То же наблюдаем и на полотне. Справа все холодное. Помните, уже говорилось, что холодные цвета – зеленый, голубой, синий – создают ощущение печали и приглушенного состояния. Потом цвета уходят влево – и как будто пространство распахивается. А частота деревьев создает зрительное ощущение напряжения. Чем дальше уходит наш взгляд влево, тем картина все больше наполняется воздухом. Листва оживает, начинает шелестеть. А справа она вся сгущена. И плотно расположены две чопорные фигуры: мужчина с сигарой и женщина с темным зонтом. Дальше – фигуры людей в свободных расслабленных позах. Парень с трубкой лежит на траве. Другие отдыхают, любуясь гладью воды. Все на картине выглядят так, как будто они случайно попали в поле зрения художника. Хотя все не случайно! Готовясь к этой работе, Сёра очень много работал. Он делал много крокетонов – предварительных этюдов. У него есть даже эскиз Гранд-Жатт вообще без людей, просто пейзаж в маленьком варианте. Потом рисовал персонажей – совершенно разношерстную, разного социального среза публику, среди которой есть даже солдаты. И каждая фигура отмечена какими-то особенностями, присущими им именно во время расслабления. Художник в данном случае, с одной стороны, фиксирует этот момент, а с другой – как бы откликается на ту форму событий, которая имеет место в Париже в то время.
Так, этой картиной Сёра создает то ощущение, которое, раз возникнув, останется с нами навсегда и будет согревать нас всего лишь при воспоминании об этой великолепной работе мастера. Сам шедевр сейчас находится, естественно, в Чикаго, а не во Франции.
Ж.-П. Сёра. Купальщики в Аньере. 1884. Национальная галерея. Лондон
Однако первой большой картиной была не «Воскресный день на острове Гранд-Жатт», а «Купальщики в Аньере», которая тоже имеет размеры 2 × 3 метра. Художник не стремится передать в своих полотнах какие-то эмоции. Для него цели и смыслы находятся за пределами той реальности, которую воспринимает каждый из нас. И эта реальность находится в параллельном его представлении, и кажется, скрыта невидимой завесой. Когда он пишет какую-то работу, то переступает некую грань, которая нас отделяет от другого мира. Не случайно вспоминается Блок, который говорил, что человек – творец, которому открывается новое пространство. Он условно как бы закладывает душу, что-то оставляет там – в естественном, нормальном, человеческом мире, а сам попадает в особый мир, за который платит очень большую цену. Так оно и происходит. Многие сгорают на таком пути, когда переходят грань, отделяющую человека от запредельного мира. И здесь опять Сёра применяет свою технику, испещряя цветовыми точками весь воздух, который буквально обретает свою материальность. Мы видим, что работа становится полупрозрачной, как если бы мы смотрели на нее с достаточно большого расстояния, приближая с помощью объектива отдельный фрагмент изображения, который хочется рассмотреть ближе.
Как будто мы смотрим на происходящее в подзорную трубу. Выхватываем состояние или событие, которые там происходят, или людей, которые там находятся и даже не подозревают, что кто-то за ними подсматривает. Есть ощущение, и оно укрепляется все больше и больше, что Сёра рассматривает происходящие у реки события как пришелец, для которого наш мир необычен и удивителен. Полотно вызывает очень странные ощущения. Как будто мы покидаем этот мир, пересекаем границу и попадаем в другой, новый для нас мир, где краски приобретают совершенно иное звучание, и он теряет осязаемость. Сёра здесь формирует изображение с помощью не линий, а пятен. Он создает изображение с помощью точек, которыми тщательно обрабатывает все пространство картины.
События, которые тут происходят, не связаны между собой, как это часто бывает и в реальном мире, когда мы каждый раз пытаемся найти объяснение или как-то связать между собой явления, которые происходят перед нашим взором. И на полотне запечатлены параллельные события, где одно действующее лицо никаким образом не связано с другим. Все присутствуют отстраненно друг от друга, как будто тут, на пляже, соединяются разные миры. А ведь, по сути, каждый из нас – это свой отдельный мир. Каждый из нас находится в поле своих ощущений, в потоке своего восприятия, в плане собственной самореализации, в соответствии со своим целеполаганием. И даже когда мы вступаем в контакт с другим человеком, когда едем компанией в путешествие или когда находимся на лоне природы – каждый постоянно находится под влиянием своих мыслей, идей, эмоциональных реакций.
