Импрессионисты. Загадка тени — страница 28 из 39

Только постигнув глубину смыслов его произведений, можно понять, насколько недооцененным художником и цельной личностью он был. Думается, и сейчас он недооценен. Его современники до конца так и не поняли суть его творчества. Только благодаря Синьяку он стал более или менее «раскрученным», как модно нынче говорить. Это не означало, что его работы приобретались по заоблачным ценам, однако Сёра в деньгах особо не нуждался, так как его семья была достаточно богата и он даже не думал о продаже своих картин. Кстати, после того как он ушел из жизни, его работы ценились недорого: рисунки за 15–20 франков, полотна по 200–300 франков. В то время как работы Клода Моне продавались от нескольких тысяч франков до нескольких десятков тысяч франков! И только в 1950-е годы картины Сёра поднялись в цене и стали стоить миллионы. Например, одна из его работ была приобретена французским же музеем за 15 млн франков. Так часто бывает, что нет пророков в своем отечестве. Поскольку Сёра не ценили в своей стране, то значительная часть его работ оказалась за рубежом.

…Париж того времени был таким плавильным котлом, где появлялось много направлений. Тогда же родилось объединение художников под названием «наби», олицетворяли которое Пьер Боннар, Эдуар Вюйар, Морис Дени, Поль Серюзье и другие. Все они были знакомы, пересекались на выставках. Активная позиция Сёра заключалась еще и в том, что он был членом общественного совета, который обустраивал выставки. Ни одна из выставок, которые проводили неоимпрессионисты, не обходилась без его участия, поскольку он был одной из ключевых фигур. Поэтому в целом Сёра не был в жизни таким уж изгоем. Просто многие его не понимали и не принимали суть его живописной техники.

Нужно сказать еще об одной личности, которая способствовала популяризации его творчества, и которая должным образом оценила глубину и значительность открытых им новых подходов в живописи. Это был Феликс Фенеон. Он работал в Министерстве обороны одним из служащих, но одновременно подрабатывал репортером в нескольких журналах. И каждый раз, когда устраивалась выставка с работами Сёра, он писал о нем – довольно глубоко и обоснованно, со знанием дела описывая его работы, рассказывая о дополнительных цветах, использованных художником.

Что такое дополнительные цвета? Мы знаем, что есть три основных цвета, через смешение которых получаем еще три других цвета, сложных. Если мы смешиваем красный и синий, то получаем фиолетовый. Когда мы смешиваем синий и желтый, получаем зеленый. Красный и желтый дают оранжевый. И в каждой смеси отсутствует один цвет. Этот отсутствующий цвет является дополнительным к тем цветам, которые смешиваются. Понятно, что когда мы смешиваем красный и зеленый, то возникает дополнительный синий. Или, когда вы нанесете основной цвет на белый, то он будет отсвечивать дополнительным цветом. Если вы нанесете дополнительный цвет на белый, то увидите, что белая бумага отсвечивает дополнительным цветом. И вообще на цветовом круге, который легко запоминать по первым буквам известной фразы «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан» (красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый), противоположные цвета, расположенные по диагонали, являются дополнительными.

Таким образом, у Сёра вся теория живописи, которую он применял в своем творчестве, основывалась на фундаментальном положении, включающим основные и дополнительные цвета. Они стали альфой и омегой его творчества. Для него момент контраста являлся принципиально важным. Он с большой тщательностью обрабатывал полотно точками, ибо они, как он считал, формировали зрительное впечатление на сетчатке глаза, создавая общее впечатление цвета. Что, собственно, и происходит. Все его работы выглядят немного дымчатыми, размытыми. И, пожалуй, мы можем согласиться с художником, потому что когда мы смотрим на реальный мир вещей, то видим не линии, а пятна. И Клод Моне, несмотря на то что был ярым противником новаций Сёра, говорил: «Когда вы рисуете, постарайтесь забыть о том, какие объекты вы видите перед собой: дерево, дом, поле… рисуйте так, как это выглядит для вас, конкретный цвет и форму, пока не получите свой собственный наивный отпечаток сцены, которую видите перед собой». Всем, кто занимается живописью, может быть будет полезен этот урок Моне. По его мнению, стоящая на рояле бутылка – это не бутылка, а набор определенных пятен. Если мы хотим изобразить нечто, что находится перед нами, то должны изобразить пятна, а они потом формируются в матрице головного мозга, в котором отображен весь предметный мир, как и непосредственно бутылка. В общем, в живописи важно видеть именно пятна, потому что они создают живописную мозаику, из которой складывается образ. Живопись Сёра как раз и была построена на пятнах. На его картинах мы видим набор пятен, которые образуются из многочисленных точек, в результате чего и происходит «узнавание» объектов и предметов, рождение эмоциональных образов.


