Егор задумался. Хотелось, ой как же хотелось! Но… А почему это «но»? Вполне нужно разведать обстановку и устроить засаду на османов в месте, откуда они пришли. Это же разумно? Так и должен поступать командир. Теперь враг не станет бросаться в атаку в этом месте, где нашли свой последний путь два полка лучших османских воинов.
— Пойду, ты за старшего, Акоп, — принял решение Егор.
— Твое высокоблагородие, я же не то хотел. Я хотел… — начал было возмущаться ротмистр, но, встретив серьезный и решительный взгляд от Игнатова, поник. — Выполню!
Уже через полчаса, в сопровождении казаков, которые отправились скорее не для того, чтобы проводить полковника и его десяток, а чтобы проверить трофеи, Егор вышел к той самой дороге.
— Я осмотрюсь. Держите окрест все места! — приказал Игнатов и стал взбираться на гору.
На вершину полковник не залез, не получилось бы с винтовкой, но и с того места, где находился Игнатов, было все очень даже хорошо видно.
На русских позициях идет бой. Янычары уже подошли вплотную и даже пытаются закрепиться на двух русских укреплениях. Защитники контратакуют, по пока не особо успешно. Но это, как понимал Егор и должно было предполагаться, не собирался же Волынский выстоять малым числом против огромного войска османов. Наверное, персы изготавливаются ударить и погнать османов. А так, жарко там, но русские стоят.
— Что за скоморох? — сказал Егор, доворачивая винтовку чуть в сторону, к тылу османских войск.
В этот момент не Егор держал в руках винтовку и всматривался в оптический прибор, это некие непонятные силы, не давали Игнатову смотреть в другую сторону.
— Это опасно! — сказал сам себе командир стрелков. — Это не разумно.
Он все говорил и говорил, но сам себя не желал слушать.
— Выдвигаемся! — наконец, принял решение Егор Иванович Игнатов. — Но сперва быстро к остальной роте и всех сюда звать. Застрелим тут кое-кого глупого.
Глупым Куюджу Мурата-пашу назвать было точно нельзя, а вот беспечность он проявил. Ставка османского визиря стояла в шагах четырёхстах от леса, что раскинулся на склоне горы. Никто не стреляет с такого расстояния, никто не умеет оптических приборов для стрельбы. Никто… кроме нас.
— Никто, кроме нас! — пришла в голову Игнатова странная фраза, озвучить которую ну очень хотелось.
*…………*…………*
— Бах-ба-бах! — звуки взрывов в стороне, там, где сейчас воевал Игнатов, были слышны даже тут, на русских позициях.
Эти взрывы были различимы в череде выстрелов, раздающихся с русских позиций. Между тем, уже стреляло все, что только могло стрелять. Уже мелкие отряды османов смогли просочиться в стороне от русских укреплений, взобраться на отвесному склону и зайти русским в тыл.
Но тут размялся атаман Заруцкий. Это избиение османов было сродни, как спортсмен разминается перед тренировкой. И теперь Иван Мартынович только и жаждал, что полноценной тренировки, а его все никак не привлекают.
Волынский и рад был использовать казаков, но кроме как спешить станичников и поставить их на участки, где русские полки потеряли больше всего воинов. Государь бы в таком случае сказал, что это «как забить гвоздь микроскопом» — можно, но лучше же делать это молотком. Именно эти казаки — отличные конники, которые используют пики и умельцы в конной рубке. Но вот держать оборону и стрелять залпами, они плохо обучены. Лишь только при опасности прорыва казаки, как опытные индивидуальные рубаки, могут пригодиться.
— Узнайте мне, что так взрывалось! — выкрикнул Волынский, всматриваясь в зрительную трубу в том направлении, откуда прозвучал взрыв. — Если нет сигнала и посыльного, значит Игнатов воюет. Нужны подробности. Если оттуда идет большое войско османов, нужно будет отходить.
Гора закрывала обзор.
Как только убыл один вестовой, отправленный узнать об обстановке у полковника Игнатова, прибыл тот, что должен был разузнать о происходящем у персов. Непонятная суета в стане персов продолжалась.
— Говори! — повелел Волынский, смахивая обильно текущий со лба пот.
Тучи ходили кругами, словно в них скрывались боги-олимпийцы и смеялись над воюющими людишками, но парило сильно. Так всегда бывало перед дождем, который все-таки должен был начаться.
— Убит шах Аббас, — сообщил вестовой.
— Что??? — Волынский чуть не упал, эта новость чуть ли не физически лягнула воеводу.
Повторять сказанное вестовой не стал, Федор Коломейцев, ближний помощник воеводы оттянул того в сторону и стал расспрашивать, пока Степан Иванович Волынский судорожно соображал.
— И что дальше мне делать? — спрашивал сам себя Волынский, и сразу задал вопрос громче. — Кто сейчас управляет персидским войском?
Отвечал уже Коломейцев:
— Боярин-воевода. Нет там порядку. Аббас имел у себя военачальников, но никого не выделял, сам принимал решения. Оттого нынче они и не понимают, что делать и кого слушать. Того и гляди, начнут свару меж собой. Одни отправились ловить убивца. Причем одного чуть ли не всей конницей. А я так думаю, что под этим предлогом, бегут персы.
