— Я думала, ты никогда не причинишь мне вреда, папа.
— Не причиню. Я защищаю тебя. Я не хочу потерять тебя, ангел.
— Нет, ты сейчас меня ломаешь. Потому что ни один из вариантов меня никогда не устроит. Если я выберу его, то буду несчастна и в конце концов возненавижу его за то, что он встал между нами. И если я выберу тебя, то буду ненавидеть тебя за то, что ты забрал единственного человека, который не только принимает меня такой, какая я есть, но также понимает меня и любит за это. Так что поздравляю, папа. В любом случае ты потеряешь меня.
Она возится с дверной ручкой и выбегает из комнаты, но ее слова и слезы остаются со мной еще долго после того, как она ушла.
Я провожу рукой по лицу и глубоко вздыхаю. Видеть ее истерику — все равно, что быть разрезанным изнутри.
Даже когда она была младенцем и ей приходилось время от времени плакать, я изо всех сил старался остановить поток ее слез. Теперь, когда она взрослая, меня это еще больше раздражает.
Когда я проснулся, она сказала, что никому не позволяла трогать то, что было моим, но позволила Нейту прикоснуться к самому важному.
К ней.
Так что, даже если ей больно, я не буду утешать ее, как обычно. Не буду приносить чай и шутить, пока она снова не улыбнется. Это по необходимости. Чтобы защитить ее.
Это напоминает мне, что мне тоже нужно защитить ее от ее гребаной матери.
Змея, которая не могла просто исчезнуть, как в ту ночь, когда выбросила свою дочь.
Глава 34
Гвинет
Папа привел свой план в действие.
Или больше похоже на изгнание.
Он приказал Нейту стать руководителем отделения W&S в Сиэтле, которое существует уже пару лет и заметно растет. Так он сможет держаться от меня подальше.
Дело не в том, что папа заботится о филиале в Сиэтле, а в том, что он хочет разлучить нас.
На прошлой неделе он приступил к разделу собственности и угрожал Нейту уничтожить соглашение о доверенности. Нейт сделал это, потому что в основном он умиротворял папу. К тому же ему не нужна доверенность теперь, когда все имущество по закону принадлежит моему отцу.
Потом папа настоял на разводе со мной, и тогда Нейт сказал нет. Он также сказал «нет» уходу, потому что «пошел на хуй, Кинг».
Это были его точные слова на днях.
Я его больше не вижу, потому что папа поднял чрезмерную опеку на ступеньку выше. Очевидно, сейчас я стажируюсь у него, и он возит меня повсюду, в том числе на свои безжалостные разборки со Сьюзен, свидетелем которых он обычно не хочет, чтобы я была. Потом мы вместе едем домой, а он продолжает смотреть на меня своим холодным взглядом.
Что-то изменилось в папе после комы.
Сначала я подумала, что это потому, что он узнал обо мне и Нейте и потерял тепение, но есть кое-что еще.
В его взгляде есть нотки тревожности и волнение в душе, которое, кажется, поглощает его. Теперь он жестче, безжалостнее, чем я когда-либо видела раньше. Хотя он, вероятно, и раньше был таким по отношению к внешнему миру, но никогда не направлял на меня. Дело не в том, что он строг со мной — в каком-то смысле он все еще мой отец, но он также стал безжалостным.
Его странное обоняние тоже поднялось на более высокий уровень. На днях я пересеклась с Нейтом в холле, и мы соприкоснулись руками, так как это все, что мы сейчас можем сделать, и папа почувствовал его запах на мне. Без шуток, он сказал:
— Да какого хрена на тебе одеколон этого ублюдка?
Так что да, что-то не так.
Это почти как в то время перед несчастным случаем, когда он был растрепан и не в себе. Страх того, что событие повторится снова, не дает мне спать по ночам, и я брожу по дому, как призрак. Особенно с учетом того, как он назвал нечестную игру причиной своего несчастного случая.
Он сказал, что давно не проводил техобслуживание своей машины, но тон его голоса был неправильным.
Сейчас все не так.
Это происходит не только между нами с папой, но и мы с Нейтом отдаляемся друг от друга.
С каждым днем пустая дыра во мне становится больше и глубже, и довольно скоро она поглотит меня целиком.
— Может, им просто нужно время, — говорит мне Джейн, пока мы обедаем с Крисом в ИТ-отделе.
— Не думаю, что время это исправит, — я макая жаркое в кетчуп, но не ем. В последнее время я потеряла аппетит.
— Он попросил меня подать запретительный судебный приказ против Нейта. Он не остановится.
Крис крадет жаркое и кидает в рот.
— Но это не должно быть сюрпризом.
— Не смей говорить, что я тебе это сказала, — я смотрю на него злобно.
— Я просто говорю, Гвен. Отцы не любят, когда кто-то трахает их дочерей, особенно такие, как твой чрезмерно опекающий.
Джейн сглатывает и откашливается.
— Я все еще думаю, что со временем это будет исправлено. Они ведь лучшие друзья? Это должно что-то значить.
— Если под чем-то вы имеете в виду, что он продолжает угрожать убить Нейта, то, конечно, это что-то значит. Вы знаете, я всегда слышала рассказы о моем отце и его холодности, но я впервые была свидетелем этого воочию, и это ужасно. Я хочу вернуть своего отца.
