В 1873 г. он встретил Мэтте-Софи Гад, датчанку, приехавшую в Париж в качестве компаньонки дочери богатого фабриканта. Они поженились. Поначалу семейная жизнь текла, что называется, по вполне благополучному руслу. У супругов родилось пятеро детей. Наладился и быт, все шло к тому, что будущее предопределено, а Гогена ожидает судьба вполне благополучного буржуа. Однако увлечение живописью все больше захватывало Поля. Тут и проявилась сила его характера: он пришел к выводу, что то, чем он занимается, ему неинтересно. Гоген все больше и больше уделял сил и времени живописи и рисунку. И понимал: того, что он делает, явно недостаточно, чтобы стать тем, кем он хочет быть.
Гоген стал брать уроки у Камиля Писсарро, с которым познакомился благодаря Ароза. Писсарро был уже одним из известных импрессионистов. Художник обладал прекрасным педагогическим даром, и Гоген под его началом стал делать успехи. Он выставил в Салоне одну свою картину, однако не сообщил об этом даже жене, поскольку считал этот факт случайным и не придал ему значения. Так какое-то время Поль колебался в выборе жизненного пути. Однако Писсарро ему втолковывал, что живописью нельзя заниматься вполсилы, не годится делить свое время между искусством и другой профессией. И учитель был прав: любимым делом надо заниматься с полной отдачей, погружаться в него без остатка, как в сильную страсть или большое увлечение.
Однако мечту стать художником Гогену на некоторое время пришлось отложить, потому что в 1882 г. случился биржевой кризис, доходы стали падать. Спасая сбережения семьи, он проявил себя как прекрасный брокер. Кстати, для этой профессии требуются определенные качества характера: молчаливость, самоуверенность, чрезвычайный апломб, которые были присущи Гогену в значительной степени. Скорее всего, такой характер он унаследовал от своих испанских предков. Люди, окружавшие его, удивлялись: откуда в этом, на первый взгляд достаточно грубом, человеке столько аристократизма? Пожалуй, морское прошлое тоже наложило определенный отпечаток на его характер. Поль Гоген говорил рублеными фразами, использовал жаргонные словечки и, конечно, не отличался высоким уровнем образования. Эти «мужицкие» манеры бросались в глаза и входили в противоречие с той аристократичностью и надменностью, с которой он себя вел. Его апломб, молчаливость, некая скрытность помогали ему и в брокерских делах, и в налаживании контактов с заказчиками, в проворачивании финансовых дел. Дела шли достаточно успешно, Гоген стал зажиточным буржуа. Купил большой дом, жил на широкую ногу, жене ни в чем не отказывал, шел навстречу всем ее капризам.
Как выяснилось впоследствии, Мэтте вышла замуж по расчету. В то время как Гоген отличался откровенным, открытым характером, она, в противоположность супругу, относилась к нему с некоторой холодностью, расчетливостью, взвешенностью, не особо проявляя свои чувства. В дальнейшем отчужденность в отношениях оказала влияние на их последующее общение, приведшее в конце концов к полному разрыву. Этому способствовало и желание Гогена оставить работу брокера. Биржевой кризис 1882 г. стал для него удобным поводом, чтобы расстаться с этой профессией и полностью отдаться живописи. Он наивно полагал, что, просто продавая картины, сумеет прокормить себя и семью. Поскольку Гоген был уверен, что он гений, то считал, что, как только вплотную займется творчеством, отбросив все остальные дела, его работы сразу станут покупать, что позволит поддерживать привычный образ жизни. И когда он в один прекрасный январский вечер пришел к жене и объявил, что ушел с биржи, то буквально застал ее врасплох. Вы можете себе представить состояние женщины, считающей, что ей посчастливилось поймать журавля в небе, и привыкшей к размеренному существованию, а затем получившей такое неприятное известие? Естественно, его решение потрясло Мэтте. Кроме того, Поль не сумел убедить ее, что все будет, как прежде.
В тот период Гоген под влиянием Писсарро работал в импрессионистской манере и уже был вхож в круг так называемой «банды Эдуара Мане», которая собиралась в кафе «Гербуа» и вела ожесточенные споры о направлениях в искусстве. Членство в этой «банде» считалось позорным клеймом для всех художников. Это не способствовало активным продажам их картин, да и мода на импрессионистов в какой-то мере начала спадать.
И Гоген, обладавший чутьем, независимым характером и своеобразным видением мира, со своей системой ценностей и предпочтений, понял раньше своих товарищей, что этот стиль в искусстве — не его путь и не его выбор. Сказалось и его происхождение и то, что он рос в Перу, окруженный не только пышной растительностью, но и незатейливыми предметами быта, выполненными индейцами.
К тому времени, как известно, японское искусство активнейшим образом стало влиять на европейское, все артефакты, которые собирались в то время в Париже, так или иначе также оказывали влияние на творчество многих художников. А Гоген, как видно по его работам, был сторонником простых вещей. Он часто говорил о том, что «надо прийти к истокам». По большому счету, в то время европейское искусство зашло в тупик в своей изощренности, салонности, надуманности и неискренности. Гоген утверждал, что все, что делается в классическом искусстве, только имитирует действительность, в то время как ее, действительность, нельзя воспроизвести, как бы мы этого ни хотели. Воспроизвести до мельчайших деталей жизнь — практически тщетная затея. В самом деле, никакое искусство не может быть копией реальности.
Поль Гоген утверждал, что на самом деле автор создает новую реальность и только он вправе говорить о сущностных вещах. А первобытное, народное искусство отличается, отличалось и будет отличаться незатейливостью, в силу того что оно развивается самым живым, естественным образом и, как течение реки, неприхотливо изгибаясь, двигается в совершенно непредсказуемых направлениях. В итоге цельность его натуры, его внутренняя первозданность и определила выбор.
Постепенно Поль стал отходить от традиционной манеры и предпринял первую попытку покинуть Париж для независимой, свободной работы в Понт-Авене. Там он познакомился с художником Эмилем Бернаром, который, хотя и был учеником Гогена, оказал серьезное влияние на его стиль, несмотря на то что в Понт-Авен Гоген приехал уже вполне состоявшимся человеком и художником, утвердившимся в выборе своего пути. Его самоуверенность, властность трансформировалась в новую ипостась — художника. Благодаря своей харизме он собрал вокруг себя художников, которые возвели его в ранг учителя. Эмиль Бернар вместо техники пуантилизма, характеризующейся короткими и частыми мазками, подал Гогену идею писать широкими полосами и насыщенными цветовыми пятнами. Переход на новую манеру письма стал ключевым в творчестве Гогена и предопределил его дальнейшую судьбу.
Одна из картин такого плана — «Пейзаж в Ле Пульдю». Она полифонична. Гоген решается изобразить природу совершенно плоскостно, без мазков. Полотно необычно, если рассматривать его с точки зрения классического подхода к пейзажной живописи, поскольку содержит своеобразный, нетрадиционный подход к изображению природы. Здесь уже проявляется стиль художника, где он применяет довольно непривычную технику, используя неожиданно смелую и яркую палитру. Поль писал тогда своему брату: «Кладу мазки без всякой системы. Разбрасываю их по холсту как попало и оставляю как есть. Густые мазки, куски незаписанного холста то там, то сям, вовсе незаконченные углы, поправки, грубости, а результат, как мне кажется, настолько беспокойный и вызывающий, что он не доставит удовольствия людям с предвзятыми понятиями о технике».
П. Гоген. Пейзаж в Ле Пульдю. 1890. Национальная галерея искусств, Вашингтон
Обладая активным темпераментом, Поль, начав работать над картиной, заканчивал ее довольно быстро. И пейзаж в этом смысле показателен. Гоген передает спонтанное ощущение, подобно тому, которое возникает, когда мы впервые видим перед собой незнакомый ландшафт. Как правило, вначале он воспринимается сначала буквально в виде набора пятен, когда детали размываются. И только когда гармония цветных пятен вызывает определенное привыкание, мы начинаем вглядываться в то, что представляется взору, во всех подробностях. Однако еще некоторое время, раз за разом, возвращаемся к самому первому ощущению от пейзажа. Этот принцип — от общего к частному — является важным, кстати, и в любых логических рассуждениях. Гоген, найдя «золотую середину» между передачей общего состояния и частных элементов, продолжил работать в этом направлении.
Картина того же периода «Видение после проповеди» повторяет в какой-то мере работы Эмиля Бернара. Она выделяется интересным сюжетом и неестественными цветами. Применено энергетическое решение и активный композиционный прием — делящий композицию по диагонали ствол дерева, по правую сторону которого происходит борьба Иакова с ангелом. Сюжет взят из известной библейской притчи. Иаков пытается удержать ангела, который уже приговорил его за проступок — попытку совершить некое неблаговидное действие по отношению к своему брату Исаву, чтобы доказать невиновность и искупить свою вину перед ним. В конце концов герою удалось удержать ангела, и в результате этой борьбы ангел объявил, что он теперь будет не Иаков, а Израиль, то есть человек, который боролся, встретился с Богом.
П. Гоген. Видение после проповеди. 1888. Национальная галерея Шотландии, Эдинбург
Смысл картины заключается в том, что прихожане, будучи уже введенными в некое экстатическое состояние от происходившей проповеди, представляют себе эту библейскую картину. Гоген связал воедино реальность и фантазию. Мы видим только что закончившего проповедь священника, некоторых еще молящихся, а других — уже ошеломленных видением, которое предстало перед их глазами. Насыщенный красный цвет введен художником для того, чтобы показать напряжение, борьбу, характер сильного энергетического всплеска, подчеркнуть трагизм ситуации. Ведь в этой борьбе Иаков повредил себе бедро.