Тот подхватил сумку и крякнул: она оказалась намного тяжелее, чем выглядела. Он попытался открыть молнию. А когда та не поддалась – использовал плетение разрыва. И снова безуспешно.
Несколько минут он рассматривал сумку, щуря стальные, обесцвеченные возрастом глаза и поджимая и без того узкие губы в почти невидимую полоску.
– Не такое уж и дерьмо, между прочим. Полагаю, тут стоит какое-то защитное плетение. Довольно талантливое. Оно жрёт эфир и, кажется, от попыток воздействия магией лишь становится сильнее.
– Артефакт?
– Да, и притом сильнейший. Володя, твой магический сейф в сравнении с этим «дерьмом», как ты изволил выразиться, – стеклянная хрюшка-копилка. Я даже боюсь представить, сколько эта вещь будет стоить на «Сотбис».
– При условии, что мы сумеем её открыть.
– Не сумеем. Ни открыть, ни разрезать, ни сжечь, ни даже взорвать. К тому же…
– Что ещё?
– Думаю, тут есть и аспект пространственного дара. Эта вещь явно тяжелее, чем должна быть.
– В жопу британскому послу все эти аспекты! Где ты видел такие плетения, Пётр Георгиевич? Но не это сейчас главное. Главное – что кто-то из наших курсантов забрался в мой кабинет и умудрился вскрыть сейф. И что ещё главнее – не только выжил при этом, а подбросил мне вот эту дрянь и сменил код! – И Горчаков разразился грязными ругательствами.
– Возьми себя в руки и начинай уже думать, Володя. Есть ещё преподаватели и обслуживающий персонал. Не думаю, что курсанты способны на подобное. К тому же среди них нет никого с пространственным даром такой силы.
– Так надо собрать всех, твою мать, и выяснить, кто на что способен! Знаешь, сколько я отдал за возможность использовать тот артефакт?
– Уверен, что немало.
– Немало?! Я отдал за это единственную в своём роде технику духовного зверя! Макс был для неё не готов, поэтому она ждала своего часа. И должна была достаться ему! А что теперь? Знаешь, чем мне грозит невозвращение этого клятого артефакта? И чем оно грозит стране?!
– Что бы там ни было, на твоём месте я не поднимал бы шумиху, – спокойно отозвался Пётр Романов. – Уверен, что императора Александра не обрадует, что твоя «единственная в своём роде» техника перекочевала в руки британской короны. Ты понимаешь, что это практически измена? Техника духовного зверя – поистине уникальная вещь. Когда ты должен был отдать артефакт послу?
– Через две недели. Лечение Макса требует времени. Мы провели всего три сеанса с артефактом, и этого недостаточно!
– Значит, время пока есть. Как там мой крестник? Чувствует себя лучше?
– Благодаря артефакту, жизненные показатели Макса в норме. Он пришёл в себя. Что касается дара…
– Главное, что ему лучше, – прервал графа Романов. – А сейчас, если ты хотя бы на минуту прекратишь истерику, я попробую определить человека, который касался этой сумки последним. Возможно, смогу отделить слепок его дара от наших с тобой. Отойди подальше, от тебя так фонит даром, что я себя-то не чувствую. Что говорить о какой-то там сумке.
Горчаков кивнул и отошёл к окну.
А Пётр Георгиевич положил звякнувшую сумку на стол и провёл над ней раскрытой ладонью. Потом ещё раз. И ещё.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил Горчаков через несколько минут, когда дядя императора опустился в его кресло и вытер со лба пот. – Получилось?
– Ты не поверишь. Но да, получилось. Хотя…
– Да говори ж ты уже! – Граф навис над Романовым. – Что ты тянешь кота за бубенцы! Что ты нашёл?
– Нетерпеливые вы… молодое поколение. Меньше бы влезал в мою работу – глядишь, быстрее бы получил информацию. Кроме нас этой сумки касался твой сын, Максимилиан. Я очень хорошо знаю его дар, и поверь: я точно не ошибся.
Глава 15
На следующий день выгуливаю Крайта ещё до завтрака. Интуиция подсказывает, что другого времени на кормёжку кота у меня сегодня не найдётся.
Так и выходит.
После занятий с Хатуровым он ведёт меня в свой кабинет, а ещё минуту спустя туда заходит менталист. Я думал, что придёт кто-то из рода Горчаковых, но на этом мужике – военка и погоны с красными полосами и с двумя звёздами. Подполковник.
Он приветствует Хатурова, и тот жестом предлагает ему садиться на своё кресло.
– Константин Осипов, – представляется он мне, удобно устроившись за столом. – Ну что, князь, вы готовы со мной пообщаться?
Сажусь на стул напротив.
– Если это поможет выяснить, что случилось с Максимилианом Горчаковым, то конечно, – киваю, делая максимально участливое выражение лица.
Вообще вежливость – самое страшное ментальное оружие. Нарочитой вежливостью можно по щелчку пальцев вывести из себя врагов. А если ты контролируешь врага, то победа – лишь дело времени. Вежливостью можно взять на слабо́ какого-нибудь идиота. И повернуть любую ссору так, чтобы оппонент почувствовал вину за свою несдержанность.
Умение держать себя в руках – это сила.
