— Вниз, — коротко ответил Крид.
Цифры на табло меняются: первый этаж, подвал, минус второй, минус пятый... Лифт продолжал спускаться всё глубже. Минус десятый, минус двадцатый, минус тридцатый...
Ольфария поставила чашку на поручень. Её руки слегка дрожали.
— Виктор, что находится так глубоко?
— Увидишь.
Наконец лифт остановился. Табло показывало минус сороковой этаж. Двери раздвинулись, и Ольфария ощутила холод. Не обычный прохладный воздух кондиционирования, а настоящий, пронизывающий холод, от которого дыхание превращается в пар.
Перед ними открылся длинный коридор, освещённый тусклыми магическими факелами. Стены были выложены чёрным камнем, а воздух пропитан запахом... смерти. Не гниения, не разложения — чистой, стерильной смерти.
Крид вышел из лифта и направился по коридору. Ольфария последовала за ним, чувствуя, как холод проникает через ткань домашнего платья.
— Добро пожаловать в мой морг, — сказал Крид, не оборачиваясь. — Здесь покоятся все мои неудачи.
Они прошли через массивные двустворчатые двери, и Ольфария невольно ахнула. Огромный зал простирался перед ними, уставленный рядами каменных столов. На каждом лежало тело, покрытое белой простынёй. Сотни тел. Может быть, тысячи.
— Это... все ваши пациенты? — прошептала она.
— Те, кого я не смог спасти за полторы тысячи лет практики, — ответил Крид, проходя между столами. — Каждый неудачный эксперимент, каждая проигранная битва со смертью. Я сохраняю их всех.
Ольфария остановилась у ближайшего стола. Под простынёй угадывались контуры ребёнка. Её рука потянулась к ткани, но Крид резко перехватил её запястье.
— Не стоит, — сказал он холодно. — Некоторые из них умерли от проклятий, которые могут передаваться через прикосновение.
Она отдёрнула руку, глядя на бесконечные ряды столов.
— Зачем вы показываете мне это?
Крид обернулся к ней, его серые глаза были бесстрастны как всегда.
— Потому что ты начинаешь думать, что твоя магия всесильна. Когда ты спасла девочку с проклятием. В твоих глазах появилась гордыня. — Он сделал шаг ближе. — Здесь лежат напоминания о том, что смерть всегда сильнее. Что рано или поздно она заберёт каждого, несмотря на всю нашу магию.
Ольфария оглядела морг новыми глазами. Теперь она понимала, почему Крид такой холодный, почему в его движениях нет ни грамма лишних эмоций. Полторы тысячи лет поражений лежали перед ней под белыми простынями.
— Каждый день я прихожу сюда, — продолжал Крид тихо. — Напоминаю себе о цене ошибок. О том, что сострадание может стоить жизни, а сомнения — погубить пациента. — Он коснулся края ближайшего стола. — Этот мальчик умер, потому что я заколебался на секунду. Эта женщина — потому что я пожалел её чувства и не сказал правды о её состоянии.
Холод пробирал до костей. Ольфария поняла, что дрожит не только от температуры, но и от ужаса. Вот оно — истинное лицо медицины в руках бессмертного мага. Не триумф над смертью, а бесконечная война с ней, где каждое поражение навечно сохраняется в памяти.
— Теперь ты знаешь, почему я никого не подпускаю близко, — сказал Крид, поворачиваясь к выходу. — Почему не позволяю себе привязываться к пациентам. Когда ты проживёшь столько же, сколько я, поймёшь: либо ты становишься машиной, либо сходишь с ума от боли.
Они молча вернулись к лифту. Уже поднимаясь наверх, Ольфария нашла в себе силы спросить:
— А Элиас... он знает об этом месте?
— Элиас создан из моих воспоминаний о том времени, когда я ещё надеялся, что всех можно спасти, — ответил Крид. — Это моя единственная сентиментальность. Позволить части себя остаться наивной.
Лифт поднимался к свету, а Ольфария думала о том, что теперь никогда не сможет забыть холодный морг с его бесконечными рядами неудач. И о том, что, возможно, именно этого и добивался её учитель.
Выйдя из небоскрёба, они свернули за угол к небольшому итальянскому кафе, втиснувшемуся между готическими арками соседних зданий. Неоготическая башня Крида возвышалась над ними чёрным монолитом, её шпили терялись в утреннем тумане.
— Буонджорно, дотторе Крид! — радостно воскликнул хозяин кафе, пожилой итальянец с роскошными усами. — Ваш обычный столик свободен.
Крид кивнул и провёл Ольфарию к угловому столику у окна. Утреннее солнце пробивалось сквозь витражные стёкла, окрашивая белую скатерть цветными бликами.
— Два эспрессо, — сказал Крид официанту, затем взглянул на Ольфарию. — И корнетто с кремом для леди.
Она удивилась — откуда он знал о её слабости к итальянской выпечке? Впрочем, Крид знал о ней много чего.
— Как часто вы сюда приходите? — спросила Ольфария, разглядывая уютный интерьер кафе.
— Каждое утро уже лет двадцать, — ответил Крид, снимая перчатки. — Марко варит лучший кофе в столице. Да и его жена готовит корнетто почти как в Милане.
Официант принёс заказ. Аромат свежего кофе смешался с запахом тёплой выпечки. Ольфария откусила кусочек корнетто и закрыла глаза от удовольствия — крем был нежнейшим, тесто таяло во рту.
