Вероятно, из-за своего расстройства я выбрал Кэт, как объект моей одержимости. Но я не верю в это дерьмо. Мой интерес не угасает.
Он, блядь, никогда не угасал.
Природа не терпит пустоты – поэтому вместо способности испытывать и распознавать эмоции она наделила меня прагматичным складом ума, высокой способностью к выживанию, адаптации и образованию.
Я просто нажимаю на кнопки, чтобы добиться желаемого результата. И у меня нет тех тормозов, которыми здоровые люди меряют и ограничивают свои поступки и эмоции. И эмоций в привычном понимании слова у меня тоже нет. У меня есть «чувство» собственничества, желание обладать, подчинять и стремление «разбирать» свои живые игрушки.
Но Катерина – не игрушка. Даже близко нет. Но я едва сдерживаюсь, что не нажать на ее гребаную кнопку, которая не хочет подчиняться нашей связи.
Затягиваясь сигаретой, я подхожу к дивану, где девушка свернулась в клубок, как самый аппетитный котенок. На ней только моя рубашка. Это уже больше чем кинк, теперь это аксиома – видеть ее в моей одежде.
Я начинаю кружиться возле Кэт, высматривая следы нашей ночи. Мой взгляд скользит по лодыжкам с легкими следами от моих рук – я слишком сильно потянул за ноги, когда брал ее на ковре возле камина. Черт, она лежала такая беззащитная, читая книгу для своей степени по психологии. Я просто не мог пройти мимо.
На шее – след от укуса и крупный засос. На самом деле они практически везде – отпечатки моей больной одержимости. Мне тяжело сдерживать себя от того, чтобы не переборщить. И знаете что? Она, блядь, не боится меня.
Катерина обожает разговаривать с моей дьявольской половиной, сталкиваясь лицом к лицу с самой пугающей стороной – с настоящим мной. Она единственная, кто разговаривает с настоящим мной. Это будоражит и едва сдерживает меня от того, чтобы не поглотить эту девушку целиком.
Кэт ворочается во сне, отчего ткань рубашки задирается, приоткрывая захватывающий вид на ее бедра. Поверх старых следов идут новые – те, что я оставил вчера, когда увидел в ее свадебном наряде. Мой милый котенок выбрала для церемонии короткое белое платье и трахни-меня-сейчас-же туфли. Ее потребность выглядеть хорошо в глазах окружающих превалирует над желанием каждую гребаную секунду саботировать ту разрушительную часть меня, которая нуждается в насилии.
Последние несколько недель Катерина была со мной и не со мной одновременно. У нас сложилось строгое расписание, где я будил ее утром, вылизывая ее сладкую киску дочиста, и потом трахал. После этого мы завтракали и я отвозил ее в клинику, а сам отправлялся на работу в Snow Corporation. Раньше работа отвлекала меня. На самом деле, код и бюрократическая схватка – единственное, что кормило мою асоциальную натуру, но отныне это не помогало. Иногда я отправлялся на охоту за моим маленьким котенком прямо в обеденное время, заставляя Катерину кричать в собственном кабинете Reed Hospital. Проклятье, ее крики…
Я тушу сигарету и сажусь на диван, чтобы понаблюдать за спящей Кэт. Она что-то бормочет во сне, издавая сексуальные звуки, а затем переворачивается на спину и бессознательно разводит ноги, показывая свою розовую плоть, до сих пор покрытую спермой и ее соками.
Блядь. У меня мгновенная эрекция.
Я стягиваю спортивные штаны, оставаясь полностью обнаженным. Медленно расстегнув пуговицы ее рубашки, я открываю свой подарок и глажу острые соски, которые торжественно приветствуют своего хозяина. Стон удовольствия тут же слетает с ее прекрасных губ, и я усмехаюсь. Может быть разум Катерины еще борется с моей ролью в ее жизни, но тело полностью принадлежит мне.
Я скольжу пальцами вниз и начинаю ласкать складки. Они быстро становятся мокрыми, заполняя мои легкие пьянящим ароматом ее возбуждения. Ее бедра дергаются, придвигаясь ближе к моей руке. Вот так… иди ко мне, мое наивное создание.
Через какое-то время Катерина стонет все чаще и чаще, пока ее тело не содрогается в оргазме. Она распахивает сонные глаза.
– Что… – ее рот приоткрыт, а лицо расслаблено. Ненадолго.
Я сажусь на колени, хватаю ее за бедра и вхожу сразу на всю длину, вырывая из нее шикарный вскрик. Мои толчки сотрясают диван, пока ее киска крепко сжимает мой каменный член. Черт, она тугая. Она всегда такая тугая. Идеальная. Моя жена.
– Скажи, чтобы я трахнул тебя, миссис Сноу, – хриплю я, вбиваясь в нее со всей силы. Катерина начинает плакать, ее тело извивается, но я вижу, какое воздействие я оказываю.
Остановившись, я протягиваю руку вниз – там где мой член входит в ее киску, и собираю следы возбуждения Катерины. Я обожаю эту влагу – особенно, когда ее так много, что она даже капает на диван.
– Ты уже делаешь это, – шепчет она.
Мой взгляд ловит ее дикий, когда я снова врезаюсь в нее, владея каждым дюймом ее прекрасного существа. Она начинает сильно дрожать, стоит мне всего лишь облизнуть свои пальцы, покрытые ее соками.
– Скажи, – толчок. – Это. Мне нужен твой голос.
