то скотство последнее! Следующая мысль обдала холодным, несмотря на палящее солнце, потом. А вдруг это… Айшет? Что сделает с ней Лютый, когда догонит? Да уж, как говорится, «проклятая неизвестность»… зачем может мужик за женщиной бегать? Я зарычал от гнева, выхватил меч и, более не утруждаясь размышлениями, ринулся вдогонку. А поразмыслить—то следовало бы. Например, с чего бы это Айшет вдруг оказалась так далеко от затана, да еще и одна?
Видимо, бешенство подхлестнуло меня, потому что вскоре я значительно сократил расстояние между собой и ими. И тогда убедился, что женщина, убегающая от Лютого, точно не Айшет. Это стало понятно уже на расстоянии фихта. Я немного замедлился и принялся решать: а не оставить ли мне парня в покое? Вдруг эта девица, так сказать, убегает по согласию? Между тем парочка обогнула бархан и скрылась за ним. Все же появление одинокой дамочки среди песков внушало мне сильные подозрения, и я отправился следом.
Теперь от роты нас отделяло не меньше майла, а я все никак не мог догнать Лютого и его пассию. Женщина ловко петляла между барханами, Ом бежал за ней, а я, как одержимая любопытством старая дева, со стороны наблюдал за этими дурацкими игрищами. Пот лил с меня рекой, дыхание сбивалось, барханы приходилось преодолевать чуть ли не на четвереньках, и в голову закрадывалась мыслишка: а не плюнуть ли на все это? Пусть Лютый сам разбирается со своими страстишками. Но какое—то предчувствие гнало и гнало меня вперед. Почти потеряв надежду настигнуть парочку, я попытался крикнуть. Тщетно, из пересохшего горла вырвалось слабое кукареканье, не привлекшее внимания ни Ома, ни предмета его вожделения. Наконец они почему—то остановились, причем, что делал Лютый, я так и не понял. Мне показалось, что он упал, а женщина опустилась рядом, полностью загородив его от меня. Спотыкаясь и проклиная всех капралов на свете, я скатился с очередной кучи песка и из последних сил припустил к ним. Почему—то во мне росла убежденность: там происходит совсем не то, о чем можно подумать, глядя со стороны.
Амулет на груди вдруг раскалился, обжигая кожу. Значит, женщина – дух? Хм, судя по виду сзади, для призрака она слишком… плотная. Наконец я приблизился на расстояние пары локтей и сумел оценить происходящее. Ом почему—то закопался в песок по пояс, отчаянно отмахиваясь стилетом от фигуристой дамы, которая пыталась его обнять. Шея Лютого была окровавлена, лицо покрыто зеленоватой бледностью. Увидев меня, он прохрипел:
– Уходи, лейтенант!
Женщина обернулась, на время позабыв о Лютом, который медленно, но верно погружался в песок. Облизнув покрытые кровью губы, красотка двинулась ко мне. Пышные формы, едва прикрытые двумя узкими полосками ткани, соблазнительно колыхались при каждом шаге. В такт им подрагивали тугие кольца черных кудрей. Девушка была бы очень красива, если бы не белоснежные клыки, резко выдающиеся из—под кроваво—красных губ. Вампир? Чепуха, это сказки! И потом, почему днем, при свете солнца? Я нечаянно посмотрел в черные, бездонные глаза, и пропал. Несмотря на явственную угрозу, исходившую от женщины, и на отчаянное положение, в котором оказался Лютый, я ощутил, как во мне просыпается дикое, звериное желание. Поняв это, девица торжествующе улыбнулась и раскинула руки, приглашая меня в объятия. Могучий бюст призывно содрогнулся. Именно это обстоятельство отвлекло меня и заставило оторваться от омута ее глаз. Я словно очнулся и ощутил пульсацию, исходящую от Честного. Видя, что добыча готова вырваться из силков, дамочка разочарованно зашипела и совершила резкий прыжок в мою сторону. По какому—то наитию, я отскочил вбок и взмахнул мечом. Честный ровно и аккуратно снес твари голову. Сделав еще несколько шагов по песку, тело женщины упало и задымилось. Не став досматривать, что произойдет с ним дальше, я кинулся к Лютому, который завяз уже по грудь. Рассудив, что зыбучий песок – это примерно то же, что и болото, я свалился на живот и подполз к Ому. Затем ухватил его за рубаху и изо всех сил потянул на себя. Ткань, почему—то располосованная на груди и плечах, затрещала, но выдержала. Однако песок держал капрала намертво.
– Оставь, лейтенант, – обморочно просипел Лютый, даже не пытаясь мне помочь.
– Ага, сейчас прямо! – отозвался я, прикидывая, что еще можно предпринять.
Видимо, мерзкая баба успела все—таки прокусить шею Ома, потому что по ней стекала тонкая струйка крови. Вскоре Лютый погрузился в песок по плечи, и оттуда торчала только белобрысая голова с нелепо поднятыми руками, правая из которых зажимала стилет. Ну, понятно, побежал за красоткой, и провалился сразу по пояс, меч, естественно, уже не вытащить было, сумел добраться только до стилета. Впрочем, скорее всего, он был где—то под рукой. Тут—то и пригодилась его богатая шевелюра. Поняв, что без магии здесь не обойтись, я левой рукой крепко вцепился в его волосы, а правой начал спешно рисовать фигуру заклинания. Простите меня, дядя Ге и Бродяга… Некогда мне концентрироваться и сосредотачиваться. Что выйдет, то выйдет, лишь бы земля откликнулась. Она не подвела, и сразу после активирующей фразы вокруг Лютого закрутилась воронка, почти целиком затянув его внутрь. Потом песок взметнулся фонтаном, выплюнув из себя злосчастного капрала. Так и не отпустив его волосы, я вместе с ним закувыркался по дрожащей поверхности песка. Заклинание «Извержения» сработало. Я немного отдохнул, пришел в себя и с трудом разжал пальцы левой руки. Ом лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.