Крис крадет еще одну картошку.
— Ты знаешь, что единственный способ сделать это — отдалиться от Нейта, верно?
Когда я киваю, в глазах скапливается влага. Потому что папа все равно заставляет меня выбирать. Как бы я ни умоляла его и ни говорила о своих чувствах к Нейту, он им не верит.
При мысли о разлуке с Нейтом у меня перехватывает дыхание, я страдаю бессонницей и настолько опустошена, что иногда слышу его треск.
Я оставляю картошку Крису и вздрагиваю.
— Я собираюсь подышать воздухом.
— Я пойду с тобой, — Джейн встает и берет меня за руку.
Крис же берет всю картошку фри и велит нам идти без него.
— Ты сильная, Гвен. Правда, — Джейн трет мне руку, когда мы в лифте направлялись к гаражу. — Мне жаль, что у меня не было твоей силы, и я была такой трусихой.
— Ты не трусиха, Джейн. Ты просто ненавидишь людей, и это нормально. Ты в порядке.
Ее взгляд теряется вдалеке, глядя в никуда.
— Я не ненавижу людей. Я просто не знаю, как с ними справляться, поэтому предпочитаю держаться подальше, потому что… у меня это хорошо получается. Убегать. Держаться подальше. Так я выживаю. Правда в том…
Лифт звенит, когда открываются двери на втором этаже, и я чувствую, как Джейн напрягается, даже прежде, чем я поднимаю голову и вижу стоящего там Нокса. Рука лежит в его кармане, и выражение его лица скрывает пустое выражение.
— Выйди, — приказывает он с еще более заметным акцентом.
Думаю, он со мной разговаривает, но Джейн трясется, и ее ногти впиваются в мою руку. Это второй раз, когда она делает это в его присутствии. Или третий? Я думаю я видела его той ночью в клубе, когда Джейн исчезла.
— Я сказал, выйди, Джейн.
Она медленно отпускает меня и выходит из лифта. Она смотрит мне в лицо и бормочет:
— Поговорим позже.
— Хорошо, — я улавливаю, как губы Нокса скручиваются в жестокой ухмылке, когда двери лифта закрываются.
Это было странно.
Я все еще думаю об этой сцене, когда выхожу на стоянку. Чья-то рука сжимает мой рот, и я кричу, но звук приглушается, затем он затихает, когда я узнаю его тепло. Тепло, смешанное с пряностями, древесиной и принадлежностью.
Нейт тащит меня в кладовую и хлопает дверью, запирая её.
Мы оба тяжело дышим, и наши груди соприкасаются, так что мы чувствуем сердцебиение друг друга. Синяки, которые оставил ему отец, стали желтыми, а порезы медленно заживают, но он по-прежнему самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Единственный мужчина, ради которого мое сердце замирает и пытается вырваться из грудной клетки.
Я провожу кончиками пальцев по линии его челюсти и пореза на губе. Он закрывает глаза, эти красивые, красивые темные глаза, которые я больше не вижу по утрам. И, вероятно, никогда не увижу.
— Ты в порядке? — я звучу эмоционально, убитая горем, и Нейт должен это почувствовать, потому что он открывает глаза.
— Я в порядке, не считая того, что скучаю по тебе.
— Я тоже соскучилась. Я… это больно, Нейт. Все болит.
— Я сделаю лучше. Обещаю.
— Но папа… — слова резко останавливаются, когда он подносит палец ко мне ко рту.
— Не говори о нем, когда я собираюсь тебя трахнуть.
Внизу моего живота вспыхивает лесной пожар, и я сглатываю, когда он медленно убирает свой палец с моего рта и заменяет его своими губами. Я открываюсь со стоном, наслаждаясь тем, как оживают мои нервные окончания.
Я так давно была мертва, и мое воскрешение к жизни было горько-сладким.
Для тех, кто не целовался, Нейт — из тех, кто проглатывает вас целиком одним действием. Во мне сейчас нет и капли, которая не принадлежала бы ему. И тот доминирующий способ, которым он схватил меня за волосы и шею, чтобы углубить поцелуй, сводит меня с ума.
Как будто этого недостаточно, он подводит губы к моей шее и сосет кожу моей ключицы. Я шиплю, резко вдыхая воздух, чувствуя, что засос уже формируется.
— Я, блядь, соскучился по твоему аромату ванили.
— Я думала, что ваниль скучна, — выдыхаю я.
— Не на тебя.
Я в таком бреду, что едва замечаю, как он кладет две руки мне под задницу и поднимает меня, а затем кладет на поверхность после того, как все сносит с нее.
Моя кожа покалывает и загорается, когда он поднимает мою юбку и прикасается ко мне через трусики.
— Я вижу, ты мокрая для меня, малышка.
— Только для тебя.
— Блядь. Повтори.
— Я промокну только для тебя, муж, — я тянусь к его ремню, но он качает головой.
— Не так быстро. Позволь мне насытиться тобой.
— Нейт… пожалуйста… ты не скучаешь по мне?
— О, бля, еще как скучаю. Но ты же будешь моей хорошей девочкой, не так ли, жена? — он стягивает мои трусики и кладет их в карман. Я зажимаю губу зубами и смотрю. Я пропустила то, что он конфисковал мои трусики.
— Я не слышал ответа.