Моя команда – Бородин, Палей, Ильин и Львов – в темноте не видят, в отличие от меня. Навык ночного зрения очень полезная штука…
– Чё за хрень? – спрашивает Токсин, нервно оглядываясь.
– Тш! – внезапно говорит Ильин. – Я что-то слышу. Будто камень трётся о камень.
Мы прислушиваемся. Сначала я ничего не слышу. Потом звук, о котором он говорил, становится громче. Какой-то шорох и треск. Откуда – не понять.
– Всем отойти от стен! – раздаётся из ниоткуда странный нечеловеческий голос.
Мы дружно отпрыгиваем от дверного проёма в центр почти треугольного помещения сразу с четырьмя арками проходов. Нет, уже с тремя: витой лестничный пролёт, по которому мы спустились, со скрипом прокручивается вокруг своей оси и закрывается каменной стеной.
– Жопа мрака, блин, – хмурится Токсин. – Они нас что, заперли тут? Обратно, типа, не вернуться? А если мне приспичит в сортир?
– Давай свет! – командую я.
– Есть свет! – отзывается он. Раскрывает ладонь и делает несколько пассов. На ладони появляется мутный шарик света.
Палей хмыкает, хочет что-то сказать, но…
– ВНИМАНИЕ!!!
Все, кроме меня, подпрыгивают от неожиданности. Даже Львов содрогнулся.
Голос разносится откуда-то из стен. Наверное, там динамики. И голос странный. Не женский, не мужской. Я бы даже сказал, неприятный.
– Участники испытания…
Неожиданно голос прерывается, и его заменяет бас Зверевича:
– Так, ну-ка дай сюда. Эй, детишки, слышно меня? Алло-алло? Все собрались? Молодцы. Вам уже весело? Что ж, сейчас будет ещё веселее. Первое. Хочу сказать, что я вас всех терпеть не могу. Вы все меня просто бесите. Вылизанные мамками, избалованные, сопливые. Пожалуй, впервые за мой срок службы империи я столкнулся с настолько изнеженной малышнёй, не понимающей, почему она здесь и для чего. Натуральные девки!
Палей сжимает зубы:
– Майор попутал что-то. Раньше он так не выражался вообще… Не думал, что он такой солдафон.
Голос из динамика продолжает вещать. Причем даже тон у Зверевича изменился: не такой спокойный и слегка ироничный, как обычно.
– Это итоговое испытание я видоизменил специально для вашего потока, чтобы заставить вас переосмыслить происходящее. Напомнить, что вы не в санаторий приехали, а в специальный военный лагерь. Чтобы попасть в Императорское училище, куда отбирают лучших из лучших. Защитников империи. Воинов. Лидеров. Тех, кто встанет грудью между родиной и тварью из разлома.
Надо же, какой пафос… На фоне солдафонства. Но это точно голос Зверевича.
Осматриваю лица парней. Похоже, им уже не так весело. Мы успели познакомиться со Зверевичем. Серьезный, волевой, одинаково вежливый со всеми. При этом дворянин с безукоризненными манерами. А сейчас он будто изменился. Притом не в самую лучшую сторону…
– Второе! Каждый из вас, приехав в лагерь, подписал контракт. Где очень многое написано мелким шрифтом о ценности ваших тушек. Мало того, главы ваших родов предоставили письменное согласие делать с вашими жалкими жизнями что угодно. Что, княжата и графята, не верите мне? А зря… Подумайте мозгами хоть раз. Как вы здесь оказались? Почему вы здесь оказались? Может, чем-то разочаровали папу? Может, папа хочет сделать наследником рода вашего младшего братца? А может, вы просто идиоты, которых можно пустить в расход, а потом заявить, что погиб героем во благо империи? Понимаете теперь? – Голос Зверевича становится холодным. – Поэтому вы сегодня либо докажете мне и вашим родам, что хоть чего-то стоите, либо… сдохнете. То же самое относится и к простым нетитулованным дворянам, которых среди вас большинство. Перед лицом смерти ни титул, ни происхождение вас не спасут. А теперь – наслаждайтесь, отбросы.
Голос затихает. Звенящая тишина.
– Чушь, – первым выходит из ступора Палей. – Он нас на понт берёт. Мы же аристократы. Ничего он нам не…
Чей-то отдалённый крик за стенами затыкает его. И в этом крике можно различить что-то вроде «помогите» и «больно».
Палей сглатывает и почему-то смотрит на меня.
Морщусь:
– Спокойно. Нужно разобраться, что происходит.
Зверевич блефует? Возможно… Велика вероятность. Я недолго в этом мире, но уже успел заметить, как тут оберегают аристократскую кровь. Да, мы действительно подписывали бумажки, приехав в лагерь. И я (как понимаю, в отличие от многих) успел зацепиться взглядом за интересный пункт об отсутствии ответственности за моё здоровье. Как моральное, так и физическое. Но меня это не особо удивило. Типичный договор при поступлении в армию, такой же, как в моём мире.
Неужели я расслабился и чего-то не понял?
– Так, – выдыхаю я. – Слушаем меня внимательно. С этого момента каждый наш поступок взвешивается. Каждый шаг оцениваем, будто от этого зависят наши жизни.
Львов пристально смотрит на меня.
– Согласен. Что-то тут не так. Совсем не так.
Палей отмахивается, хотя по взгляду видно, что он нервничает.
– Ой, да ладно вам, ссыкунишки. Ничё нам не будет. Так! Предлагаю топать вон туда, – указывает на проход перед нами.
– Хочешь – топай. Я предпочитаю немного подумать, – отрезает Токсин.
