинет прыгнула в бассейн, потому что она ничего не соображала и была чертовски пьяна. Если бы у нее был доступ к своему мозгу, она бы вспомнила, что не умеет плавать.
Она из тех, у кого всегда есть какая-то опора, даже когда она находится в мелком бассейна. Как бы Кинг ни пытался ее научить плавать, у него так и не получилось.
Секунды бегут, как проклятая жизнь, и она не всплывает. Она даже не трясется, как обычно, когда опора исчезает.
Я ругаюсь себе под нос, ныряя за ней глубоко в холодную воду.
Чем больше времени я провожу с ней, тем сильнее бьется мое гребаное сердце. Оно не замедляется даже после того, как я схватил ее за руку и вытащил на поверхность. Она задыхается, кашляет и захлебывается водой.
Ее ноги обвивают мою талию, и она использует меня как спасательный круг. Все ее тело обнимает мое, пока я плыву туда, где могу встать.
Я хватаю ее за плечи, встряхивая.
— О чем, черт возьми, ты только думала?
— Я… не думала…
— Какого черта ты не подумала? Ты хочешь умереть? Это так, Гвинет?
— Нет, это просто…
— Просто что?
— Оно горит. Я только хотела, чтобы оно перестало гореть, — ругается она, смахивая воду с этих долбаных глаз. Теперь они более голубые, отражая поверхность воды.
— Что сгорело?
— Все, — ее плечи опускаются в моих руках. — Я думала, что вода все исправит.
— Вода, в которой ты не умеешь плавать.
— Ой.
— Правильно. Ой. Что бы случилось, если бы меня здесь не было?
Она вздрагивает, но ничего не говорит.
— Ответь мне. Что, черт возьми, случилось бы, если бы ты была одна, Гвинет?
— Я… утонула бы.
Ее тихие слова врезаются в мою гребаную грудь, и мне приходится на секунду закрыть глаза, чтобы отогнать их удар. Мысль о том, как она тонет, булькает и задыхается от воды, и некому её спасти, похожа на монстра, которого я боялся в детстве.
Оказывается, монстры могут появиться в любой момент вашей жизни. Я просто никогда не думал, что эта проклятая женщина может быть причиной этого.
А затем, когда я открываю глаза и смотрю на ее налитые кровью глаза и пряди волос, прилипшие к ее лицу и шее, я понимаю, что дело не только в возможности утонуть.
Дело в том, что меня не будет, когда ей хоть как-то причинят боль. Это убило бы меня.
Даже если я злюсь на нее, даже если я все еще выхожу из себя после того, как застал ее пьяной, танцующей с двумя парнями. Черт, с двумя.
В тот момент весь мой самоконтроль был израсходован, потому что, если бы это зависело от меня, я бы заявил на ее свои права перед ними и показал бы миру, кому она принадлежи.
Я бы трахнул ее на их глазах, а потом хорошенько бы им врезал.
Но этот гнев и жестокое собственничество — ничто по сравнению со страхом, что она могла бы умереть, если бы была здесь совсем одна.
То, что ее безрассудное поведение, которое я когда-то считала восхитительным, могло увести ее от меня.
— Верно. Ты бы, блять, утонула, — я впиваюсь подушечками пальцев в ее плечи. — Это больше никогда не повторится. Хорошо?
— Хорошо.
— И ты не будешь пить снова, пока тебе не исполнится двадцать один год, и ты знаешь, что значит пить ответственно.
На ее лбу появляется легкий хмурый взгляд, и она невнятно произносит:
— Перестань говорить со мной, как будто я ребенок. Я ненавижу это.
— Тогда не веди себя как ребенок. И в последний раз, черт возьми, отвечать на звонок, когда я тебе звоню.
Она прикусывает нижнюю губу, но ничего не говорит.
— Я серьезно, Гвинет. Ты не можешь снова исчезнуть без предупреждения.
— Почему?
— Что ты имеешь в виду, почему?
— Почему тебе не все равно, исчезну я или нет? Отвечаю я на твои звонки или нет?
Я стискиваю челюсть, но прежде чем я успеваю что-то сказать, она сжимает ноги, обхватывающие мою талию.
— Это потому, что ты мой муж?
— Да.
— Ты сказал это Крису и Алексу. Ты сказал, что ты мой муж, а я твоя жена.
— Да, ты моя жена, — я никогда не думал, что хочу произнести эти слова вслух, но в тот момент, когда это заявление было открыто, с моей груди упала тяжесть.
— И ты заботишься обо мне.
— Забочусь.
— Как о своей жене или как о дочери лучшего друга?
— Об обоих.
Она сморщила нос, кладя ладонь мне на щеку.
— Но это всего лишь секс, так что я твоя статусная жена.
— Ты не можешь быть моей статусной женой, если у тебя столько же всего, сколько у меня, Гвинет.
— Истина. Но это все равно не больше чем просто секс.
Я ничего не говорю, но в этом нет необходимости, потому что в ее взгляде блестит что-то еще, кроме воды, а серый воюет с зеленым и синим, убивая их, чтобы получить полный контроль.