евенской хозяюшке. Стены расписаны яркими цветами и забавными фигурками животных, на полу – плетеные из травы циновки. Под потолком висела масленая лампа, видно, светящиеся шары использовались только за пределами дома. Посреди комнаты стоял низенький круглый стол, покрытый резными узорами. А за ним восседала старая гоблинша. Или гоблинская старушка, называйте как хотите. Глядя на нее, я понял, что наш проводник еще молод. Кожа дамы была испещрена глубокими морщинами, даже складками, такими, что из—за них почти не видно было глаз. Между ушей топорщился седой хохолок, из чего я, собственно, и сделал вывод, что передо мной женщина – у моего старого знакомца волос на голове не наблюдалось. Грудь, или то, что у гоблинов ее заменяет, целомудренно прикрывалась фартучком, сделанным все из той же травы. В руках милая старушка держала большой острый нож. При виде меня она взмахнула им, растянув рот в дружеской беззубой улыбке, и что—то произнесла приказным тоном, обращаясь к моему сопровождающему. Тот поклонился и исчез, оставив нас наедине. Нож в лапках гоблинши внушал мне некоторые опасения, но она вроде бы не проявляла никаких признаков злонамеренности. Поэтому я, желая быть вежливым, поклонился и произнес:
– Здравствуйте, бабушка. Я – Рик.
Она что—то прогыркала в ответ, затем, ударив себя свободной рукой по груди на манер воинов, отдающих честь, раздельно произнесла:
– Гир—га.
Как я понял, звали ее так. Гир—га. Ну, ничего, ничего, главное, что не карга. Я снова представился:
– Рик.
Старушка кивнула в знак того, что поняла, и пригласила меня присесть. Около стола стояла скамеечка, настолько крохотная, что я побоялся раздавить ее и опустился прямо на пол. Хозяйка снова довольно наклонила голову, а в этот момент вернулся молодой гоблин, неся деревянную доску, на которой, как на подносе, были расставлены тарелки с угощением. Здесь были уже виденные мною ягоды, какие—то лепешки, коренья, разноцветные плоды и большой кус копченого мяса. Судя по форме, чья—то нога. Гоблин принялся расставлять все это на столе, а бабка, бесцеремонно ткнув в него пальцем, сказала:
– Дар—ха.
Понятно, имена у них разнообразием не блещут. Зато выяснилось, зачем Гир—га держит в руках нож. Она принялась ловко кромсать им копченую ножку, а мне указала на тарелки, широко поведя над столом, угощайся, мол. В последние дни в моем желудке не было ничего, кроме нескольких сухарей, и сейчас он напомнил о себе грозным урчанием. Я начал с ягод, показавшихся мне наиболее съедобными. Кто его знает, может, что для гоблина хорошо, для человека – смерть. Но ничего, вкусно было. Под умиленным взглядом моего приятеля я сметал с тарелок все, что там лежало. Только мясо вызывало сомнения, уловив которые, Дар—ха подошел к расписной стене и указал на рисунок, изображавший животное, похожее на барана. Успокоившись, я воздал должное и копченой ножке. Когда посуда опустела, гоблин унес ее, а старушка подвинула мне кувшин с кисловатым освежающим напитком. Сама же водрузила на стол стеклянный шар, похожий на Зеркало судьбы, которым так любит пользоваться для гадания дядюшка Ге. Только в отличие от дядиного шара, сделанного из сплошного куска стекла и укрепленного на подставке, этот имел отверстие и был полым внутри, как колпачок масленой лампы. Дар—ха принес небольшую жаровенку, в которую насыпал сухих трав и поджег. Травки задымились, разлив над комнатой слабый приятный аромат, а Гир—га накрыла их сверху шаром. Взятый в плен дым наполнил собой стеклянную оболочку, и гоблинша, взяв мою ладонь, положила ее на поверхность шара, который при моем прикосновении сразу же окрасился в нежно—зеленые тона. Лицо старушки выразило удовлетворение. Покивав сама себе, она что—то пробормотала и стала внимательно вглядываться в заполнявшие стекло клубы. Не знаю уж, что она там видела, но до меня дошло наконец, зачем я сюда приглашен. Наверняка, молодой – сын или даже внук хозяйки, и она решила меня отблагодарить за его чудесное спасение. Солдаты не сделали бы Дар—ха ничего плохого, но он, видно, истолковал их поведение по—своему. Ну, а платой за мою доброту стали ужин и гадание. Хотя по мне, достаточно было того, что гоблин вывел роту из топи. Кстати, спас—то всех, хоть и считал воинов врагами.
Гир—га тихо вскрикнула, я посмотрел на шар и увидел, что дым в нем постепенно чернеет, а внутри вспыхивают красные искры. Старушка что—то быстро и страстно проговорила, указывая то на меня, то на стеклянную безделушку. Да знаю я, знаю, бабушка! Конечно, мне грозит опасность, и думаю, не одна. А как может быть иначе на этой земле? Вообще—то, несмотря на то, что я убедился в силе волшебства гоблинов, в гадание не поверил. Это ведь такой особенный раздел магии, граничащий с шарлатанством. Никогда не узнаешь, правдиво ли гадание, пока не дождешься будущего. Уж на что дядя Ге дока в этом деле, но и он, бывает, ошибается. А опасность можно было предвидеть и без стеклянного шара.