– Впервые слышу, что у горчаковского ублюдка есть мозги, которые в состоянии думать, – хмыкает Палей.
– Да пошёл ты, – привычно реагирует бастард.
Так. Понятно. Скандалы в стрессовой ситуации. Это нужно пресечь. Быстро. Кардинально. Если сейчас их на место не поставлю – потом не разгребёмся.
– Ещё раз вякнешь не по делу – будешь иметь дело со мной, – предупреждаю Палея, глядя ему в глаза.
– И чё ты сделаешь? – щерится он. – Просто держи своего карманного ублюдка при себе.
Повисает тишина.
«Хрясь!» – мой кулак влетает ему под дых. Палей хекает и сгибается.
– Повторить?
– Не надо. Я понял.
– Я и сам бы мог, – хмыкает Токсин.
– Не мог бы, – жёстко отвечаю я. – Или тебе тоже объяснить?
– Не, – мотает головой Токсин. – Предпочитаю учиться на чужих ошибках.
Оглядываюсь. Так. Вроде бы ограничения по времени у нас нет. Временной фактор только один – кто первый пройдёт испытание. Но так мыслят все команды. Они начнут спешить, совершать ошибки.
– У кого какие идеи? – спрашиваю я
– Судя по недавней лекции Зверевича, ситуацию надо приравнивать к боевой, – говорит Ильин, разряжая обстановку.
– Кто-то слышал об этом подземелье? Может, кто-то упоминал? Родители, братья-сёстры, знакомые? – спрашиваю я.
– Конкретно об этом – нет, – отзывается Палей. – Но что-то такое есть в тренировочной башне Императорского училища. Макс Горчаков говорил. Там его кузен тренируется. Там дополненная реальность. Ну, как в игре, что ли…
Не похоже это на игру…
– Выдаются оружие и доспехи?
– Ну да.
– Понятно. А вот нам не выдали. Будем считать, что опасность заключается не в сражениях…
– Я никаких тварей тут не чувствую, – кивает Львов. – Хотя… Почувствовать тут что-то сложно. Меня будто-то бы… глушат.
– Диаметр твоих плетений? – уточняю я.
– Метров десять, – неохотно отвечает он. – Но толку-то.
Ну-ну, парень… Тогда, на полосе препятствий, ты находился от меня на расстоянии не менее пятнадцати метров. Могу добавить, что ложь выдаёт истину не хуже правды.
– Держи на всякий случай контроль. Токсин, на тебе свет. Палей… храни запас сил на случай, если мы тут застрянем. Создашь воду, чтобы мы не подохли от жажды.
– У меня магически усиленный слух, – внезапно говорит Ильин. – Я тоже могу мониторить окружающее. Пойду вперед, если что пикнет или шевельнётся – сразу предупрежу.
Киваю, перевожу взгляд с одного на другого.
– Итак. Будем считать, что это лабиринт. Все помнят правило правой руки? Тогда пошли направо.
Свет Токсина мне без надобности. Ночное зрение превращает окружающую темноту в подобие сумерек. Серый камень вокруг, связки кабелей, тянущихся вдоль стен, тихое гудение решётчатых вентиляционных шахт над головой. Множество проходов, соединяющих огромные пустынные залы и крохотные комнатки. Тоже пустые.
Мы идём медленно, прислушиваясь к каждому скрипу и дыханию друг друга. Удивительно, но напряжение растёт именно из-за того, что… ничего не происходит. После слов Зверевича это кажется очень странным.
В одном из переходов кто-то из парней нервозно икнул. А подпрыгнули от неожиданности все. Даже я еле сдержался, чтобы мгновенно не перейти в боевую стойку. Каждый отрицал свою причастность к «наведению шороха».
– Это тупо безвыходная хрень! – злится минут через пятнадцать Токсин. – Мы вернулись к началу!
– Заткнись и дай подумать, – требует Палей.
– А ты умеешь?
Зелёный понос Шанкры!
– Палей, не заткнёшься – он тебе в суп такую фигню подольёт – неделю с горшка не слезешь! Токсин – ещё слово – и у тебя в прямой кишке окажется литров пять жидкого. Палей такое может, поверь.
– Главное, чтобы мы успели отбежать подальше! – хмыкает Ильин.
Парни нервно ржут. Хмыкает даже всегда невозмутимый Львов.
Весело.
И ещё веселее становится, когда голова Ильина…
…отлетает от тела и падает на пол. Всё с той же улыбкой, будто продолжает смеяться над шуткой.
ТВОЮ МАТЬ!
Орали все. Палея вообще вырвало, и даже Львов потерял самообладание. С большим трудом мне удаётся успокоить паникёров. Подхожу к обезглавленному телу.
Я-то мёртвых повидал немало. Ну… вот ещё один.
Тело как тело. Ничего особенного не чувствую… Чёрт… Ты был хороший парень, Егор Ильин. Возможно, через какое-то время я смог бы назвать тебя другом. Прости. И прощай.
Однако это уже, мать твою, совсем не шутки.
Я встаю, осматриваюсь.
Что обезглавило Ильина? Пока остальные приходят в себя, я осматриваю каждый сантиметр стен, но Львов меня опережает. Хоть и с трудом, но он явно взял себя в руки первым из группы. Впечатляет. Нет, правда. Для восемнадцатилетнего мальца, не нюхавшего крови, это достижение.
– Тут какая-то порванная леска на стене висит, – тычет он пальцем в проход. – Растяжка? Ильин шёл первым, вот и напоролся на неё шеей. Похоже, она зачарована так, что рвётся после первой… жертвы.