В этом мире тоже немало умных людей, пользующихся даром вежливого лицемерия. А в памяти Никиты даже всплыла фраза из прочитанной им книги. И выглядела она как «Насилие – последнее прибежище некомпетентности». Кажется, книга Никите понравилась, а написал её какой-то известный фантаст.
– Тогда приступим. И… я бы предпочёл поговорить с князем Каменским наедине, господин граф, – вскользь кидает Осипов, ставя перед собой планшет и что-то в нём выискивая.
– А я бы предпочёл остаться здесь. – Хатуров подходит к диванчику для гостей.
– Ничего страшного, Александр Васильевич, – прерываю я его попытку остаться в кабинете. – Я доверяю господину менталисту.
Ловлю короткий внимательный взгляд Осипова. Одновременно с этим мозг царапает первая болевая судорога от пока ещё слабой попытки ментального воздействия.
На самом деле Хатуров для меня опаснее, чем менталист. Если обвести вокруг пальца одного наблюдателя я смогу, то двое – уже перебор.
Немного подумав, мой опекун кивает и выходит из кабинета.
– Вот и ладненько. – Осипов впивается взглядом в мои глаза. – А теперь скажите, Никита Станиславович… сколько вам лет?
Клизму Шанкры тебе в ухо! Я подготовился к вопросам про бункер, а о простейшей настройке аспекта ментала не подумал. Возраст, родители, дар – такие вопросы задают для того, чтобы создать базу реакций опрашиваемого.
Успеваю затормозить мысль о том, что мне четыре сотни лет, и подставляю картинку с открыткой на восемнадцатый день рождения Никиты Каменского. И неважно, что дарил её Толик Хатуров, а внутри был издевательски прилеплен раздавленный таракан. Как намёк на любимую музыкальную группу Никиты – Crappy cockroaches. «Дерьмовые тараканы».
Осипов морщится, «считав» таракана.
Следующие стандартные вопросы я уже «принимаю» как надо, отфутболивая в ответ ожидаемые менталистом картинки.
На самом деле это не так просто. Нужен опыт. Нельзя показать этому одарённому, что мои мозги для него – чёрная дыра. Именно так воспринимается ментальный блок – печать, поставленная Высшим на моей душе. По крайней мере так говорили мои парни, пытавшиеся когда-то пробить этот блок.
Ну, другими словами, конечно… Мой заместитель, помнится, заявил, что заглядывать мне в голову – всё равно что смотреть в задницу дракона. Темно и гулко.
Так что вот эту «задницу дракона» Осипову светить нельзя совершенно.
– Что вы видели в лабиринте военного лагеря, князь?
Вызываю в памяти безголовое тело Ильина… Падающего в пропасть Палея… Приправляю искусственно нагнанным ужасом.
Менталист морщится. Догнали его картинки.
Держи, мне не жалко!
– Максимилиан говорил, что видел какого-то дракона. Что видели вы?
Вызываю в памяти воспоминание. Чуть корректирую мысли: это не трансформировавшаяся рука бога битвы из моего мира – это неизвестная мне сущность. Жуткий призрачный дракон. А значит, надо влить в эмоции страх, удивление и непонимание. Добиваю болью. Причём с болью даже не приходится ничего выдумывать: Осипов – сильный менталист. Голова от его вмешательства уже раскалывается.
Не одному же мне страдать? Считанная менталистом боль бьёт и по самому мастеру ментала.
Кидаю ему картинку-воспоминание. Конечно, опять откорректированную.
Ловите, господин менталист! Никите Каменскому утаивать нечего. Он чист перед Максом Горчаковым и искренне желает помочь в расследовании.
– Какого хрена… – Макс тянется к валяющемуся на полу бункера предмету.
Я же поднимаю глаза к вентиляционной шахте и замечаю там чью-то тень.
– Не трогай! – успеваю сказать Горчакову, но его пальцы уже смыкаются на ручке непонятной чёрной сумки.
И тень с диким рёвом прыгает вниз, на защиту натыренных сокровищ…
…приземляясь на пол полупрозрачным ящероподобным существом метров пяти длиной. Гибкая длинная шея, три пары рогов, жёсткий костяной гребень. На конце нервно подрагивающего хвоста – острая костяная щётка-булава.
Ящер машет лапой…
– Ложись! – ору я.
Поздно. Горчакова сносит с ног. Он падает и, кажется, отключается.
Дракон фыркает и небрежно пытается стащить Горчакова в сторону, чтобы достать из-под него драгоценную сумку. Парень упал прямо на неё.
Попытки ящера бесполезны: когти… проходят сквозь тело графёнка. И откатить его с заветной сумки не получается. Что за чертовщина?
Но тут ящер оборачивается ко мне. И я понимаю, почему не почувствовал тряски пола под ногами, когда дракон прыгнул вниз. И почему он просвечивает.
Он…
…призрачный.
Всё это было именно так: в картинках, которые я показываю менталисту, нет ни капли лжи. Но вот свои мысли по поводу ящера я не показываю. Ни легенду про золотого дракона из моего мира, ни догадку о том, что Шанк может воровать золото, чтобы восстановиться… Ни то, что я тогда понял: в руке бога запечатан дух того дракона. Сволочной божок Шанкра сумел это сделать и обрёл таким образом крутое оружие. А дракон попал в вечное рабство без права на перерождение или смерть.