У меня там всё!
Да вся эта ваша планета не стоит монетки, подброшенной, чтобы решить её судьбу. Эти мужчины опять всё испортили.
— Это война.
Натали не помнила, кто произнёс эти слова, но они повисли в воздухе её неубранной гостиной. И следующие.
— Ничто не случается настолько внезапно, чтобы это нельзя было предотвратить. Надо только вовремя вмешаться. Ты нужна нам.
— Я? — для пущей выразительности тычет себя пальцем в грудь. Внезапно леденеют ноги — неужто правда в доме так холодно? — и Натали поджимает их под себя. — Но… почему я? С чего вы взяли, что от меня будет прок?
— У тебя там всё?
— А? Что?
— Что такое колония на Авалоне? Это двести пятьдесят человек, из которых полсотни подростков, ещё полёта детей разного возраста, от трёх до четырнадцати, а прочие — люди сугубо мирных профессий. Только один человек способен о них позаботиться. Ты понимаешь, о ком я?
— Мой муж? Рассел? Но… «…и заодно пригляжу за пацаном». Меня опять обманули, да?
— Рассела предложили в экспедицию мы. — Когда говорит Ариадна, понимаешь, что вот она правда и есть. — Мы знали, что Фрида согласится. Чиновник СБ по вопросам новых территорий — человек разумный, он знает, что от наших предложений обычно исходит больше пользы, чем вреда.
— И что, по-вашему, должен там делать Рассел? Какая у него такая секретная миссия?
— Его миссия… — Ариадна пожевала губу, — …нет, это наша миссия. Надо спасти людей независимо от обстоятельств. Понимаешь? Кто бы ни начал стрелять первым, кто бы ни был виноват.
— И… — Глупо звучит, да, домохозяйки вообще глупы по определению, — …мне не стоило про это сказать?
— Об этом, дорогая, не сказали и твоему Расселу.
— Как это?! А что вы мне тут… Вы думаете, я могу его включить?
Ариадна посмотрела на неё с состраданием. Хотя, возможно, сострадала исключительно её непонятливости.
— Рассел Норм сам знает, что он должен делать, его не надо включать. У него нет выбора.
Резкий ветер свищет вдоль по склону холма, голые ветки ив стучат в окна.
— Да, мне знакома эта фраза. Но там мой сын, и у него должен быть выбор, должен!
— Мы устроили сержанта Норма в экспедицию на всякий случай. Там множество людей, специалистов в своей профессии, мирные семьи. Случись что — это беспомощные жертвы обстоятельств. Кто-то должен быть среди них, понимаешь, из тех, кто может.
— И вот оно случилось. Вы пожертвуете им.
— Не мы. Мы только помогли сержанту Норму занять подобающее ему место. Он, видишь ли, уже давно дал на все вопросы жизни правильные ответы. Он будет спасать людей, невзирая ни на какие политические интересы, независимо от того, где он родился и какое у него гражданство. Он наш паладин, и нет никакой разницы, знает ли он об этом. Всё, что он сделает, благословлено. Ты ведь знаешь, что Пантократор не играет в командные игры за власть. Пантократор служит только жизни. Если где-то глупые дети подрались в песочнице, надо присмотреть, чтобы они не покалечили друг друга совочками. Ты знаешь, что такое удар по планете из космоса?
— Я с Зиглинды, — Натали нервно высморкалась в бумажный платок. — Я знаю.
— Никто не ждёт, что ты пойдёшь и спасёшь Галактику. Тебе предлагается войти в комиссию, которая полетит туда улаживать конфликт и встанет между белым и красным драконами, и бросит между ними платок. Возможно, ты принесёшь пользу. Там, внизу — твои. Ты будешь очень стараться, чтобы дело обошлось без пальбы. Потому что если одни выстрелят, другие выстрелят в ответ. Любой ценой, слышишь, надо предотвратить галактическую бойню.
— Л-л-любой?
— Да.
Интересно, что сказала бы на это Адретт Эстергази?
Неинтересно. Я знаю.
— У меня маленький ребёнок.
— Здесь с ней ничего не случится. Ты можешь назвать более безопасное место, нежели Пантократор?
Нет, не могу. Мы все спаслись только здесь, но оказалось, что спасение было временным. Оно длилось до тех пор, пока не пришло время спасать других.
Беседу прервал громкий отчаянный плач из родительской спальни. Натали, извинившись сквозь зубы, метнулась наверх, сгребла дочь вместе с одеялом и прижала к себе, будто защищая от всех циничных политиков мира. Айне приснилось страшное, она начала всхлипывать ещё во сне, а очнувшись, обнаружила себя одну посреди огромной пустой кровати, сухую ветку, стучащую в окно — завтра же её вырежу! — и выдала громкий басовитый рёв.
Это ещё не самое страшное, нет. Хуже, когда ребёнок плачет тихонько, потому что даже плакать боится.
Если со мной, допустим, что-то случится, они не оставят ребёнка. Воспитают из неё «нашего человека», дадут ей силу и научат правильно распоряжаться ею. Образование, конечно, тоже. Айна станет одним из самых уважаемых людей Галактики: ещё бы, пантократорская монахиня. Неземное существо.
Ничего личного. Служить жизни как понятию, как слову. Как это возможно — спасать и лечить мир не для себя? И плакать она научится тихонько, чтобы никто не слышал. А может, они вообще не плачут. Психотехники у них всякие. Они не ищут света, они знают про него.
А это меньше.
Натали воздвиглась на верхних ступенях лестницы, прижимая к груди плед с местами торчащей из него Айной.
— Она поедет со мной. Когда мы должны быть готовы?
Говорят, Галактика в опасности. Говорят, кроме мамы некому её спасти. Даст бог, пригляжу за вами обеими.
Однажды общественная философская мысль вдруг решила, что нет больше добра и зла, и тем окончательно отделила себя от церкви, а душу — от бога. Общественным мнением отныне не возбранялось быть плохим, не скрывать этого, гордиться этим, говорить об этом вслух — был бы ты лишь успешен. Вопросы веры, обращённые к себе, сменились вопросами религии, обращёнными к обществу, и кто-то даже начал их путать. Душа и прежде блуждала во мраке, но сейчас она перестала искать в нём свет. Душа в принципе стала необязательной сущностью. Место её заменили на уровне единицы — интеллект, и общественное сознание — на уровне толпы.
По крайней мере так всё это выглядит, когда говорит Пантократор.
Пантократор объявил себя противовесом тенденции. О, нет, он не против религии, религия соединяет людей в общность… и разъединяет общности одну от другой. Вера же помогает и в массе остаться собой. Наверное, это очень храбро — говорить с обществом вслух и всерьёз о душе, любви и вере. Наверное, безопаснее, когда это не твои, а абстрактные вера и любовь.
С другой стороны, как их тянет на наш свет из окошка!
Пантократор знает врага в лицо, одинаково умело обращаясь и с личностью, и с массами. Пантократор умеет заставить всякого считаться с собой. Сила Пантократора в людях: тех, кто сумел разжечь во тьме свой собственный свет или каким-то чудом выйти на огонь и не пожелать возвращаться обратно во тьму. Предполагается, эти будут беречь обретённое. Как Натали.
Они назвали этот проект институтом возрождения положительного героя. Они находили и ставили на доску, как фигуру, человека, у которого просто нет выбора.
Остальное он делал сам.
На следующую оперативку Рассел Норм явился в сопровождении Морган, Андерса и Тирода. Вопросы ожидались серьёзные, пусть младшие командиры будут в курсе. Одновременно это были и смотрины: дескать, вот кто есть вместо меня, выбирайте. Ставрос, как обычно взвинченный и «на бегу», как будто не обратил на это внимания.
— У нас сложная ситуация, и я попрошу вас всех забыть о разногласиях и объединиться для её преодоления, — сказал он в начале, будто бы сам не был одной из противостоящих сторон. — Чиф Норм, что у вас по сектору?
Норм доложился, присовокупив, что, по его мнению, сделано ещё недостаточно. Мы по-прежнему видны в банальный энергодетектор. Вот если бы…
— Хорошо, спасибо. Отключить основной генератор мы не можем: в лабораториях идут эксперименты, для которых крайне важна непрерывность цикла. От генератора работают регенерационные и очистные системы и отопление. Не говоря уже о содержании технического парка. Кроме того, у нас полно маленьких детей, которым необходимо регулярное горячее питание. Это наша планета, и мы будем держаться как хозяева. Это противник высадился тут как тать в ночи, пусть он и жмётся к скалам. До подхода наших основных сил остаётся какое-то время, нам нужно продержаться. Вот снимки укрепрайона противника, сделанные Р. Эстергази, — староста нажал на деке кнопку воспроизведения.
Военные в этот момент быстро переглянулись.
— Мы не можем отправить туда пилотов, — сказал староста. — Ионное прикрытие делает слепыми их приборы, а постоянные туманы в том районе исключают возможность идти… как это… визуально. Однако ничто не помешало бы проникнуть туда пешей группе.
— А с какой, простите, целью вы предлагаете соваться туда пешей группе?
— Меня, чиф Норм, — сплетая пальцы перед собою на столе, ответил Ставрос, — крайне интересует, насколько мы беспомощны и зависимы от старшего брата. Вы до сих пор предлагали нам только убегать и прятаться, заранее отведя авалонской колонии роль жертвы в круговороте жизни.
— У молодой и сильной жертвы больше шансов выжить в круговороте жизни, чем у беззубого хищника. Уверяю вас, у них тоже есть подразделение безопасности. Было бы преступной глупостью не принимать |его в расчёт.
— Возможно, нам удастся поставить нашего хищника в зависимое положение.
— Как вы предполагаете это сделать?
— Это ваше дело — придумать и предложить, что можно вывести из строя в их механике. Я вас внимательно выслушаю.
Ну хотя бы раз.
— Морган? — Норм искоса посмотрел на помощницу, которая на протяжении всего разговора ёрзала и порывалась поднять руку, словно всю дорогу знала правильный ответ. На переносице у неё выступил пот.
— Проще простого, чиф, — выпалила та. — Главное — обеспечить им множественность аварий по всему комплексу. Они под землёй сидят: заложить им заряды в лифтовые механизмы и в каналы сброса отработанных газов — сами полезут, вот увидите. Точки сброса хорошо видны на инфракрасном снимке, если мы их перекроем, засорим им очистную систему — это раз. Насколько я понимаю, в производстве у них идёт хлор. Ещё можно снять ионизатор, это было бы и психологически верно: голый чувствует себя беззащитным. А там можно и с воздуха атаку подгадать… Останется чистое место