Мы нашли уцелевших десятилетних девочек и мальчиков с малышами и младенцами в подвалах, куда добрались к исходу третьих суток после обстрела. Я этого не видел. Меня связали и положили в обозе, отобрав при этом мечи и ножи. В тот день я плакал первый раз в жизни. Я проклинал себя и войну и Асахайских фанатиков… Друзья-офицеры напоили меня вусмерть… трупы закопали, детей обозом отправили в комиссию по перемещенным лицам. Помню, отрезвев немного, я стоял, тупо глядя на повозки с детьми… одна девочка из старших подбежала ко мне, плюнула и что-то гневно кричала, проклиная.
Добравшись до расположения командующего, я подал отчет, следом рапорт об отставке. Меня рвало при одном воспоминании о пережитой бойне.
Предводители агхазидов Асахи, узнав о гибели "горного гнезда" покончили с собой — точно также, вспоров себе животы. Война закончилась. Представителям асахи запрещено селиться обособленно и создавать места компактного проживания. Им запрещено также отправлять религиозные культы и обряды, противоречащие законам республики.
Однако, желая, видимо, сгладить вину перед малым народом, меня судили. Как военного преступника. Приговор прозвучал странно: "За невыполнение приказа, самовольное вступление в боевые действия без приказа руководства, использование имущества армии Рипена в личных целях: лишить бывшего майора Эленкорта званий и орденов, как опозорившего честь офицера и изгнать из страны".
Странно, ведь я к тому моменту уже два года был в отставке, но находился под домашним арестом. Приговор принял с равнодушием. Политика — грязное дело. Не менее грязное, чем война.
Учитывая, что никаких репрессий и задержаний ко мне не применили, наоборот — остракизм, я уехал в Лиду, куда меня пригласила сестра, и там занимался строительством плотин на реках. Строительство и гидротехнические установки — моя гражданская специальность.
После работы я традиционно шел в корчму, там обязательно находилась смазливенькая девица не отягощенная моралью. Так прошло одиннадцать лет. Однажды, от сестры прибыл порученец и привез письмо, в котором сообщалось, что наш брат Эрик — тяжело болен, и мне надлежит немедленно выехать домой, на Саармэ. Эрик пятый Эленсаар — император-ученый. Он занимался… черт, я даже не могу толком понять, чем он занимался. Что-то связанное с высокими энергиями и пространством.
Я отправил необходимые письма руководству строительства, и в тот вечер в деревенской корчме встретил чернобровую горянку лет двадцати. Мы пили за мой отъезд. Она танцевала, аккомпанируя себе колокольчиками на ногах и руках, поддерживая ритм ударами в небольшой бубен… она танцевала для меня! Помнится, захмелев, я обнял ее за талию и спросил:
— А со мной станцуешь? Давай, кто кого!?
Она кивнула и потащила за собой в круг между столами. Посетители корчмы хлопали, а мы танцевали. Она крутилась вокруг меня. Это было соревнование, кто истощится скорее? Откуда ей было знать, что Эленсаары не устают. Мы двужильные, стожильные… и конечно, она повалилась мне на руки, а я, получив награду, понес ее к себе в комнату под одобрительный хохот и аплодисменты посетителей корчмы.
Она отдалась добровольно, я бы даже сказал — с удовольствием, и, лежа рядом со мной, она спросила на ломаном лидийском:
— Ты мой замуж?
Я отодвинулся и покачал головой.
— Нет… мне не нужна жена… — я ждал слез. Чего угодно. Но она вдруг взвилась, оседлала меня, и чудом я перехватил ее руку с кинжалом, уже рвущем кожу на лбу, я откинул ее. А она рычала и шипела:
— Ты умрешь, неверный! Убийца! Ты умрешь, будь ты пирокляты! — Я отобрал у нее кинжал, кое как перевязал голову, собрал вещи и ушел. Через сутки я уже был в порту, а через неделю прибыл на Саармэ.
На месте "Горного гнезда" теперь большая могила и развалины. А имя Хуор у народа асахи означает — дьявол. Как мне потом рассказали, у асахи ходит легенда, что демон смерти Шихра вселился в Хуора — меня. Бред. Сказки.
Значит танцовщица и агхаббитская девочка из крепости — это один человек — мать Лияры? И тут меня словно подбросило. Ну конечно — это она! Рэдрик, положивший письмо на стол, удивленно уставился на меня. Я ничего не успел сказать. Вошел дежурный. Внезапное озарение, я заставил себя закрыть рот.
— К вам магистр Фигула и Легир Арахенский, ваше величество!
Вовремя, ничего не скажешь.
— Пропусти! — Я скатал письмо и засунул обратно в пенал. Рэд прочел, о том, что я отравлен. По его поведению, было заметно, что он рвется что-то спросить, но я, глядя на входящих, только приложил палец к губам и качнул головой "не надо".
Магистр Фигула и глава магов Легир, вошли, я указал им на кресла у стола и осведомился:
— Ну, господа — специалисты, что вам удалось выяснить?
Фигула взял слово первым, видно, они так заранее уговорились.
— Когда вы, ваше величество, распорядились показать помаду магам, вы оказались как всегда — правы. — Ну конечно! Не смажешь — не вставишь! Хорошо, Фигула — прогиб засчитан. Я знаю, что я — гений! Я промолчал, — Помада действительно отравлена. О свойствах этого яда уважаемый Легир расскажет лучше меня. — Я перевел внимание на мага, но боковым зрением наблюдал за Рэдриком. Тот с момента прочтения письма сделался суетлив, и, пока маг не начал докладывать, быстро проговорил:
— Я вас покину ненадолго, ваше величество?
