Странно, что они ничего не говорят и не спрашивают о магии. А ведь это первое, что стоит предлагать и чем хвастать.
Ухмыляюсь. Тьма от источника в кончики пальцев, знакомое плетение… и на моей ладони появляется чёрный паук.
Священный ужас в глазах пацанов и восторженный выдох.
Да что у них в этом мире с магией? Что за реакция на слабенькую и почти бессмысленную заклинашку?
Где-то в столице
– Хочешь сказать, это мальчишка вас так отделал? Мелкий Каменский? Без чьей-либо помощи? – Владислав Беркутов, правая рука князя Назарова, недоверчиво осмотрел мрачное лицо Шаха. Из-под воротника к скуле у того тянулся громадный кровоподтёк.
– Да я этому сопляку ноги из жопы вырву! И пятками обратно воткну! – озверел Шах. – Червь чуть не подох там, на дороге! Мелкий ублюдок просто раздробил ему грудину!
– Как? – уточнил Беркутов.
– Что – как?
– Расскажи, как Никита Каменский раздробил грудину твоему приятелю Юрию Червеню. Заклинание, артефакт, – что это было? Всё, что видел.
– Меня он отключил первым.
– То есть уверенности в том, что это сделал пацан, у тебя нет.
– Кроме него и Соболева там никого больше не было. И тебе ли не знать, Бек, что, удерживая Щит крови, сражаться невозможно. Значит – пацан.
О как. Жизнь становилась всё интереснее… Из небытия вылез маг-защитник рода Каменских, да ещё и под ненарушимым кровным договором. Крайне любопытно, в чём этот договор заключается.
– Ничего, Шах. Даже если вы не привезли мальчишку, информация того стоила. Его сиятельству понравится.
Беркутов поднялся и пошёл к дверям больничной палаты.
– Так а что делать с мелким ублюдком? – кинул ему в спину Шах. – Он теперь в военном лагере Императорского училища. Там я до него не дотянусь.
– Костик, ты, случаем, не хочешь сказать, что я слишком много тебе плачу? – развернулся к нему Беркутов. – Или пацан вместе с селезёнкой отбил тебе и мозги? Ладно. Станислав Каменский, пока не подох, много кому успел перейти дорогу. Найди кого-нибудь, пусть хорошенько припугнут его сынка. Поставь пост. Если сбежит из лагеря – прими и сразу тащи в поместье.
– А если не сбежит?
– Ты совсем идиот? Пусть сделают так, чтобы сбежал.
– А что делать с Соболевым? – не унимался Шах.
Беркутову ужасно хотелось сказать, что именно Шах может делать с Соболевым. Или Соболев – с Шахом. И желательно не раз. Но он пересилил себя и кратко ответил:
– Разберёмся.
Глава 8
Вечером нас выгоняют на плац.
– Вечерняя ра-азрядка! – командует сержант Беляев с ехидной рожей. – Чтоб ночью сны ненужные не снились!
Подтягиваемся, приседаем, отжимаемся. Я выкладываюсь едва не из последних сил. Слабое тело… Погано.
А вот Палей, хоть и тощеват, справляется легко. Это видно, хотя он старательно выдрючивается, демонстрируя слабость и смертельную усталость. Сержант не менее старательно этого не замечает. Степень наглости одного и безразличия второго растёт.
Интересно, кого замкнёт первым?
– Надо отдохнуть, – наконец заявляет Палей и выходит из «планки». Переворачивается на спину, раскидывает руки в стороны.
– Надо так надо, – кивает сержант. – А не устанешь? Отдыхать-то?
– Чё это… – начинает Палей, и вдруг на его лице проступает страх. – Отпусти!
Он орёт, бьётся, изгибается, но почему-то не может подняться.
Плетение гравитации?
Сержант нарочито медленно ковыряется в ухе:
– Оглушил совсем своим визгом…
– Отпусти! А то я!..
– Папочке пожалуешься? – понимающе кивает Беляев. – Смотри не забудь! Князю будет приятно узнать, что всего-то при двух «джи» его наследник не в состоянии подняться с земли. Зато у тебя есть все шансы хорошенько накачать пресс. Что уши развесили? – это уже нам. – Быстро поднялись – и пять кругов вокруг плаца! Горчаков, куда пялишься, хочешь рядом прилечь?!
Уже уходя за нашей нестройной толпой с плаца, сержант словно о чём-то вспоминает. Останавливается и говорит:
– Эй, Палей! Захочешь в клозет – кричи. Только громче. Что-то у меня сегодня со слухом проблемы…
– Как ты нормативы-то сдал? – вполголоса спрашивает меня Егор.
– Старался, – вздыхаю я. – Все мышцы потянул…
– Точно хорошая протекция, – говорит в небо Бородин.
Вот же… Токсин! Так и буду его называть, он вроде не против.
Но он тут же хлопает меня по плечу:
– Да ничего, к августу уже полегче тебе будет.
Надеюсь.
Ночь в казарме на тридцать коек – то ещё удовольствие. Давно со мной такого не случалось. Командирский шатёр – да. Но…
Хатуровы… Прокачка каналов… Бурный секс… Наглые маги на дороге… Мой боевой транс… Физнагрузка… Вырубаюсь махом.
И быстро просыпаюсь непонятно отчего. С минуту лежу, вслушиваясь в ощущения. Что случилось? Опять парни лишнего намахнули и бузят у костра? Последователи Дориана упёрли у адептов Гамены очередную золотую статую? Или…
Пятая сиська Теи! Подпрыгиваю на пружинной кровати.