Дар—ха опять посерел, что означало у него крайнюю степень волнения. Гоблины сначала долго переговаривались друг с другом, потом попытались мне что—то втолковать. Я лишь улыбался и разводил руками. Безнадежно вздохнув, Гир—га прикоснулась к моей груди и быстро отдернула пальцы. Что еще такое? Я достал из ворота рубахи все висящие на мне амулеты. Гоблинша тоже покрылась серостью, ткнула в подарок Вериллия и опять залопотала. Может, хочет получить его себе? Я снял через голову толстую цепь из белого золота и протянул старушке. Она отчаянно замотала головой и отшатнулась. Ну, было бы предложено… Я собрался было снова надеть амулет (или артефакт?) на шею, но оба гоблина выразили протест. Ну уж, нет, ребята! Понимаю, вы узнали в нем коготь Угелука. Теперь у меня уже нет сомнений, это он. Не знаю, что двигало Вериллием в тот момент, когда он вручал мне Темный артефакт, но эта штука уже один раз выручила меня. Путешествовать по стране, жители которой поклоняются демону, гораздо легче и безопаснее, имея при себе вещь, способную внушить им страх и уважение. И даже если коготь является тем источником, который превращает мои заклятия в Темные, придется потерпеть. Опять же, хоть и противно ощущать силы Мрака, в бою еще не то пригодится. Плохо только, что за это приходится расплачиваться опустошенностью… Я все же надел цепь с когтем. Расстроенная Гир—га поцокала языком и положила передо мной небольшой плоский камешек. Я взял его в руки и повертел – обычная светло—коричневая галька, таких полно на берегу любой речки или моря. С одной стороны гладкая, приятная на ощупь, с другой – испещрена непонятными значками и закорючками. Вот тебе и нет письменности! Старушка знаками показала мне, что это подарок. Я встал, благодарно поклонился и сунул гальку в карман. Кто знает, может, это сильный гоблинский амулет? Однако пора было и честь знать, бедный Дрианн, наверное, заждался меня и извелся от тревоги. Я распрощался с Гир—гой и в сопровождении ее внука покинул гостеприимное жилище.
– Ну наконец—то, – воскликнул Дрианн. – Я уже волноваться начал!
Дар—ха проводил нас обратно к спящей роте, несмотря на протесты мальчишки, который утверждал, что хорошо запомнил дорогу и почему—то желал возвращаться через болото без сопровождения, и растворился в темноте. Я улегся на старое место, теперь, на сытый желудок, даже струи дождя раздражали гораздо меньше. Маг поплелся на другую сторону пригорка, а я погрузился в крепкий сон, сквозь первую дрему мимолетно ощутив, как под плащ протискивается к моей груди пушистое тельце Бродяги. «Как он умудрился не промокнуть?» – слабо удивился я, засыпая…
Меня разбудил громкий панический вопль. Я подскочил и завертел головой. Сквозь потоки неутихающего ливня на землю падал серый рассвет. Кричал солдат, спавший в шаге от меня. Кажется, Шран, из десятка Йока Мелли. Он сидел и, невидяще глядя перед собой, размахивал руками, словно хотел кого—то оттолкнуть. Я подбежал, схватил его за плечи и хорошенько встряхнул. Шран замолчал и посмотрел на меня уже более осмысленным взглядом.
– Что с тобой? – спросил я.
Солдат глубоко задумался, потом нехотя ответил:
– Все в порядке, лейтенант. Просто сон дурной привиделся. Ливень, болото… вот и примерещилось…
Больше он говорить не захотел, вскочил, отхлебнул из фляги и принялся рыться в своем мешке. Ну, не хочет рассказывать, и не надо. Лезть в душу я ему не стал, хотя и был немного удивлен: воин, ветеран, и вдруг такие нервные выкрики, кошмарные сновидения…
– Подъем! – скомандовал я.
Пробуждение солдат напоминало восстание мертвецов из могил: мокрые, с опухшими лицами, ничуть не отдохнувшие, они откидывали полы плащей и начинали медленно копошиться в мешках в поисках опостылевших сухарей. Уж если такие опытные воины пребывали в угнетенном состоянии духа, что говорить обо мне. Начинало казаться, что от постоянного нахождения под льющейся с неба водой у меня начинают распухать и белеть пальцы, как у утопленника. Капралы были немного бодрей, впрочем, я решил, что это было показное, дабы поднимать у воинов боевой настрой. Вскоре мы опять зашагали на юг, а ко мне привязался Дрианн. Мальчишка непременно желал знать, что произошло в доме гоблинов. Я рассудил, что раз Гир—га и Дар—ха не допустили мага к гаданию, значит, хотели сохранить его в секрете. Поэтому ограничился лишь подробным описанием внутреннего убранства гоблинского жилища. Про камешек тоже рассказывать не стал. Меня больше интересовал другой вопрос.
– Дрианн, как ты думаешь, почему Зарайя не смог нас вывести из болота? Он же был уверен в том, что знает тропу.
Парень задумчиво почесал затылок со слипшимися под дождем волосами.
– Не знаю… нам на географии говорили, что болота Южного континента очень коварны. Там, где была тропа, может образоваться топь, особенно в сезон дождей.
Что ж, возможно, так оно и было. Зарайя—то, по его словам, ходил по Горючей топи зимой. Не думаю, что капрал нарочно повел всю роту на погибель. Так, по—моему, ливень плохо действует на мой характер: начинаю подозревать всех и каждого.