Я проковылял к тому месту, где Лютый чуть не распрощался с жизнью. Песок как песок, наступишь и не поймешь, что случилось. Отыскав тело прелестницы, которое почему—то превратилось в жалкую обугленную тушку, я зашвырнул его в желтую трясину. Мало ли… По поверхности пробежали волны, и образовавшаяся воронка с удовольствием сожрала угощение. Чернокудрую голову я топить не стал, а водрузил ее на краю опасной территории. Была у меня одна идея…
Вернувшись к Лютому, я обнаружил, что он раскрыл глаза и отрешенно смотрит в выгоревшее небо. Рана на шее все еще сочилась кровью, на черной ткани рубахи тоже выступили влажные пятна, в прорехах видны были красные полосы – видимо, стерва, кто бы она ни была, подрала еще и грудь, и плечи Ома.
– Почему ты меня не бросил? – вдруг сердито спросил капрал.
Вопрос показался мне до того глупым, что я оставил его без внимания, просто молча принялся задирать на Лютом рубаху. Тот вдруг возмущено взбрыкнул, словно я покушался на его девичью честь, и чуть не поранил меня стилетом, который так и не выпустил из руки. Правда, выпад получился слабым, видно, укус твари лишил Ома доброй части сил. Но кое—чего он добился: я вдруг ощутил жуткую злобу. Это, значит, я за ним бегаю по пустыне, спасаю невесть от кого, выдергиваю из зыбучего песка… А теперь, когда хочу еще и раны осмотреть, этот кретин тычет в меня своей зубочисткой! Взревев, я двинул капрала справа по физиономии, и тот затих. По крайней мере, в ближайшие минут десять спокойствие обеспечено. Я стянул с него рубаху: на груди красовались глубокие кровавые полосы. Видимо, когтями прошлась… Ничего. Так, плечи… та же картина. А это что, боги всеблагие?!
На правом плече Лютого парил гордый ястреб, сжимая в когтях… кривоватую букву. У. Знак ублюдка, самое страшное клеймо, которым метят в империи полукровок…
– Что, доволен? – в слабом голосе Ома было столько злобы и ненависти, что я невольно дернулся. – Теперь ты знаешь… чего ж не плюнешь?
– Капрал седьмого десятка Ом Лютый! – стараясь говорить как можно жестче, ответил я. – Отставить истерику! Не мешать командиру оказывать первую помощь!
Вытряхнув из его рубахи песчинки, я отодрал от подола полосу ткани и приложил к шее Лютого.
– Зажимай!
Затем, несмотря на вялое сопротивление, снова облачил его в одежину и поддернул подмышки вверх.
– Вставай. Идти сможешь?
– Могу! – запальчиво заявил он.
Но явно погорячился. Ноги у Лютого подгибались, двигался он на манер мертвецки пьяного: его заносило то вправо, то влево, а пару раз он втыкался головой в песок. Пришлось подставить ему плечо и ковылять в обнимку. Сначала Ом пытался вырваться, награждая вашего покорного слугу различными нелестными характеристиками, самой мягкой из которых была «упырь недоделанный» (что меня, кстати, поразило до глубины души: разве такие бывают?) Но потом перестал дергаться, видно, смирился с моим неоправданным желанием спасти его жизнь, и даже пошел ровнее. Из—под тряпицы, которую Лютый прижимал к шее, до сих пор текла кровь, и это меня сильно беспокоило. Но я успокаивал себя тем, что, добравшись до роты, а значит, и до своего мешка, сумею что—нибудь предпринять.
Мы брели так уже очень долго, слишком долго, как мне показалось. Начинали тревожить смутные сомнения: а почему нас, собственно, никто не ищет? В правильном ли направлении мы двигаемся? Ом был не в состоянии замечать окружающий пейзаж, а я никогда не отличался хорошей способностью ориентироваться на местности. Да и какие там особые ориентиры? Барханы—то все одинаковые. По самым скромным прикидкам, мы находились в пути уже два часа. Лютый все больше обвисал на моем плече, задыхался и снова начал требовать, чтобы я его бросил. После очередного воззвания я так и сделал. А сам присел рядом.
– Передохнем немного, и вперед…
Его настроение мне не нравилось. Ом воззрился на меня каким—то странным взглядом, долго смотрел, потом спросил:
– Ты почему клеймо оставил? Мастер Брохен наверняка предлагал избавиться…
Почему? А Луг его знает, почему… И, вроде не к месту, вспомнилось…
…Постепенно дядюшка взялся за мое обучение: сначала поручал мне мыть колбы и реторты в лаборатории, просил подать то или иное вещество, терпеливо поясняя при этом, для чего оно применяется. Потом научил читать и писать. Моей азбукой стала книга наговоров. К семи годам я уже умел составлять простенькие зелья, вроде притирания от веснушек, или микстуры от кашля, и знал несколько десятков элементарных заклинаний.
Нельзя сказать, чтобы я учился с большой охотой, полностью посвятить себя магии мне мешал непоседливый нрав. Но дядя Ге не унывал, частенько повторяя: «Ты еще станешь великим волшебником, Рик! Вот ей же ей, помяни мое слово!» Уж не знаю, на чем зиждилась его уверенность, но здесь старый мошенник ошибся. Могущественного колдуна из меня явно не вышло.