— Вчерашняя операция с аневризмой, — начал Крид, помешивая сахар в эспрессо. — Ты использовала предбожественный уровень целительства на полную мощность. Как себя чувствуешь?
— Нормально. Небольшая усталость, но зелье восстановления помогло.
— Хорошо. Но в следующий раз не трать так много сил сразу. Лучше делать несколько подходов, чем рисковать истощением.
Ольфария кивнула, запивая корнетто кофе. Они говорили как два врача, обсуждающие сложный случай. Никаких упоминаний о магии, о бессмертии, о моргах в подземельях.
— А случай с проклятием немоты у ребёнка? — спросил Крид. — Ты справилась быстрее, чем я ожидал.
— Элиас помог советом, — призналась она. — Предложил использовать ледяную магию для изоляции проклятия перед извлечением.
— Разумно. Элиас хорошо разбирается в комбинированных техниках. — Крид сделал глоток кофе. — Кстати, о технике. Я заметил, что ты слишком полагаешься на интуицию. Это хорошо в экстренных случаях, но для плановых операций нужна методичность.
— В моём прошлом... в больнице, где я работала, мы часто действовали по наитию. Времени на детальное планирование не было.
— Здесь другие условия. У нас есть время на подготовку, лучшие инструменты, точная диагностика. Используй эти преимущества.
За соседним столиком сидела пара влюблённых, тихо разговаривающих над чашками капучино. Старик в углу читал утреннюю газету, периодически ворча на политические новости. Обычная утренняя жизнь обычного кафе.
— Виктор, — сказала Ольфария, откладывая вилку. — А как вы относитесь к тому, что люди вас боятся?
Крид поднял бровь.
— Боятся? Скорее уважают.
— Нет, именно боятся. Я вижу, как они себя ведут в вашем присутствии. Как будто ходят по минному полю.
Крид помолчал, глядя в окно на прохожих.
— Страх полезен, — наконец сказал он. — Он дисциплинирует. Заставляет людей думать, прежде чем действовать. В медицине ошибки недопустимы.
— Но они же не видят в вас человека.
— Потому что я им не являюсь уже очень давно. — Крид допил эспрессо и поставил чашку на блюдце. — Хотя... с тобой проще разговаривать. Ты не смотришь на меня как на монстра или божество.
— А как я на вас смотрю?
— Как на коллегу. Старшего, опытного коллегу, который может многому научить. — В его глазах мелькнула тень улыбки. — Давно я не чувствовал себя просто врачом.
Марко подошёл с подносом, предлагая ещё кофе. Крид покачал головой и оставил на столе несколько золотых монет.
— Время возвращаться, — сказал он, вставая. — Сегодня у нас сложный день. Привозят пациента с магическим раком крови.
— Магический рак? — Ольфария тоже поднялась, накидывая плащ.
— Да. Очень редкое заболевание. Я покажу тебе, как его лечить.
Они вышли из кафе в утреннюю прохладу. Готические башни небоскрёба Крида устремлялись в небо, напоминая о том, что за завтраком с ними сидел не обычный врач, а один из самых могущественных магов империи.
Но на несколько минут Ольфария почти забыла об этом. Просто два доктора, обсуждающие работу за утренним кофе. Почти как в прежней жизни.
Они шли обратно к небоскрёбу молча, каждый погружённый в собственные мысли. Утренний туман постепенно рассеивался, открывая готические детали архитектуры. Крид ступал размеренно, руки сложены за спиной, взгляд устремлён вперёд. Ольфария шла рядом, время от времени поглядывая на своего учителя и размышляя о странности их отношений.
Несколько минут назад он был просто коллегой за завтраком. Сейчас снова превратился в непроницаемого мага, чьи мысли скрыты за маской безразличия. Как он умудряется так легко переключаться между ролями?
Подходя к главному входу клиники, они услышали топот копыт и лязг металла. К крыльцу подъехала роскошная карета с гербом на дверце — золотой лев на алом поле. Карета была окружена конной стражей в блестящих доспехах.
— Герцог Альфонс, — тихо сказал Крид, узнав герб. — Приехал раньше, чем я ожидал.
Из кареты выскочил мужчина средних лет в дорогом камзоле, его лицо было искажено тревогой. Следом вышла женщина в траурном платье, закрывающая лицо вуалью. И наконец, очень осторожно, два слуги вынесли носилки.
На них лежал молодой человек лет двадцати, и Ольфария сразу поняла, что это пациент с магическим раком. Даже издалека было видно, как болезнь поразила его организм. Кожа имела нездоровый серо-зелёный оттенок, под глазами залегли тёмные круги, а волосы местами выпали клочьями. Но хуже всего были его глаза — когда-то, наверное, ясные и живые, теперь они горели лихорадочным блеском.
— Мастер Крид! — воскликнул мужчина в камзоле, бросаясь к ним. — Спасибо, что согласились принять моего сына. Я герцог Ренальдо Монтефьоре. Это моя жена Изабелла. А это... — голос его дрогнул, — это наш сын Альфонс.
Крид кивнул с официальной вежливостью.
— Герцог. Мы ждали вас. Проходите в клинику, я сразу проведу осмотр.
Слуги внесли носилки в здание. Ольфария шла следом, не отрывая взгляда от больного. Молодой герцог был красив даже в своём ужасном состоянии — правильные черты лица, благородная осанка даже в положении лёжа. Но магический рак безжалостно пожирал его изнутри.