А. Сислей. Аллея. 1856. Кунстхалле. Бремен
Перед вами работа «Аллея», созданная в то время, когда художник еще находился под влиянием Коро. Мы видим приглушенную, мягкую гамму в коричневых тонах, которая носит отпечаток ранних традиций классической живописи, когда все создавалось в мастерской с соответствующим освещением. Здесь нет таких ярких оттенков, которые мы наблюдаем уже в последующих его работах. Мы можем судить о первых шагах мастера и оценить, насколько значительным был творческий рост его относительно тех немногих сохранившихся картин, связанных с ранними этапами его творчества. Но вместе с тем можно уже наблюдать характерную манеру, которая окончательно оформится в его последующих работах.
Дружба с Ренуаром, Базилем и Клодом Моне не могла не оказать влияния на Сислея. Так же, как не могли не повлиять открытия ученых, которые поняли, как цвет разлагается на составные части, что повлияло на яркость художественной палитры, в ней стали преобладать чистые, открытые цвета. Часто мастера просто выдавливали нужный цвет из тюбика на холст, не смешивая на палитре с другим цветом. Более того, ученые выяснили, что соседство двух дополнительных цветов делает краски еще более сочными. В итоге повысилась цветоносность полотен – они стали насыщены светом и цветом! Все перечисленное создало предпосылки для своеобразного в развитии живописи, что предопределило появление модернистских течений. В этом смысле импрессионизм, отвергая предшествующие традиции, закладывал совершенно новые подходы, революционизируя само изобразительное искусство.
В личной жизни Сислея тоже ждали перемены. В 1862 году он познакомился со своей будущей женой, француженкой Мари Лекуэзек. Выбор сына отец не одобрил. В итоге Альфред лишился не только родительского благословления, но и финансирования, хотя до этого он, как уже говорилось, ни в чем не нуждался. Более того, было ли это результатом проклятья родителя или так звезды сошлись, но с Мари Альфреду пришлось жить почти всю жизнь гражданским браком. Дело в том, что, несмотря на появление двоих детей – мальчика Поля и дочери Жанны, он не мог заключить брак во Франции, поскольку не был гражданином этой страны. И только в 1897 году он, наконец, выбрался в Англию, чтобы там официально зарегистрировать отношения. Но вот несчастье – через год сначала его жена ушла из жизни, а еще через год – в 1899 году – не стало и его самого. В официальном браке он прожил всего два года.
Удивительно, что в отличие от других импрессионистов, которые оставили портреты своих жен, Сислей не оставил ни одного изображения своей супруги – возможно, это объяснялось его скрытностью. Ведь, по свидетельствам биографов, Мари была предана ему всю их совместную жизнь, а в самые тяжелые моменты всегда подбадривала его, убеждая, что все наладится, что он всегда должен идти вперед, вне зависимости от обстоятельств.
Тут мы возвращаемся к мысли о том, что Сислей мог выбрать другую судьбу, переориентироваться, как это бывает иногда в жизни у многих людей, в поисках лучшей доли. Но мастер не изменил своему призванию, и несмотря на трудности, оставался преданным искусству. Это говорит о твердости в выборе цели, верности избранному пути, придававшему смысл его существованию. Поэтому не будем сожалеть о том, что ни постоянная нужда, ни тяжелые жизненные обстоятельства не вынудили художника выбрать другую участь, попытать себя на ином поприще. Нет, он в течение всей жизни оставался верен живописи, которая и сделала его одним из самых известных художников мирового искусства, несмотря на то что при жизни он оставался в тени своих товарищей.
Однако судьба постфактум вознаградила его. Стоит заметить, что многие рассматривают свою сегодняшнюю деятельность как залог будущих успехов. И действительно, допустим, мы растим детей, во имя чего? Не во имя же настоящего. Мы вкладываем значительные средства и усилия в воспитание, образование детей, ограничивая себя во многом – таким образом, мы сегодня работаем во имя будущего. Нас согревает мысль, что все делается во имя какого-то неведомого лучшего будущего. И так получается, что этот принцип существования являемся основополагающим, и он, по сути дела, определяет жизнь каждого живущего на земле. Вывод – разумеется, мы работаем не во имя прошлого, а всегда с ориентацией на будущее, каким непредсказуемым и неопределенным оно бы ни было.
Вся жизнь художника в искусстве дает нам с уверенностью заявлять, что он увлеченно трудился во имя будущего признания, которое и послужило ему серьезным стимулом.
Смерть отца в 1879 году погрузила художника в тяжелую депрессию, что отразилось на его палитре тех лет. Естественно предположить, что между ним и родителями была теснейшая связь. Ведь он был, как известно, четвертым, самым младшим, самым любимым ребенком в семье. Теплые чувства, связывавшие его с родителями, придавали ему силы и поддерживали его. Родительское тепло, которым он был окружен в семье, конечно, не могло не сказаться на его характере. Это повлияло на его отношении к людям и выразилось в трепетном отношении к творчеству. Ренуар рассказывал, что Альфред нежно относился к женщинам, проявляя себя настоящим джентльменом. В одежде он брал пример с щеголя Клода Моне. Сислей, как бы он бедно ни жил, всегда старался выглядеть подчеркнуто изящно, как лондонский денди – в белоснежной рубашке с манжетами и в прекрасно сшитом костюме, что выдавало в нем скрытое эстетство.