Я вхожу быстрее и интенсивнее, пока мой большой палец играется с ее набухшим клитором. Ее голова запрокидывается назад, она громко стонет.
– Пожалуйста, трахни меня, Кастил. Пожалуйста, дай мне кончить.
Блядь.
Я ожидал, что продержусь дольше, учитывая сколько раз я брал ее ночью, но мне хватает лишь пары секунд после того, как ее киска сжимает меня, высасывая каждую каплю моей спермы. Я не видел ничего прекраснее кончающей Катерины, и я не хочу выходить из этой девушки.
Я наклоняюсь, чтобы взять ее за горло и поцеловать. Котенок садится на мои колени и принимает каждое мгновение моего жестокого поцелуя. Она любит, когда я кусаю ее, каким-то странным образом ее сексуальные наклонности совпадают с моими.
Она вся идеально совпадает со мной.
Я беру в рот ее безымянный палец, на котором красуется мое кольцо, и облизываю его, вырывая из Кэт тихие вздохи. Все еще находясь в своей жене, я делаю очередной толчок, ее глаза расширяются.
– Снова? Ты же только что…
– Мне недостаточно, – я купаюсь в дымке ее похоти и приказываю: – Оседлай меня, как хорошая девочка, Катерина. Я хочу увидеть, как ты прыгаешь на моем члене.
Ее глаза сверкают. Я думаю, что она оттолкнет меня, как делает каждый раз после нашего секса, но вместо этого Кэт поднимается и медленно опускается.
– Вот так, детка. И еще раз.
Она слушается и продолжает делать это до тех пор, пока мы оба не кончаем. Ее тело обмякает на моем, она абсолютно обезвожена. Я целую Кэт в лоб и неохотно выхожу из нее, чтобы налить ей стакан воды.
– Не делай так больше, – просит она тихо, кутаясь в одеяло.
В глазах темнеет. Она отталкивает меня. Опять.
Я пошел к психотерапевту, чтобы тот сказал, как мне стоит вести с себя с Катериной, как не отпугнуть ее. Мозгоправ не одобряет мои методы по возвращению Кэт в Англию, но иначе она не вернулась бы ко мне. Я хорошо знаком с ее гордостью: она бы скорее умерла, чем вернулась бы ко мне добровольно.
“Тогда не давите и позвольте ей убедиться в том, что она в безопасности”.
О, я стараюсь не давить. Я, блядь, очень стараюсь.
– Твоя просьба звучит не очень убедительно, Катерина. Не после того, как ты распалась в моих руках. Трижды.
Прекрасный розовый оттенок покрывает ее щеки, и я останавливаю себя от выпада в ее сторону. Ей исполнилось двадцать пять, но Катерина ни капли не изменилась. Может быть, стала чаще хмуриться и закрываться в себе, но я исправлю это. Я могу сказать, что она близко к тому, чтобы сломаться и, наконец, дать мне то, что я хочу, – всю ее. Целиком.
Она начинает вставать, но я хватаю ее за руку. Кэт делает паузу с озадаченными выражением лица. Я отдаю ей стакан воды и заправляю светлую прядь за покрасневшее ухо. Она следит за моими движениями подобно жертве, которая размышляет: стоит ли ей убежать или же лучше притаиться.
Ну, убегать точно не стоит. Я догоню.
– Ты разговаривала во сне.
Она вздыхает, быстро выпивает воду и идет к столу, чтобы поставить пустой бокал. Я следую за ней.
– Просто кошмары.
– Что конкретно за кошмары?
– Тебе необязательно знать и контролировать все, Кастил.
В серых глазах сверкает злость. Что-то все же изменилось: редкие всполохи бирюзы исчезли, сменившись на туманное небо в глубинах смертельного океана. Просто потрясающе. Как она может быть такой красивой?
Я обхватываю ее лицо ладонями и целую ресницы. Катерина замирает. От меня не ускользает ее тихий судорожный вздох.
– Необязательно. Но не тогда, когда дело касается тебя. Что тебе снилось?
Она сглатывает и опускает голову, рассматривая мой живот. Изящные, хрупкие пальцы тянутся к моей груди, и я застываю, чтобы не спугнуть ее первый порыв дотронуться до меня, когда мы не находимся в постели.
Кэт осторожно, едва касаясь, очерчивает контуры тату. Медленно ведет вниз и обратно. Время будто останавливается. Я напрягаю пресс от резкого желания сжать ее в объятьях и поцеловать, но мне приходится сдерживать себя. Потому что я хочу еще.
Еще, Катерина. Коснись меня еще.
– Ты… хорошо себя чувствуешь? – ее голос дрожит, и это вовсе не та дрожь, которая мне нравится.
– Значит тебе приснился кошмар обо мне. Что со мной произошло? Я умер?
Кэт вздрагивает, возвращая свой взгляд на мои глаза. Я вижу в них испуг. Она прочищает горло.
– Я не хочу говорить об этом.
– Разве ты не хочешь этого? Чтобы я оставил тебя в покое?
Тьма начинает ползти по всему помещению, окрашивая все в кроваво-красный, а потом растворяется, стоит Катерине выдохнуть:
– Нет, – ее подбородок дрожит. – Не таким способом.
– Какой способ тебя бы устроил?
Воздух потрескивает от напряжения настолько сильного, что я мог бы разрезать его ножом. Меня, блядь, чертовски выводит то, что мы обсуждаем возможный вариант событий, где Катерина уходит от меня. Но мне нужно знать, что находится в ее тревожной голове, чтобы предотвратить это.