Вспоминаю, что теперь низшие божки – ни разу не моя проблема. А вот ледяной родничок, упорно бьющий мне прямо в зад, – как бы да.
Что за хрень?
Оглядываю пацанов и вспоминаю: княжонок Палей! Мстительная белобрысая рожа. Нет чтобы в рукопашке определиться, так он магическую подлянку устроил. Маг воды по списку Матвея именно он.
Мало, сука, провалялся на плацу под двумя «джи»?
Тихо стекаю на пол, сажусь, прислонившись спиной к тумбочке.
Судя по тому, насколько в этом мире тухло с силой источников, родник иссякнет сам. Как только Палей выдохнется. А выдохнется он очень скоро – это по насквозь промокшему матрасу видно. Минут через двадцать.
Привычное обращение к источнику… Плетение… Пауки? Да, лучше всего они. Мелкие – чем меньше, тем больше их будет. И-и-и-и-и…
По-бе-жа-ли!
Парень, сейчас ты удивишься.
Через полминуты притворяющийся спящим княжонок начинает ворочаться. Ещё через минуту раздаются звонкие хлопки и тихий мат. А то! Два десятка пауков меньше рисового зерна кого угодно доведут. Если будут беспрерывно по морде топтаться.
Да, и хлопать по ним лапами совершенно бесполезно!
Потягиваюсь и складываю руки на груди. Ничего, пацан. Сейчас проверим, у кого магия магичнее. Судя по подкрадывающейся тошноте, я продержусь часа два. А ты?
Устроившись удобнее, начинаю работать с источником. Если спать мне опять не светит, самое время потренироваться. От двери по полу тянет прохладой, наглый пацан на своей койке вертится и чешется… чудный фон для медитации.
Родник наконец перестаёт журчать.
Чтобы не промокнуть, вынужденно отодвигаюсь к тумбочке Токсина. Нет, Палей, от меня ты двадцатью минутами не отделаешься! Даже если мне придётся заблевать тут весь пол, чесаться тебе ещё долго.
Утром подскакиваю даже раньше, чем в казарму влетает сержант Беляев. Бодрый настолько, будто всю ночь в фонтане жизни отмокал. Хотя вряд ли в этом мире такие имеются.
Поднимаюсь с пола, потягиваюсь и с удивлением понимаю, что чувствую себя прекрасно. Отличная штука – молодость!
За ночь лужи на полу высохли. А вот с кровати продолжается редкая капель. Зато на рожу Палея приятно посмотреть. Магический откат плюс бессонница – чудный тандем. А если у парня не сработает понималка – впереди ночей много. А я сейчас злой.
До завтрака Беляев гоняет нас по плацу.
И-и-и… Ноги на ширине плеч, вращения, повороты туловища, приседания и прыжки. Потом подтягиваемся (дотянул до десяти раз – неслыханная крутизна!). Потом отжимания и «планка».
– Раз… Два… – считает секунды сержант. – Сорок…
Практически все мои будущие сокурсники вполне прилично подготовлены физически. Оно и понятно – слабаков в военное училище не берут.
А вот я пока где-то в низу рейтинга. Выкладываюсь, но до более-менее приличных результатов мне далеко.
На верху – качок Юсупов. Мышцы вот-вот порвут спортивную футболку.
По списку Матвея, его семья занимается финансами. Банк, две верфи, своя флотилия и водные грузовые перевозки.
Представляю, как Колян Юсупов с его простецкой рожей договаривается с банкирами, и начинаю ржать.
И тут же утыкаюсь лицом в асфальт плаца.
– Что смешного, кандидат Каменский? Может, скажете нам, и посмеёмся вместе? – наклоняется ко мне Беляев, продолжая придавливать мою спину берцем.
Клизму Шанкры тебе в морду!
– Ничего смешного, господин сержант! – рапортую по-армейски.
Тот кивает и проходит дальше.
В общей сложности корячимся минут сорок без остановки.
Заканчиваем кроссом на пять кругов. И даже воспоминания о вчерашней армейской стряпне не портят мне настроение, когда Беляев командует душ, а после душа – построение на завтрак.
В душе краем глаза ловлю физиономию Палея. За ночь пацан растерял нарочитую придурковатость и теперь светит натурально злобной мордой. То ли ещё будет, мелкий! Вспоминаю, что у него вдобавок два наряда на кухне. Но опять не сочувствую.
Постояв у раздачи, в столовке садимся уже привычно вдвоём с Егором Ильиным. Стол – самый дальний, в пыльном углу. Токсин отчего-то всё ещё топчется с подносом. Выискивая его в толпе будущих курсантов, понимаю почему.
Неуспокоившийся Макс Горчаков заступил ему путь, собрав вокруг десяток юных аристо. Шакальё, прибившееся к крутым волкам. Но не все прибились – что уже радует.
– Гарпячий навоз! – ругаюсь себе под нос, поняв, что спокойно дойти до нашего стола бастарду не дадут.
И точно: одна подножка – и он летит на пол. Поднос переворачивается, утренняя овсянка заливает новую форму.
– Сволочь! – Ильин вскакивает.
Но я быстрее.
Терпеть нет ни желания, ни необходимости. Влетаю в толпу с ноги. Шакалы кеглями сыплются в стороны. Мы с Горчаковым оказываемся в кругу – один на один. Что, не ожидал?