Я кивнул. — Рэд выскочил из кабинета.
Легир разложил перед собой листки.
— Ваше величество, в коробочке с помадой яда как такового — нет. Для простых людей она абсолютно безвредна. Ореховое масло, составляющее основу помады, зачаровано исключительно на кровь Эленсааров таким образом, что фактор, стабилизирующий процесс старения — разрушается, а само старение многократно ускоряется.
Фигула кивнул, он смотрел на меня поседевшего, и тут в его глазах загорелось понимание. Я жестом остановил его порыв.
Что ж вот все и подтвердилось. Легир замолчал, тоже глядя на меня. А Фигула, понявший, молчал, как я приказал.
— Да, уважаемые, меня отравили. — Я проговорил это спокойно и с некоторой усмешкой. Только давайте без ненужных эмоций… все слова приберегите для похорон. У меня не так много времени, чтоб тратить его на эмоции. Что вы можете доложить по девушке?
Фигула вышел из ступора и принялся сбивчиво рассказывать:
— Начну с того, что она — эленсар. Ее биологический возраст не добирает до физиологического. Состояние ее органов соответствует примерно двадцати пяти — тридцати годам. В крови ее еще сохранились остатки стабилизирующего фактора старения. Фактически она отравлена дважды: ядом из помады и быстрым ядом растительного происхождения — слевзики — растение широко распространенное на землях империи. Шарики с этим ядом можно купить на рынке в порту, моряки его используют для травли крыс в трюмах кораблей. — Я кивнул. А Фигула продолжал: — при вскрытии, однако обнаружилось, что девушка тяжело больна. — Я насторожился.
— Поподробнее!
— У нее в очень тяжелой форме развивался рак крови, ваше величество, если б она не отравилась, она умерла бы через пару месяцев. — Я понял. Понял очень многое. Лияра — кукла, марионетка… мой враг дергал ее за невидимые ниточки. Асахи и кровная месть — такой удобный инструмент.
Оба специалиста чуть не хором обратились:
— Ваше величество, позвольте нам попытаться спасти вас?!
Я усмехнулся.
— Валяйте. Что от меня нужно?
— Ваша кровь, — сказал Фигула, доставая из кармана балахона стеклянный цилиндр, в котором каталось несколько прозрачных капель.
Я засучил рукав, скрутив его жгутом, и несколько раз качнул кулаком, протянул алхимику. Он приложил цилиндр крышкой к руке, щелчок — в сосуд ударила тонкая багровая струя, рассыпавшаяся алым бисером по стенкам. Когда сосуд наполнился, еще раз щелкнуло, Фигула положил кровь на стол, осмотрел место инъекции. Там остался маленький кружок от присоски.
— Все нормально, — сказал я, опуская рукав. — Колдуйте.
Я позвонил в колокольчик. Вошел дежурный офицер.
— Секретаря, живо! И распорядитесь подготовить мою яхту. — Я поглядел на специалистов. — Магистры Фигула и Легир останутся в замке под домашним арестом. — Те аж подпрыгнули. — До особого распоряжения. — Я их успокоил, — не волнуйтесь, сутки — двое.
Офицер отдал честь и вышел.
— Значит так, господа специалисты, вы знаете больше, чем мне б хотелось. Но в том нет вашей вины. Сможете создать противоядие — честь вам и хвала. А не сможете… — я увидел, как они напряглись, — побудете в замке до моей смерти, я не хочу, чтоб эта информация растеклась по островам.
Маг и алхимик удалились. Вошел секретарь, с ним начальник тайной полиции. Секретарь доложил о нем, я взмахом руки остановил его.
— Сынок, сядь тут, — я указал на еще теплое от зада алхимика кресло. — Если ты думаешь, что у меня ранний склероз, и мне нужно напоминать в каком звании и как зовут начальника тайной стражи, то ты ошибся. — Парень опять побледнел. Я достал из стола бутылку Салийского два бокала и открывалку. — Займись-ка. — И, пока парень открывал и наливал, обратился к главному контрразведчику империи.
— Что вам удалось выяснить о ней?
Генерал Саббат, а по нему не скажешь, что он генерал — очень неприметная скромная личность, не садясь, принялся докладывать:
— Особа, связи и знакомства которой вы поручили нам установить, прибыла на Саармэ вчера в час по полудни, на лидийском транспортном судне "Хариб". Согласно ее документам, она — исследователь насекомых, сотрудник Вализского университета, откомандирована в Саармэ для отлова бабочек на островах Халанского архипелага.
— Посреди учебного года? — засомневался я.
— Я тоже удивился, но как мне объяснили наши специалисты, у этих тварей короткий период вегетации — размножения, они вылупятся из куколок через три дня, неделю будут спариваться, завалят яйцами все острова, после чего разом сдохнут. Трупы и яйца являются частью пищевой цепи, каких-то птиц и рыб… — я кивнул. Все логично. Ученая дамочка едет в мою империю — ловить редких бабочек, останавливается на сутки на моем острове, встречает меня, узнает, травит, травится сама, при этом, будучи смертельно больной, перед тем как встретить меня, пишет и оставляет письмо на мое имя, с точным указанием утром отправить его во дворец. Что-то во всей этой истории не укладывается. Хорошо, она живет — не тужит у себя в Рамбате, ее фанатичная мамаша накрутила ей мозги насчет кровной мести, но она не торопится ее исполнять, пока… пока не узнала, что сама смертельно больна? Или у нее не было яда? Или вообще что? А, может быть, у нее не было плана… У меня сложилось стойкое ощущение, что ее будто вели за руку. В таком случае — кто вел? Скорее всего, у нее не было яда. Для меня.