Возвращаясь же к сути дела… Понятно, что хватать придётся всех, кто мало-мальски отличается от типичного гаитянского негра. Не внешне – тут то полное однообразие – и не по повадкам, с которыми тоже полная беда. Косвенные признаки, о которых не раз говорил как генерал Читем Уит, глава «Тигров», которые по большей части и оказались тут, на Гаити. Именно эта часть «Дикой стаи» была выбрана как основной ударный и карательный кулак. Так вот, генерал Уит, напутствуя офицеров, требовал при отфильтровке пленников уделять особенное внимание рукам и общей степени откормленности. Руки являлись важными по причине, что гаитянская верхушка ну совсем ничего ими не делала, в то время как остальные хоть и были теми ещё ленивыми засранцами, но от сбора разных плодов или там ловли рыбы всё же отвертеться не могли. По банальной причине желания хоть что-то кушать. Ну а откормленность, тут и вовсе говорить нечего. С учётом полнейшей бестолковости и слабой пригодности к каким-либо занятиям местных, вкусно и много пить да жрать могли позволить себе ну очень немногие. И вряд ли они совсем уж впали в аскезу из-за творящегося вокруг. Привычка к хорошему быстро и добровольно редко когда испаряется.
Лейтенант Хайдеггер на память не жаловался, да и поймать хоть кого-то действительно ценного очень хотел. Оттого и расположил свой отряд на подступах к деревне, приказав замаскироваться как следует и ждать. Тихо ждать, даже не думая нарушать тишину переговорами или, упаси бог, курением в засаде. За последнее просто и прямо пообещав высвистнуть пару-тройку зубов. Да не лично, а посредством кулаков сержанта Маллигана. Тот вообще был известен как большой любитель бокса и, соответственно, почесать свои кулачищи обо всё, что только можно. Даже время от времени в устраиваемых боксёрских поединках среди «диких» и не только участвовал. Не сказать, что всегда побеждал, но удар был мощным, хорошо поставленным. Собственно, лишь боксёрские перчатки, смягчающие удары, защищали его противников от слишком уж частых нокаутом и катастрофического выпадения зубов. В общем, Дерека Маллигана простые бойцы уважали, причём не только за собственно кулаки и умение ими пользоваться, сколько за то, что просто так он ими не махал. А вот не просто… тут уже другое дело.
Ожидание не продлилось слишком уж долгое время. Вечер сменился ночью, но по причине отсутствующих облаков даже неполная луна неплохо так освещала окрестности. Для привычного взгляда неплохо, понятное дело. И вот эти самые взгляды смогли засечь сперва тройку разведчиков негритянского роду-племени, а потом – поскольку этих трёх даже не пытались прихватить – появились и основные персоны. Лейтенанту сразу стало понятно – это не какая-то удирающая мелочь, а некто действительно значимый. Пусть на этих тридцати с лишним персонах и не было мундиров, смененных на обычные драные лохмотья, но оружие, его эти гаитянцы бросать не стали. Типовое такое оружие… для президентской гвардии.
Крупный отряд! По нынешним меркам особенно, ведь всем остаткам и осколкам гаитянской армии было известно, что если попасться в руки испанским ополченцам и даже кадровым войскам, то это ещё половина беды. Шанс на то, что повесят или пристрелят есть, но имеется и возможность выпутаться, особенно если всеми силами и всем видом показывать, что «запугали, заставили и вообще моя ни разу не стреляла, большая белый господина». Испанцы и впрямь могли если не поверить, то пожалеть или побрезговать. Зато если оказаться пойманными американсцами, тем более «дикими»... Прошедшие серьёзную войну и разбирающиеся в повадках черномазых солдаты и тем более офицеры умели отделять случайных людей от тех, кто держал в руках оружие и тем паче убивал либо участвовал в разного рода погромах. Опыт, однако. И вот таким участвовавшим оставался выбор исключительно между петлёй и пулей, да и то не всегда. Ой не зря бывшие солдаты, ополченцы и тем более гвардейцы Гаити после окончательного краха своего недогосударства старались и оружие то в руки не брать, разбегаясь в разные стороны, укрываясь или стремясь выбраться за пределы острова. Понимали, чем иное может обернуться.
Тут же… без малого четыре десятка полностью вооружённых, да ещё не откровенным дерьмом, а тем, что использовали президентские, а некоторое время и «императорские» гвардейцы.Если риск, то не просто так, а ради чего-то действительно значимого. А что могло быть значимым для тех негров, которые больше не могли и надеяться на возвращение недавних порядков? Деньги и только они! Им должен был кто-то заплатить, причём частично сейчас и частично после того, как удастся выбраться с острова, да ещё взяв их с собой. Много-много денег, чтобы перебить свойственный черномазым страх перед победителями. Получалось… Хайдеггер понимал, что деньги в Гаити - настоящие, серьёзные суммы – имелись у очень узкого круга. И все они были из числа тех, кого либо уже поймали, либо продолжали ловить.
- Убивать только явную охрану. При любом сомнении по ногам, чтоб кого важного не подстрелить.
