К. Писсарро. Бульвар Монмартр весенним утром. 1897. Институт искусства Курто. Лондон
Поездка в Лондон для Камиля не прошла даром. Он, как и Моне, познакомился с картинами известных английских пейзажистов – Констеблем и Тёрнером. Их творчество во многом обогатило его. Уже вернувшись в Париж, Писсарро несколько пересмотрел свои подходы к манере письма. Как видим, признанный мастер не упускал ни одной возможности для того, чтобы учиться.
Между прочим, когда он перешел в Академию Сюиса, там состоялось знакомство с Моне, Сислеем, а позже и с Ренуаром. Совместное сотрудничество с ними определило его дальнейший путь. Неуемность, неуспокоенность, присущие его натуре, постоянное стремление дойти до сути и позволило мастеру обрести свою самобытность.
Кстати, во многих афоризмах прослеживается мысль: как только мы концентрируем свое внимание на том, чтобы сохранить и остановиться на достигнутом, в тот же момент начинается процесс деградации, возрастает вероятность утраты того, что жаждем сохранить. Это максима, которая во многом объясняет, почему Писсарро постоянно совершенствовался, находился в постоянном поиске продвигался неуклонно вперед и добивался значительных результатов в творчестве. И как бы ни банально звучало, непрерывный процесс совершенствования и познания тождествен постоянному восхождению. Но мы часто об этом забываем. И Писсарро мог бы удовлетвориться тем, чему он обучился у Коро и Добиньи, и этого уже было бы вполне достаточно. Ведь живопись Коро до сих пор имеет непреходящую ценность.
Писсарро понимал, что тогда он бы стал лишь эпигоном, подражателем Коро и других художников-барбизонцев. Отталкиваясь от прошлого, не отрицая его, он шел вперед, что и предопределило его положение в когорте импрессионистов, где занимал по праву достойное место. Он оставался одним из ведущих и самых последовательных импрессионистов наряду с Клодом Моне, имея в виду его такое же постоянное участие в выставках. Он никогда не изменял ни себе, ни тому делу, которому служил.
Работал художник даже тогда, когда его зрение начало ухудшаться. И в этом он тоже в какой-то степени похож на Клода Моне, хотя у того были более серьезные проблемы с глазами, доведшие его до операции. У Писсарро же просто ухудшилось зрение, и он уже не мог работать на открытом воздухе. Например, «Бульвар Монмартр весной», «Оперный проезд в Париже» он написал, стоя у окна гостиницы, где жил одно время. Камиль не останавливался в своем движении и развитии и продолжал писать на склоне лет, как делал и прежде, в свои молодые годы.
Так «выкристализовывается» образ последовательного, достойного и в какой-то степени универсального человека. К слову сказать, многие из сверстников разделяли его убеждения, которые основывались на принципах справедливости. Камиль всегда сочувствовал бедным, был сторонником равноправия. Даже когда жил в Лондоне, он поддерживал Парижскую коммуну. Напомню, что, несмотря на стесненность в средствах, он финансировал издания левого толка. Постепенно перед нами вырисовывается, хотя и не в полной мере, образ человека, наделенного недюжинным талантом и всегда державшегося с большим достоинством. К этому можно добавить, что и выглядел он подобающим образом: у него была длинная окладистая борода, большое крепкое тело. Благодаря своей внешности он выделялся среди коллег и был похож на патриарха. А если учесть, что у него были еврейские корни – отец был евреем, а мать креолкой, то этот факт уже в полной мере формирует портрет настоящего библейского патриарха, что он, в известной мере, и демонстрировал всем своим жизненным путем.
Было у Писсарро творческое содружество и с Сезанном, который часть своих зрелых работ подписывал, представляя себя его учеником. Хотя Поль Сезанн, один из самых значительных художников того времени, и произвел переворот в искусстве, положив начало кубизму. Однако, несмотря на это, скромно называл себя учеником Писсарро. Они вместе работали в Понтуазе. Жили неподалеку друг от друга. Более того, Сезанн часто копировал работы Камиля, постигая его манеру, которая, как вы помните, заключалась в «запятых» и «точечках». Также он в точности перенял у Писсарро его светлую палитру. До знакомства с мастером у Сезанна доминировали приглушенные, несколько мрачноватые тона. Писсарро позже писал в своих письмах, и Сезанн впоследствии это подтверждал, что учились друг у друга, то есть и Писсарро что-то перенял у Сезанна, Сезанн что-то взял у Писсарро. Так случилось взаимообогащение двух художников.
Конечно, талантам все завидуют! Чувство зависти посещает почти каждого. У обывателей, как правило, возникает чувство зависти к имуществу. Есть такая притча: «Пришел Бог к человеку и сказал: «Проси, что хочешь, и дам это тебе. Но есть условие, сосед твой получит вдвойне. Попросишь корову, я дам соседу двух. Попросишь новый дом, я дам соседу два дома. И взмолился человек, и попросил у Господа: «Прошу тебя, о Боже, вынь у меня один глаз». Порой бывает обидно при мысли о том, что у другого есть то, чего нет у вас. А творческих людей зависть гложет еще в большей степени. Представляете, приходит художник на выставку и видит работу, которая на порядок лучше его картин, и понимает, что коллега намного талантливее его – конечно, тут уже трудно противостоять, душу начинает грызть черная зависть! Ее проявление в ярких красках описал Александр Пушкин в «Маленьких трагедиях» на примере Моцарта и Сальери. Моцарт, который, как бы не вкладывая никакого труда, создавал с необыкновенной легкостью великие произведения, и не столь талантливый Сальери, согласно легенде, травит гения из зависти. Такие сравнения с более успешными соратниками омрачают жизнь многих людей, в том числе и художников. По сути, творческое сообщество – это сверконкурентная среда.
