Иди в задницу со своими угрозами.
Я полностью отключаю телефон, а затем под внимательные взгляды девочек вплотную занавешиваю шторы.
– Кто это?
Эмма останавливается передо мной, прищурив глаза. Черт. Я была так испугана, что не заметила, как она наблюдает за мной.
– Какой-то спам, – я заставляю себя натянуть улыбку. – Посмотрим фильм?
– Какой спам?
– Не знаю, реклама, – вру я. Боже, я ненавижу врать.
Эм сканирует меня, а затем спрашивает:
– Звездные войны или Человек-паук?
Я прикусываю губу и улыбаюсь уже искренне.
– Определенно Человек-паук.
Объевшись сырного попкорна и посмотрев все три части с Тоби Магуайром, я прошу Эмму довести меня до дома. Мне приходится осматриваться по сторонам, гадая, где он может скрываться.
Черт. У меня и вправду разыгралась паранойя.
Я делаю свой успокаивающий ритуал: принимаю горячий душ, завариваю ромашковый чай и несколько раз проверяю, закрыты ли окно и дверь, – для надежности подпираю последнюю стулом. Я так устала за эту неделю, что сон накатывает на мой тревожный мозг слишком быстро, и я почти не думаю о мрачном преследователе.
Пока я резко не просыпаюсь по среди ночи.
Запястья привязаны к спинке кровати, а твердое тело вжимает меня в матрас, обхватывая мое горло сильной рукой.
Я связана. Я обезоружена.
И я… ничего не вижу.
Горячее дыхание оставляет мурашки на моем лице, когда мне шепчут низким, почти угрожающим тоном:
– Знаешь, что я делаю с теми, кто меня не слушается, Катерина?
***
Примечание:
Доминанта – преобладающий очаг возбуждения в головном мозге человека, связанный с повышенным вниманием или актуальной потребностью. Способен усиливаться за счет притяжения возбуждений с соседних участков мозга.
Глава 10. Защитные механизмы
“… You know how long I've had to wait
Ты знаешь, как долго мне пришлось ждать,
To feel your touch and see your face
Чтобы почувствовать твоё прикосновение и увидеть твое лицо.”
Come Follow Me Down – George Taylor
Кингстон, Шотландия.
Призрак.
Семь лет назад.
Я схожу с ума от страха.
Он поглощает меня. Он руководит мной, пока я бьюсь изо всех сил.
Я выгибаюсь всем телом и пытаюсь сильно ударить его коленом, но его с легкостью отводят в сторону. Воздух выходит из моей груди, но я не сдаюсь, бью, бью, бью, куда могу достать, не жалея рук, погруженных в путы какой-то жесткой холодной кожи.
Но это бесполезно. Он слишком тяжелый. Он слишком большой.
Я бы никогда не подумала, что смогу так драться, но вероятно дело в адреналине или в выживании. Или это могут быть подавленные эмоции моей беспомощности.
Чем больше я сопротивляюсь, тем больше это забавляет его. Я слышу низкий и тихий звук его смеха. Подобное пренебрежение приводит меня в настоящую ярость, я мычу сквозь его ладонь и борюсь, что есть сил.
Но ему все равно. Он с ледяным спокойствием терпит все мои попытки освободиться.
Его тихое, глубокое дыхание гулко отдается в воздухе и ударяет меня по коже. Его безжалостная хватка – предвкушение, обещание того, что он подарит мне все самое темное и жестокое.
Используя остатки сил, я глубоко вдыхаю и бью его ногой, желая попасть в самое уязвимое место.
Затем что-то холодное и острое прижимается к моему горлу.
Опасный металл. Это нож.
Паника просачивается в каждую клеточку моего тела. О господи, он действительно пришел убить меня? Я замираю, боясь даже нормально дышать, когда его хриплый шепот раздается в комнате:
– Ну же, котенок. Это все, на что ты способна? Я разочарован.
Ублюдок.
Я зажмуриваю глаза, когда еще больше ощущаю его тяжелый вес. Он садится на меня, его крепкие бедра берут в плен мои. Грудь дико вздымается, а легкие вот-вот лопнут из-за недостатка воздуха.
– Тебе лучше сделать вдох, Катерина, – мрачно говорит он, угрожающе придавливая нож к моему горлу.
Я открываю губы, втягивая в себя облегченную порцию кислорода. Лезвие не острое, он касается меня тупой стороной. Пока что.
И этот чертов запах…
Я сглатываю подавившись воздухом, чувствую, как дождь и яблочный табак оседают на самое дно: легких, еще глубже, просачивается в кровь. Этот аромат теперь я узнаю всегда и везде. Он въелся так сильно, что забыть невозможно.
Но забыть и не дают. Напоминают немым невидимым присутствием или как сейчас – извращенными действиями. Я дышу этим ядом, пока он медленно исследует ножом мою кожу: скользит по шее вверх-вниз, опускается до груди и поднимается выше, по всей видимости, наслаждаясь мурашками, сплошь покрывающими мое тело.
– Поиграем в правду или действие?
Я не отвечаю, делаю глубокий вдох, отравляясь его природным ядом все больше. Мне всего-то нужно успокоиться, привести беспорядочные мысли в порядок, перестать вести себя так безрассудно. Если ты не способен сохранить холодный разум, то ты заведомо находишься в проигрышном положении.