В обыденной жизни мы обмениваемся репликами, взаимодействуем, но тем не менее каждый из нас находится в русле своей основной магистрали. Как у каждой космической системы, у нас есть заданная траектория и определенный импульс. Человек изначально всем своим жизненным ходом событий настроен на свою траекторию движения, а если соприкасается с другими (что неизбежно), то вектор его движения меняет свое направление в большей или меньшей степени, что не мешает, однако, оставаться в поле своих представлений. Замечали ли за собой такое состояние, когда во время празднеств, всеобщих гуляний мы вдруг ловим себя на том, что мы не со всеми, а в каком-то своем коконе. Чаще всего находясь в поле своих переживаний, не связанном с событиями, участниками которых являемся. Это свидетельствует об автономности нашего существования. В этом парадокс нашего мира: мы живем по каким-то своим внутренним законам, несмотря на то, что нам в силу необходимости приходится жить в обществе. Это то, что мы называем внутренним одиночеством, которое присуще каждому человеку, наверно, это и рождает ощущение собственной независимости.
И работа «Купальщики в Аньере» служит тому подтверждением. Видимо, психологии Сёра была свойственна абсолютная автономия, что и отличало его от всех остальных. Он тщательно оберегал свое первенство, свою идею и свое Я, цельность своего открытия, полноту своего мировоззрения. Мастер все время находился в состоянии защиты от всех. Он не хотел, чтобы ему подражали. Он сам говорил о том, что не хотел, чтобы другие шли по его стопам. Сёра стремился быть единственным и неповторимым. Этим и объясняется несколько запредельный характер его работ, где, как выразился один из критиков, кристаллизуется время. Какое точное определение! Уходят вещи – кристаллизуется время. Значит, его работы на самом деле о вечности! Застывшие состояния, запечатленные художником, – это как неотступно преследующий нас сон. Бывает такое: какой-то сон, мистическое состояние, как пластинка воспроизводится, и опять, и опять погружаемся в это ощущение. Очень любят такой эффект воспроизводить в своих фильмах некоторые режиссеры: когда одно и то же событие возвращается и как будто наплывает в разных состояниях. Такой же прием использует и Сёра: возвращается постоянный мираж, который где-то тобой подсмотрен. И был ли он?
Ж.-П. Сёра. Мужчина смотрит вдаль. 1881. Частная коллекция
Может быть, ты просто его сконструировал? Помните, как у Горького в «Климе Самгине»: а был ли мальчик? А может, мальчика-то и не было? Вот это «событие Клима Самгина» постоянно воспроизводилось. И у многих из нас отображаются некоторые события, как через какую-то неведомую пелену. Мы уже не знаем, реальность это или не реальность? Рассуждая таким образом, начинаем понимать, что творчество Сёра – об этом постоянно присутствующем мираже, который является неотъемлемой частью каждого из живущих на Земле. В этом смысле он очень тонкий провозвестник идеи о жизни как сне, о чем писал и Есенин: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?».
Картина «Мужчина смотрит вдаль» как раз иллюстрирует вышесказанное. Пленительность этого полотна заключается в том, что возникает своеобразный эффект – фигура расплывается и, кажется, вот-вот растворится. Психологическая и эмоциональная форма воздействия творчества Сёра заключается в том, что все, что он пишет, как будто находится близко, и мы присутствуем где-то рядом. Есть такое ощущение, что реальность уходит от нас, мы стремимся ее догнать, остановить, но она размывается – и так одно событие сменяет другое. Красота жизни в том и заключается, что многие события, с нами происходящие, как бы, с одной стороны, имеют форму, а с другой стороны – расплываются. Это как мысль, которая появляется помимо нашей воли, и, что интересно, тотчас сменяется другой, наплывающей на нее.
Поэтому можно назвать живопись Сёра отчасти схожей с грезами. Как говорят великие, наслаждение мыслью – самое высокое наслаждение. Так и грезы, которые сопутствуют нам, идут от каких-то мгновений детства или событий – приятных, памятных, радостных, которые вдруг возвращаются к нам через пелену времени. В памяти постоянно всплывают мимолетные эпизоды из жизни, которые то ли случались, то ли нет. Грузинские сказки начинаются со слов «ико, да ар ико ра», что в переводе означает «то ли было, то ли не было». А «было или не было» в искусстве является пленительным необычайно! И кажется, Сёра – тот редкий художник, который сумел об этом рассказать языком изобразительного искусства. Как изобразить то, чего не было? Это же приходит нам сквозь туман воспоминаний. Или, по-другому, можно назвать «частокол воспоминаний» – наплывает, открывается, чарует нас. И так хочется застыть и остановить мгновение, как у Гёте в «Фаусте»: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!»
В рисунках Сёра очаровывают еще и такие тонкости, когда нет линий, нет ничего, а есть только интонации. Когда стоим перед огромной картиной «Купальщики» в шесть квадратных метров то нам кажется, что она просто мерцает перед нами. Волшебство заключается в том, что мириады точек, которые мы видим, сливаются в воображении во что-то целое. В этом какая-то необыкновенная космичность! Думается, что до сих пор не до конца понято то его озарение, которое к нему приходило, когда он создавал свои картины.