Между тем Писсарро вообще не было свойственно чувство зависти. Он всегда доброжелательно относился к художникам, и всегда находил слово для поддержки, для подбадривания, для доброй оценки. Более того, он почти безошибочно, как говорят исследователи, мог угадать, талантлив человек или нет. И буквально напророчить ему успешный творческий путь, что и доказывает судьба Сезанна. Так еще одной чертой дополняется портрет человека, о котором идет повествование. Конечно, он далеко не идеален, но будучи достаточно цельным человеком, он не разменивался на пустяки и находился в ощущении какой-то внутренний чистоты и непоколебимости, которая и помогала ему выдерживать все удары судьбы.
Работа с Сезанном много дала Писсарро, ибо Сезанн внес значительный, революционный вклад в искусство. Он произвел переворот в мировоззрении художников, основанный на том, что любую сложную форму можно создать из комбинации куба, шара и конуса, что вполне отвечало духу технического прогресса, развитию науки в девятнадцатом веке. Это в значительной мере оказало влияние, как уже говорилось, на появление кубизма. Одним из представителей этого направления был Жорж Брак, работы которого подчеркивали и отражали меняющуюся действительность так же, как это происходит с актуальным искусством и в современном нам мире. Все течет – все меняется! И нынешняя трансформирующаяся действительность тоже должна быть переосмыслена людьми, имеющими способность визуально передавать изменение состояния. Но пока никто по-настоящему не переосмыслил нынешнее время, потому что сложность и скорость, с которой все меняется, такова, что человеческое сознание не успевает осмыслить и дать ответы на вопросы, каким будет будущее. Ведь формообразование предметного мира сегодня в своей основе содержит открытия художников конца 19 – начала 20 в. Все, что мы видим: формы, цветовая палитра, яркий предметный мир и окружение – создалось модернистами. Это вклад и Пикассо, и пуантилистов, и импрессионистов, и постмодернистов, который переосмысливался уже гораздо позже.
Нам, обывателям, сложно представить себе, какими будут формы будущего. А художник их нащупывает через поиски каких-то новых творческих отношений, неудовлетворенность настоящим толкает его на поиски нового… И буквально на интуитивном уровне, на стадии озарения он находит и открывает для нас формы будущего. Стоит только вспомнить произведения Жюль Верна, которые иллюстрировались современными ему художниками. Все инновационные механизмы, даже летательные, выполнялись с виньетками, с арабесками и другими декоративными элементами. Сегодня мы можем смеяться над наивностью предков. Но не должны забывать, что «смешные» проекты через десять-тридцать лет могут стать очень серьезными, а придумать их способны только люди с художественным воображением. Достаточно вспомнить Леонардо да Винчи!
Когда говорят о Пикассо, то многие смеются над тем, как он переворачивает, разворачивает лицо: «Нам непонятно!» А художник делает попытку трансформации формы, которая постоянно меняется – настолько она неоднозначна и изменчива. Мы привыкли к одинаковым типажам, но если внимательно всмотримся в тех, кто нас окружает, то поймем, что люди очень разные. Нужно иметь наметанный взгляд, чтобы видеть отличия. Мы, обыватели, сходство можем уловить, а отличия в нюансах – нет. Такой дар есть только у художника, который доводит признаки несходства до обострения и вскрывает их таким образом, что нам это кажется удивительным. Когда смотришь на работы Пикассо, Матисса или других художников-модернистов, начинает казаться, что они нас просто дурачат. На самом деле своими работами они демонстрируют, что в поиске ответов на те вопросы, которые стоят перед ними, они используют совершенно разные методы и приемы. Желание уловить и осмыслить несходство мы видим и на полотнах Писсарро.
В его работах есть важное качество: воспроизведение сиюминутного впечатления. Это характерно для всех уже признанных импрессионистов. Они, в отличие от художников, предшествовавших им, старались запечатлевать то самое мгновенное состояние природы, которое отвечало их настроению и восприятию. Каждый из нас оказывается в похожих ситуациях: когда мы пытаемся вспомнить какое-то впечатление, но оно никак не дается нам, визуально не закрепляется и не фиксируется в ощущениях. К примеру, пока мы не можем законсервировать вкус или запах, положить в коробочку, закрыть на замок, а потом открыть и снова почувствовать тот же самый аромат. Мы не в силах воспроизвести то же самое состояние так же, как и вкус первого поцелуя. Есть «нечто» в этом мгновении, которое пока нелегко оживить. Однако это «нечто» удается воссоздать импрессионистам, преимущественно это касается пейзажной живописи.