— Этого только нам и не хватало! — воскликнул Волынский. — А кто убил Аббаса? Турки?
— Да, говорят, что они. Один ушел, за ним отправили нынче пять полков конницы, — сообщал Федор Коломийцев. — Убивец был обряжен в турецкую одежу, но за чем-то поджег себе лик.
И тут Волынский вспомнил того «турка с рязанским лицом». Сколько же странностей во всем этом! И Татищев уехал спешно и вот смерть Аббаса, а до того только и разговоры о том, что России не по пути с этим шахом. Не был Волынский глупым человеком, чтобы не суметь сопоставить все имеющиеся факты. Но, что радовало Степана Ивановича, так это слова Михаила Игнатьевича Татищева.
— Продержитесь до вечера… Только до вечера, — задумчиво процитировал русского дипломата, воевода Волынский.
— Боярин-воевода, янычары на приступ пошли! — нарушая субординацию, за что может быть и наказан, выкрикнул один из вестовых.
Отвлечение на ситуацию со смертью шаха и уход в свои мысли, не позволили Волынскому дать четкие приказы войскам и пусть русские пушкари проявили инициативу и стали спешно готовить свои орудия на дальнюю картечь, некоторое время было уже упущено.
Эта атака была более чем серьезной, многоуровневой. Впереди шли не янычары, а перегруппированные азапы. Шли еще какие-то воины, определить принадлежность которых было сложно. Все они выступали щитом для янычар.
— Пусть бьют всем, что есть! — сказал Волынский.
Вот теперь уже сдерживаться смысла не было. К краю оборонительных сооружений подошла и вторая линия стрельцов. Теперь воины распределяются таким образом, чтобы организовать постоянную стрельбу. Первые разряжаются, после вторая линия бьет, третья. Все выдерживают некоторое время, стараясь целиться и предоставляя возможность своим боевым товарищам перезарядиться.
— Бах-ба-бах! — прозвучал залп первого десятка пушек, за ним выстрелили и остальные орудия.
Первый ряд легкой османской пехоты смело. Эти воины, уже ходившие в безрезультативную атаку, было дело, дрогнули, но янычары, подпирающие «свой щит», не дали шансов азапам на бегство.
Османы, приблизившись на шагов шестьсот, побежали, плохо, что вперед, на русские позиции. У части воинов были мостки, у других фашины, эта волна атакующих явно рассчитывала не только дойти до рва, но и закидать его ветками для переправы.
Прозвучали первые залпы стрельцов, но это мало принесло результата. Явно далеко еще находились османы. Второй залп был произведен так же почти в пустую и только третья линия стрелков смогла немного проредить атакующих.
— Бах-ба-бах! — русские пушкари показывали образцовую работу.
Важно было не только научить пушкарей быстро работать, но еще делать это в условиях боя, когда не менее двадцати тысяч вражеских воинов стремительно наступали. И тут сыграл опыт русско-польской войны.
— Передайте Заруцкому, чтобы спешил две тысячи казаков, что рубиться добре умеют, — приказал Волынский. — Пошлите к персам, пусть пришлют своих рубак. Уговаривайте, угрожайте, но чтобы не менее пяти тысяч персов были здесь. Мы падем, из перережут, как кур, не посмотрят, что много!
Справиться с этой задачей вызвался Федор Коломийцев. Нехотя, но Волынский отправил именно его, перед этим перекрестив помощника и троекратно расцеловав.
Воевода уже видел, что рубки не избежать. Отступать враг не будет. В эту атаку брошены большие силы, враг подводит свои полевые орудия и собирается применить их при штурме. Отвлекаться на контрбатарейную борьбу нельзя. Сейчас каждое русское орудие важно для отражения приступа и уничтожения османской пехоты.
Тем временем, передние ряды турецкой пехоты уже начали разбирать рогатки. Эта задача оказалась не такой и легкой. Они были вкопаны, нужно было примерить недюжинные усилия, чтобы выдергивать, или рубить такие преграды. А еще все рогатки были обвязаны веревками, нетолстыми канатами. Эту веревку легко разрубить, если положить под ее дерево, или камень, но на весу сложно. Два, три, пять раз нужно рубануть, чтобы веревка была разрублена.
Это все время, которое работало только на русских. Все стреляло, стволы русских пушек накалились, но на это мало обращали внимание. И то, что пушки поливали водой для охлаждения, уже не помогало. И вот результат — один ствол разорвало и трое пушкарей, бывших рядом, получили ранения, не дающие шансов выжить.
Османы бежали, но отдельные отряды останавливались, быстро выставляли свои ружья подпорки и разряжали их в сторону русских защитников. От такого, скорее, беспокоящегося огня в русском стане были ранения, смерти. Немного, но тела русских стрельцов уже лежали на укреплениях, усложняя организацию беспрерывной стрельбы.
— Поджигайте! — сказал Волынский.
И три воина из розмысловой роты побежали в сторону, где располагались концы пропитанной горючей смесью веревки.
Воевода понимал, что, вероятно, поспешил взорвать заложенные бочки с порохом, но он увидел, как две таких бочки были найдены противников и там перерубили трут. Враг понял, что такие заряды на поле боя имеются и будут теперь искать остальные. Так что лучше сейчас взорвать бочки.