Шёпот лейтенанта услышал как сержант Маллиган, так и Вэра Стэнк. Они и должны были донести до остальных. Точнее, доносил именно чероки, издавший несколько звуков, практически неотличимых от тех, что издавали местные ночные птахи. Отряд же. наученный грамотно ориентироваться в таких вот скрытых посланиях, знал, что надо делать, как именно устранять противника. Ждали лишь последнего сигнала, к открытию огня. Благо было из чего стрелять!
Было, ещё как было. У каждого «дикого» имелась винтовка системы «спенсер», у большей части укороченная для удобства. В здешней даже не полноценной войне, а скорее карательной операции, требовалось прежде всего удобство использования, в котором длинный ствол и соответствующая габаритность были скорее помехой. Правда вот приклад укоротить пока не получалось из-за того, что именно в нём располагался магазин с патронами. Однако… Скоро это должно было измениться. Не моментально, но уже скоро. Откуда такая уверенность? Для этого лейтенанту достаточно было всего лишь бросить взгляд на тот пистолет, что находился в его поясной кобуре. Во многом он был похож на уже давно известный «вулканик», но вот если присмотреться внимательней… Менее массивный, более удобно лежащий в руке, а ещё имеющий отъёмный магазин на восемь патронов. «Громовержец», как его назвали, это очередное порождение Спенсера и Станича, теперь позволял менять находящийся под ствольной коробкой магазин в несколько движений. Куда быстрее, чем заполнять магазин «вулканика» по одному патрону и тем более чем перезаряжать револьверы по старинке.
Револьверы! Да, теперь имелись скорозарядники, которые сильно помогали, но… Всем было понятно, что пистолет «громовержец» - это лишь изменённая и уменьшенная, под одну руку, версия винтовки. А раз пистолет показывает себя достаточно прилично, то скоро следует ожидать и нового «спенсера», в котором сменные магазины не нужно будет засовывать в полость внутри приклада. Подствольный магазин куда удобнее будет. Сменный, конечно, потому как обычный и на севере есть в «винчестерах», как они их называют.
Мысли помогали Хайдеггеру отвлечься до поры, но вместе с тем не мешали и оценивать ситуацию, ожидая наиболее подходящего мгновения для открытия огня. И он, момент, наступил. Короткий взмах рукой, крик ночной птицы, изданный Вэра, и вот, началось.
На убой стреляли лишь те солдаты, которые были действительно мастерами прицельной стрельбы. Остальные же палили по ногам, чтобы и из строя вывести, и не подстрелить случайно не того. Разделение, так сказать, обязанностей. И оно сыграло именно так, как и планировалось. Первый залп, второй… Как минимум два десятка, то есть больше половины из числа гаитянцев, упали в высокую траву либо мёртвыми, либо с простреленными конечностями. Упав же – те, которые остались в живых, вестимо – заблажили так громко, что иначе как паникой творившееся дальше и назвать то было невозможно.
Метания из стороны в сторону, брошенное оружие, мольбы и падение навзничь. Не мёртвыми падали негры, а обхватив голову руками и что-то причитая на непонятном большинству французском и испанском. К тому же эти два языка были даже не языками как таковыми, а чем-то корявым и малопристойным. Понять подобное… не всем удалось бы и при большом на то желании.
Новые выстрелы, но уже не залпами, а исключительно выборочные. Редкие. Но неизменно прицельные и действенные. Численность оставшихся невредимыми сокращалась всё сильнее и сильнее, но тут совсем уж истеричный визг, раздавшийся от кого-то, укрывшегося в небольшой ямке, заставил лейтенанта рыкнуть на подчинённых, тем самым вынуждая тех прекратить стрельбу. А визг был оч-чень содержательным:
- Здесь император! Он сдаётся!..
Пусть сам факт этого титулования относительно Фостен-Эли Сулука вызывал у нормальных людей смех, брезгливую гримасу либо сочетание перечисленного, но факт оставался фактом. Хайдеггер сомневался, что кто-то попытается выдать себя за императора, тем самым покупая не жизнь, так отсрочку от смерти. Уже потому, что подобный «умник» рисковал получить смерть не просто, но затейливую. «Дикие» ну очень не любили, когда их пытались обманывать, а тем более какие-то там черномазые. Это было бы откровенным унижением, требующим соответствующего воздаяния.
Дальше – всё по разработанным и применяемым ещё на той войне правилам. Приказы отбросить оружие, лечь, завести руки за голову и даже не пытаться шевелиться. Любое движение – пуля, а то и сразу несколько. Кое-кто попытался дёрнуться и почти мгновенно отправился в мир иной. От пули в голову или пары-тройки в торс редко когда иной итог случается. На оставшихся тоже действует как нельзя лучше, парализуя слабых духом до расслабления мышц. Всех, порой и тех, которые лучше бы оставались сжатыми и работающими в обычном режиме.
Лучи света от доселе скрытых заслонками переносных ламп хорошо освещали местность, добавляя свой свет к естественному, лунному. Сам Билл Хайдеггер, сопровождаемый сержантом Маллиганом и Стэнком, подошёл почти вплотную к тому, кто как раз орал про сдающегося императора. Ткнув лежащего мордой вниз негра носком сапога, лейтенант процедил: