– Я готов пойти на этот риск.
– Но…
– И хватит разговоров. У меня голова кругом идет от всей это философии. Пора начать действовать.
Профессор несколько секунд пребывал в задумчивости, потом тряхнул головой и бодро проговорил:
– Да! Ты прав! Машина находится в охраняемом ангаре. Это недалеко. Чтобы пройти в ангар, необязательно даже выходить на улицу. Туда ведет специальный подземный туннель.
– Сколько человек охраняют Машину времени?
– Обычно около десятка, – с некоторым сомнением в голосе ответил Терехов. – Но я уверен, что сегодня их будет меньше.
– Из-за нападения повстанцев?
– Да.
– Какого поколения модификации эти бойцы?
– Первого, – сказал профессор. – На территории базы почти все охранники первого поколения.
Егор одобрительно кивнул.
– У вас есть какое-нибудь оружие? – уточнил он. – В спешке я позабыл прихватить с собой автомат или ружье.
Профессор покачал головой:
– Нет, оружия нет. Но у меня есть реактивы и растворы, из которых можно создать что-то вроде химических гранат.
– Как много времени это займет?
– Недолго. Если начну прямо сейчас.
– Тогда приступайте. Я буду на подхвате.
Профессор кивнул, залпом допил вино, поставил пустой фужер на стол, тяжело поднялся и двинулся к большому стеклянному шкафу, на полках которого стояли бутылочки с химическими препаратами и реактивами.
7
Пятнадцать минут спустя химические гранаты были готовы. Они представляли собой десять бутылок из особого стекла, заполненных гремучими смесями, которые сделал профессор Терехов.
Старик выглядел уставшим. Работая над гранатами, он то и дело прикладывался к бутылке, и к тому моменту, когда работа завершилась, был уже изрядно пьян.
– Проф, вы плохо выглядите, – сказал Егор, неодобрительно глядя на старика.
Тот провел перед лицом Волчка рукою, как бы скопом отметая все его обвинения, и снисходительно заявил:
– Поверь мне, юноша, я никогда не чувствовал себя лучше.
Он опять потянулся за бутылкой, но Волчок опередил его. Он схватил бутылку и швырнул ее в угол комнаты. Морщинистые пальцы Терехова ухватили воздух, а его по-стариковски мутноватые голубые глаза вспыхнули гневным огоньком.
– Какого черта ты делаешь, парень?! – воскликнул он сердито.
– От нас с вами зависит слишком многое, проф, – спокойно ответил ему Волчок. – Мы не можем облажаться.
Профессор нахмурился, но спорить не стал. Лишь сказал со вздохом:
– Черт с тобой. Напьюсь после того, как отправлю тебя в бункер. Хватай гранаты. И будь с ними поосторожнее. Тряхнешь слишком сильно – и тебе конец.
Егор, действуя с величайшей осторожностью, рассовал склянки по карманам. После чего посмотрел Терехову в глаза и сказал:
– У меня есть один вопрос, который не дает мне покоя.
– Попробуй задать его мне, – предложил профессор. – Быть может, я сумею на него ответить.
– Видите ли, проф, я, будучи человеком недалеким, не могу понять одного факта.
– Какого?
– Один из моих дедов погиб в апреле сорок пятого, на подступах к Берлину. А за год до этого, в сорок четвертом, будучи в отпуске, он зачал моего отца. Но если в вашей реальности война закончилась в сорок третьем году полной победой фашистов, то как мой дед сумел встретить мою бабку? А если он ее не встретил, то, значит, мой отец никогда не родился. А следовательно, я тоже никак не мог появиться на свет. Так почему же я все-таки существую в этой реальности?
Терехов наморщил лоб, а затем раздумчиво проговорил:
– Думаю, дело тут вот в чем. После того, как ты убил Гитлера, образовался целый пучок альтернативных реальностей. В одних из них фюрером стал не Геринг, а имперский министр внутренних дел Гиммлер. Фашисты не сумели создать ядерную бомбу и в итоге проиграли войну. (Может быть, даже раньше, чем в той истории, которую ты знаешь.) В других альтернативных реальностях они одержали победу и подчинили себе весь мир, однако потом что-то пошло не так, и они выпустили власть из рук.
Профессор перевел дух, затем продолжил, подергивая себя пальцами за крашеный ус:
– Машина времени перенесла тебя в наиболее близкую из возможных альтернативных реальностей. В ту реальность, где фашисты победили, но твой дед каким-то образом выжил и все-таки встретился с твоей бабушкой. Думаю, иначе и быть не могло, поскольку, с точки зрения квантовой физики, позиция наблюдателя чрезвычайно важна. Ты – наблюдатель.
– Попахивает солипсизмом, – заметил Егор.
– Ты прав, – согласился Терехов. – Но никто еще не сумел доказать, что солипсизм – чушь. Для тебя мир существует, пока ты жив и пока ты воспринимаешь его своими органами чувств. И мир этот погибнет в тот миг, когда твои органы чувств перестанут его воспринимать.
– Однако он останется даже после моей смерти, – возразил Егор.
Профессор улыбнулся:
– Мы не можем знать этого наверняка. Разум человека находится в ловушке его восприятия. И шагнуть за границы этого восприятия человек не в силах. Но есть и более простое объяснение, – смягчился профессор, видя замешательство Егора. – Многие связи, существующие в мире, на редкость прочны. Я не могу этого объяснить, однако это так.
– Быть может, все дело в значительности этих связей для мировой истории? – предположил Егор. – И как ты ни изменяй мир, но в нем все равно, при любом, даже самом диком раскладе, появятся Эйнштейн и Микеланджело?
– Может быть, и так, – согласился Терехов. – Быть может, основной смысл твоего существования, дружок, заключается в том, чтобы ты произвел на свет безвестного пока гения, который через тридцать лет облагодетельствует человечество, построив вечный двигатель.
Егор слегка смутился.
– В этом мире есть одна девушка… – сбивчиво проговорил он. – Она существовала и там, откуда я пришел. Думаете, у нее тоже есть великое предназначение?
– Если следовать нашей логике, то это вполне возможно. И как знать – быть может, ее предназначение совпадает с твоим. Но наша дискуссия затянулась.
Егор тряхнул головой, прогоняя несвоевременно нахлынувшие мысли, и сказал:
– Да, вы правы. Пора действовать.
– Я скажу охранникам, что ты наш новый лаборант.
– Они не поверят, – возразил Егор. – Я не похож на арийца.
Профессор удивленно приподнял брови, затем взял с полки небольшое зеркало и протянул его Волчку. Тот воззрился на отражение недовольным взглядом, но тут лицо его вытянулось от удивления. Из зеркала на него смотрел голубоглазый парень с очень светлыми, почти белыми волосами. Егор нахмурился и сказал:
– Теперь я понимаю, почему повстанцы так на меня смотрели.
Профессор дернул уголками губ и иронично проговорил:
– Зная отношение повстанцев к нацистам, рискну предположить, что восхищения и обожания ты в их взглядах не увидел.
Профессор легонько хлопнул Егора ладонью по плечу и ободряюще заявил:
– В любом случае, дружок, никто не назовет твою жизнь неинтересной.
8
Подземный туннель оказался широким коридором, обшитым белыми пластиковыми плитами. Егор и профессор Терехов шли по нему молча. На Егоре красовался такой же белоснежный, хрусткий от чистоты халат, как и на старике. Оба были сосредоточены.
Когда дошли до стальной двери, ведущей из туннеля в научную лабораторию, профессор сказал:
– Когда войдем, веди себя смирно. И не особо полагайся на свои лазоревые глазки, охранники очень настороженно относятся к новичкам. Особенно они не доверяют тем, кто прошел модификацию седьмого поколения, а, насколько я понимаю, с тобой пытались проделать именно это.
– Нацисты и впрямь надеются стать бессмертными?
– Безусловно, – кивнул профессор Терехов. – У них нет для этого никаких препятствий. – Профессор лукаво улыбнулся и добавил: – Если, конечно, не считать препятствием тебя, мой мальчик.
Он подмигнул Волчку и приложил растопыренную ладонь к сенсорной панели электронного замка. Панель осветилась мягким голубоватым светом, а затем раздался мягкий, негромкий щелчок, и дверь приоткрылась.
– Добро пожаловать в святая святых! – торжественно произнес Терехов и распахнул тяжелую бронированную дверь.
Научная лаборатория представляла собой зал размером в сто пятьдесят квадратных метров. Вдоль стен в несколько ярусов тянулись пластиковые и стальные стеллажи, уставленные зачехленной аппаратурой. В дальнем углу зала находился сложный агрегат, похожий на прозрачную телефонную кабинку, вросшую в огромный токарный станок. К кабинке со всех сторон примыкали столики с компьютерами.
Посреди зала, рассекая его на две части, находился блокпост со шлагбаумом и сканирующими рамками, реагирующими на металл. Возле рамок сидели на стульях шесть нацистов в голубых мундирах и уже знакомых Егору шлемах, на каждом из которых сверкала серебряная свастика.
Еще один нацист сидел в паре метров от двери, и он поднялся навстречу профессору. Быстро оглядев Егора, солдат сухо осведомился:
– Кто это с вами, господин профессор?
– Этот паренек – наш новый лаборант, – улыбнувшись, ответил Терехов. – Его зовут Вольфи.
Лицо солдата оставалось холодным и спокойным.
– Я не знал, что список сотрудников лаборатории обновили, – сказал он. – Почему нас никто не известил?
– Вероятно, причина этого – переполох, поднявшийся на испытательном полигоне. Кстати, Ганс, вы не знаете, что там происходит? Я слышал звуки выстрелов, но не стал выходить на улицу.
– Правильно сделали, что не стали. На базу напали повстанцы.
Терехов вздохнул:
– Так я и думал. И когда вы с ними расправитесь?
– Очень скоро. Повстанцы почти разгромлены. Думаю, через полчаса все будет кончено.
Егор стиснул кулаки, но усилием воли потушил яростный блеск в глазах, чтобы не выдать себя.
– Из уважения к вам, профессор, я пропущу вашего лаборанта без списка. Разрешите мне взглянуть на его клеймо.
В глазах Терехова мелькнула озабоченность. Он рассеянно заморгал, и Егор понял, что профессор просто-напросто п