Его полотна, выполненные более полутора века назад, и сегодня выглядят вполне современно. Наверное, потому, что мастер все делал с предельной чувственностью и трогательностью, что говорит о его созерцательной и впечатлительной натуре.
Когда закончились деньги на дорогую жизнь в Париже, Сислей уехал в Море-сюр-Луэн, где прожил 30 лет, почти всю оставшуюся жизнь. Так он самоизолировался от парижского профессионального сообщества. Все пейзажи, которые он написал в тот период, были связаны с этим парижским пригородом. Особый интерес вызывает, как он писал приток Сены Луэн и небо.
К слову, на картинах Куинджи небо занимает значительную часть картины. Он посвятил много работ тому, чтобы изобразить, как светятся облака и луна. Именно небо определяет всю колористическую картину его пейзажей. Сислей в своем вынужденном отшельничестве сосредоточил все свое внимание на природе. Он отказался от городских сюжетов и портретной живописи. Люди в его картинах появлялись лишь в роли статистов, манекенов (это называют стаффажем). Они лишь подыгрывали общему характеру и настроению картины, являясь, по сути, элементами пейзажа. А сам пейзаж, в отличие от пейзажей Клода Моне, Сислей рассматривает в более декоративном аспекте: он любуется переливом красок и передает их звучание. Стоит заметить, что живопись «звучит» в диалоге цветовых пятен, звучит и линия. Краски звучат! Особенно трепетно они звучат в полотнах Сислея. Именно пейзажи Море-сюр-Луэна являются основой его творчества.
…Обучение у Марка Глейра продолжалось до тех пор, пока учитель не стал терять зрение и не закрыл свою школу. Дальше уже продолжилось саморазвитие молодых художников, где они, влияя друг на друга, создавали определенные предпосылки, позволившие им в дальнейшем сформировать движение, именуемое импрессионизмом. Более того, Сислей был одним из активных участников первой выставки импрессионистов в 1874 году в ателье фотографа Надара на бульваре Капуцинов. Она называлась «Обществом художников, графиков и граверов». Эта выставка вызвала, конечно, с одной стороны, скандал, а с другой – произвела фурор, потому что впервые были представлены в множественном варианте картины совершенно иного характера. Многие любопытствующие пришли просто для того, чтобы покритиковать и посмеяться. Но были среди них и те, которые понимали смысл происходящих перемен и оценили их по достоинству.
Любое нововведение требует готовности воспринимать новые смыслы. По этому поводу известный грузинский философ Мераб Мамардашвили говорил, что, прежде чем мысль станет вашей, ее нужно покрутить в голове. Что значит «покрутить в голове»? Надо найти каким-то образом способность встроить ее в систему своих ценностей, сознания, понять ее, осмыслить и найти возможность оценить ее место в вашем общем представлении об искусстве, традициях, и как-то согласиться, соотнести свое представление о проблеме, объяснив для себя смысл происходящих изменений. Только тогда вы можете с какой-то степенью позитивности воспринять новацию. Поэтому скандал, который был вызван сенсационной выставкой, был вполне обусловлен – ничего удивительного нет. Всем, кто возмущается – «как же так, люди были не поняты, они были новаторами, несли новое!» – хочется заметить, что никогда общество не соглашается с изменениями, которые готовят им новые события или ход истории. Мы знаем немало исторических примеров, когда общество противится переменам, потому что они несут в себе нестабильность. Если мы привыкли к константам, которые являются нам в привычном образе день за днем, то чувствуем себя вполне комфортно. Но как только что-то начинает меняться, нам внутренне сложно перестраиваться.
Как уже говорилось, прежде чем понять новое, мы должны провести внутреннюю работу, и, как говорил Мамардашвили, – прокрутить новую, непонятную мысль в своей голове. А мы знаем, что мысль – это одна из форм деятельности мозга, и она требует огромных затрат энергии, на которые не каждый человек способен. Ведь когда происходят изменения в жизни, нам приходится перестраивать всю свою систему ценностей, и особенно тогда, когда мы не понимаем, что стоит за этими переменами, результатом чего является чувство дискомфорта, вызывающее негативные переживания. Отсюда отторжение и неприятие всего нового. Более того, если из-за нестабильности мы не понимаем, что таит завтрашний день, то начинаем жить в постоянной тревоге, вызванной дефицитом информации.
Если вопрос касается искусства, то оно не является насущно необходимым для основной массы людей, которая оставляет за пределами своего внимания те изменения, которые в нем происходят. Когда люди сталкиваются с непривычными им формами изобразительного искусства, то они предпочитают просто отвергать их, потому что так гораздо комфортнее ощущать себя. Поэтому вполне естественно, что импрессионизм встретил отторжение. Спокойно к нему стали относиться только спустя несколько лет. Сначала единицы приняли новое течение, а потом и более широкие круги ценителей живописи. Кроме того, включился эффект подражания, когда вслед за одним коллекционером начинают скупать картины импрессионистов другие – а вдруг эта «мазня» действительно чего-то стоит? Вот таким сложным путем развивался импрессионизм.