“Сдержанность. Самоконтроль”, – повторяю я себе мысленно, с содроганием ощущая пока еще безобидную игру ножа с моей кожей.
Вверх – вниз… Вверх – вниз.... Обвести сжатую до предела челюсть, коснуться дрожащих губ, спуститься ниже…
“Думай, Катерина”, – кричу я подсознанию. – “Зачем ему это? Он охотится ради… убийства? Но почему? Из-за внешности? Если я буду вести себя послушно, он не причинит мне вреда или его наоборот разозлит апатия?”
У меня часто бывает так, что из-за тревоги я просто не могу что-либо контролировать в своей голове. Мысли просто настойчиво лезут, раздражают, изводят до посинения, но это ни в коей мере не сравнится с тем, что сейчас происходит.
Наглая безжалостность его прикосновений, запаха и всего его присутствия вспыхивает и пульсирует в пространстве вокруг меня. Он ведет ножом ниже, проникая под ворот футболки и разрывает ткань. Мои губы дрожат, когда я чувствую холодное лезвие прямо возле груди.
Его влажные волосы щекочут мой висок, и я резко втягиваю воздух, разрушаясь до основания.
– Если ты не будешь выбирать правду, я выберу действие. И не уверен, что оно тебе понравится. Ты будешь играть, милая?
Я пытаюсь рассеять темноту сквозь надетую на меня повязку, мысленно убиваю его взглядом. Старательно выкручиваю ему все внутренности, но тот находится в полном здравии и, кажется, в отличном настроении. Я буквально слышу его ухмылку и порочный шепот над ухом:
– Не двигайся и не кричи, – тихо говорит он, заставляя задыхаться. – Не вини меня за то, что я сделаю, если ты не послушаешься.
Его тяжелая ладонь покидает мой рот, и я судорожно втягиваю в себя больше воздуха. Черта с два, я поддамся на его провокации. Я лишь упорно молчу, ощущая его прямой взгляд, испепеляющий кожу. Мне до безумия хочется спрятаться от этого взгляда.
Откуда я знаю, что он смотрит? Я просто… знаю.
Он смотрит. Он наслаждается каждой эмоцией: особенно острой, особенно страхом. Мне ведь не послышалась хрипота в его голосе.
Либо этого ублюдка возбуждает беспомощность, либо все гораздо хуже… Он психопат – вне всяких сомнений.
Его нож снова на моем горле, а губы едва касаются щеки – фантомно, почти незаметно, но этого легкого контакта с лихвой хватает на то, чтобы меня прострелило током.
– С какими эмоциями я связана? – шепчу я, надеясь сбить его с толку.
А тот только улыбается – я чувствую, как его губы растягиваются в улыбке, и от этого мне становится не по себе.
– Страх, – отвечает он безразлично. Я вздрагиваю, когда он слизывает влагу с моих щек. Животное. Монстр. Ублюдок. – Тревога. Напряжение… Восхищение.
– Они тебе знакомы? – я говорю так тихо, что не уверена, слышит ли он меня. – Эти эмоции?
– Ты неправильно формулируешь вопрос, Катерина, – мне отвечают ледяным тоном, не потому что хотят напугать – он уже напугал до смерти, а потому что по-другому, кажется, невозможно.
Эмоции психопатов сильно отличаются от эмоции обычных людей. Психопаты не дезориентированы, не лишены чувства реальности и не страдают от бредовых идей, галлюцинаций и выраженного дистресса, которые характеризуют большинство других психических расстройств. Психопаты мыслят рационально и осознают, что и почему делают. Их поступки – результат осмысленного выбора.
Пустота. Вот, что они ощущают. А в социуме вынуждены притворяться, играть подобно актерам в театре, чтобы не отличаться от остальных.
Они не чувствуют эмоции других людей, но видят их и способны ими управлять. Словно дальтоники, которые не различают цветов светофора, психопаты видят, какая из трёх лампочек загорелась, и понимают что с этим делать.
– Ты испытывал эти эмоции когда-нибудь? – бормочу я и охаю, когда его зубы прикусывают мочку моего уха. До крови. Больно, черт возьми, как больно. – Это был мой вопрос. Прекрати… – дерьмо, мой голос дрожит, – прекрати это делать.
– Что прекратить?
– Не прикасайся ко мне, – говорю я, задыхаясь.
Он надавливает ножом на напряженную горошину соска, делая ее тверже. Стыд пробегает от макушки до пят, окрашивая кожу в бордовый. Меня еще ни один мужчина не видел голой. Никто не прикасался так… грубо. Словно он имеет на это полное право.
Против моей воли из меня вырывается тихий стон, и я крепко зажмуриваюсь несмотря на то, что не могу видеть.
– Но ты ощущаешься такой идеальной в моих руках. Было бы расточительством не прикасаться к тебе.
Его слова больно впиваются, вытаскивают что-то неведомое. Мое тело горит незнакомым обжигающим огнем, и я думаю лишь о том, насколько я, кажется, ненормальная.
Последовательность его движений становится грубее, когда его свободная рука хватает меня за затылок и притягивает мое лицо. Теперь все ощущается по-другому. Его горячее дыхание на моих губах. Его жестокие прикосновения.