Ж.-П. Сёра. Воскресный день на острове Гранд-Жатт. 1884–1886. Институт искусств. Чикаго


Язык символов и космические ноты острова Гранд-Жатт

В одной из его фундаментальнейших работ «Воскресный день на острове Гранд-Жатт» очень многое надо уметь считать, понять и вжиться в образы, для того чтобы почувствовать, о чем художник говорит, как он взаимодействует со зрителем, с полотном или с самим собой. Здесь есть несколько сложных моментов, но их легко объяснить. Мы видим гуляющих людей на застывшей картинке, которая отождествляется в нашем понимании с состоянием расслабленности, отдыха, что нам всем знакомо. Художник, сам часто посещающий остров Гранд-Жатт, изобразил некий слепок с жизни общества и с тех обычаев, которые были присущи большинству парижан в воскресный день: проводить время на воде, плавать на лодках, греться на солнце, сидя на лужайке… Рассматривая эту работу, важно понять, язык символов, использованный художником.

Вообще, интересно его отношение к знакам, в этом он солидарен с тем же Анри: смыслы заключены в неочевидных моментах. Например, мы видим девушку, которая удит рыбу. Момент для нас странный, непривычный. Ведь рыбалкой обычно увлекаются мужчины. Поэтому первое, что приходит на ум, – это ассоциация с таким понятием, как «ловит». Во французском языке этот глагол имеет два значения: ловить и грешить. И мы понимаем, что девушка в парке совершенно не то ловит, что кажется на первый взгляд. Понятно, что у каждого в парке есть вполне определенная цель. А рыбачка пришла на остров в красивом выходном платье с турнюром, похожим на седло, которое у женщин того времени считалось особенным шиком. Ясно же, что она пришла к реке в нарядном платье не просто для того, чтобы удить рыбу. Она это делает с определенной целью, которую, кстати, выдает изображенная здесь обезьянка с закрученным хвостом – символ зла, греха, соблазна, сладострастия. Некоторые исследователи еще говорят, что обезьянками называли девушек с низкой социальной ответственностью, легкодоступных. Так перекликаются между собой эти два знака.

Когда картина была первый раз представлена публике, ее критиковали, тыкали в нее пальцами, над ней смеялись точно так же, как над известными работами Клода Моне «Завтрак на траве» и «Олимпия» – картина Эдуарда Мане. Хохот стоял невероятный, потому что изображение публике казалось странным: люди какие-то неестественные! В общем, работа вызывала только иронические усмешки и критику, к которой Сёра относился очень болезненно. Зрители не поняли, что он специально остановил своих персонажей, как в детской игре «замри!». И герои замерли. А если представить, что мы можем запустить этот «стоп-кадр», то они снова начнут двигаться. Сегодня в некоторых галереях делают попытки «оживления» картин. Картина Сёра «Воскресный день на острове Гранд-Жатт» стала бы очень эффектной, если бы ожила! Кстати, а заметили ли вы, что одна фигура на картине не застывшая? Это девочка!

В основе мировоззрения Сёра как художника-аналитика лежит жесткая приверженность к стройным композиционным построениям. И в этой картине прослеживается очень четкий строй, ритм, который сообщает полотну сложную симфоничность. Точки, которыми усеяно все пространство картины, одни называли романтично «веснушками», а другие иронично – «конфетти». Народ изощрялся как только мог, когда пытался обсмеять его манеру творчества. Но вы сами видите, как все вместе создает удивительно многоплановый по своему строению музыкальный ряд. Можно предположить, что в его работе звучат космические ноты, навеянные некими вселенскими мотивами! Более того, возникает ощущение, что на полотне запечатлен какой-то параллельный мир. То, что там происходит, подталкивает к мысли, что или вы находитесь в машине времени, или наблюдаете за событиями на другой планете. Нам передается загадочность и даже мистичность сюжета картины Сёра. Когда смотрим на «Остров Гранд-Жатт», у нас может возникнуть ощущение, что изображенный мир пришел то ли из сна, то ли из каких-то сюжетов, источников, содержащих описание мистических событий. Ведь есть такие фантастические фильмы, где люди, которые находятся в привычной среде, ходят в обычной одежде, на самом деле, являются не теми, за кого себя выдают. Так и здесь создается впечатление, что персонажи картины Сёра пришли из параллельного мира.

Чем дольше всматриваешься в картину, тем больше она вызывает удивительные ощущения реальности и нереальности происходящего. Она завораживает своим волшебством! Сёра создал такой удивительный мир, и если ты хоть раз прикоснулся к нему, то он остается в памяти навсегда. Картина за счет точек как бы проникает, заполняет все пространство нашего окоёма и никуда не может исчезнуть – будто происходит диффузия, своеобразное проникновение. Такое магическое действие она производит на зрителя. Эта обезьянка, эта собака, эта девочка – все время они будут куда-то плыть в нашем воображении. Вот в чем сила этой картины.

Все полотно пронизано вертикалями. В центре – наверное, няня с красным зонтиком. Обратите внимание, что у мастера красный цвет встречается на всем пространстве полотна, другие же цвета строго в определенных местах. Зеленый холодный справа и вверху переходит в теплый цвет слева – в сторону удовольствия. Чем ближе к воде, тем теплее и приятнее становится. Это то психологическое ощущение, которое знакомо и нам, когда мы приближаемся к воде. Чем ближе мы подходим к реке или озеру, тем комфортнее себя чувствуем.