Я перешел черту. Я убил человека. И сделал бы это еще раз.
– Нет. Каким-то невероятным способом этот ублюдок смог сбежать, но Петров уже взял след. После падения акций компании все его связи с судьями Лондона посыпались, как карточный домик. Кастил, ты слышишь меня? – Чон сжимает меня за плечи. – Аарон прибрался за нами, но ICE Group будет трудно вернуть.
Эмма вскакивает с места и тычет в меня пальцем.
– Это все твоя вина, Сноу! Ты слышишь меня? Это все из-за твоих гребаных игр элит и войны с твоим отцом. Если она умрет, это будет твоя вина!
– Ты права, – мой голос хриплый, мертвый, пустой. Такой, какой был до встречи с ней. – Это моя вина.
Она кидает на меня свой безумный взгляд и вдруг захлебывается слезами, когда видит врача. Тот снимает маску, его лицо изможденное и уставшее, а в глазах… гребаное сожаление.
Я даже не дышу с того момента, как он вышел из операционной.
– Доктор, как все прошло? – даже назойливый голос Уилсона не возвращает меня к жизни.
Пожалуйста, котенок. Вернись ко мне.
Я оставлю тебя, только живи, малышка.
Вернись ко мне, Катерина.
– Нервы на левой руке восстановлены не полностью, вероятно, у нее будут проблемы с двигательной активностью. Миссис Сноу также потеряла много крови, но к счастью, доноры нашлись быстро. Сейчас ее состояние стабильное, но будет лучше, если она пробудет в интенсивной терапии еще какое-то время.
Доктор с индийскими корнями смотрит только на меня, когда произносит самые лучшие слова на свете. Вероятно, он проникся моими угрозами и той суммой, что я перевел на его счет. Но все это не важно.
Важно только то, что сейчас ее состояние стабильное.
Мое сердце делает громкий удар, а дыхание восстанавливается.
Ее состояние стабильное.
Мари бросается в объятья к матери, которая все восемь часов пятьдесят шесть минут и четырнадцать секунд не прекращала плакать. Может быть, ее любовь к дочери была такой же черной и ненормальной, как и моя.
Ее состояние стабильное.
Не говоря ни слова, я ухожу и набираю номер Дамиана:
– Ты нашел его?
– Еще нет. Скорее всего он где-то в воздушном пространстве. Я могу воспользоваться твоими базами?
Выйдя на улицу, я закуриваю сигарету и подставляю лицо под холодные капли моросящего дождя.
Я, блядь, сотру его с этой планеты. Но сначала заставлю пройти через все круги ада – привилегия каждого члена семьи Сноу.
– Нет, я разберусь с этим. Сколько времени тебе понадобится, чтобы добраться до Элгина?
– Два часа.
– Жди в клубе “Дьявол”.
– Шотландия отличается от Англии. Ты хочешь разобраться с ним там?
Мои губы изгибаются в ухмылке, пока никотин отравляет легкие. Мой отец ненавидит Шотландию. Разве это не лучшее место для его кончины?
Рука ложится на мое плечо, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Чон Хвана. Он сорвался с важной сделки, разгреб все дерьмо и поддержал меня. Даже если он просто стоял рядом и следил за тем, чтобы я никого не убил, пока ждал результата операции. Я никогда не знал, что такое семья, но если это не она, то что тогда?
– Что бы ты не планировал с ним сделать, я с тобой, Кастил. Как и мы все.
На парковке клиники появляются Аарон Кинг, Блейк Аттвуд и даже рыжий ублюдок Эрик Боулмен.
Я выбрасываю сигарету и убираю руки в карманы брюк, чувствуя как по венам течет насилие.
Да начнется новая инициация.
Победителей не будет. Выживших тоже.
***
Примечание:
Абреакция (англ. abreaction); отреагирование; разрядка – термин в психоанализе, означающий повторное переживание травматического события, с целью дать выход избытку сдерживаемых эмоций.
Глава 26. Импринтинг
“… Но я подожгла потоки дождя,
Касаясь твоего лица, смотрела, как он льётся,
Он обжигал, пока я плакала,
Потому что слышала твоё имя в нём.”
Adele – Set Fire to the Rain.
Хэтфилд, Англия.
Призрак.
Когда я прихожу в себя, мама держит меня за левую руку, а Мари – за правую. Они выглядят на несколько лет старше своего возраста – особенно мама, по лицу которой безостановочно катятся слезы. Ее горе настолько осязаемое, что воздух заражен до предела.
Я пытаюсь сосредоточиться и вспомнить, что произошло. Мои мысли запутаны, как клубок нитей, а в голове крутится сплошное искаженное месиво воспоминаний. Господи.
Я вспоминаю мелькания света и злой шепот Кастила, бессмысленные фразы врачей и ужасное чувство беспомощности. И тут до меня доходит – похищение. Меня похитили.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы осознать произошедшее. Я закрываю глаза, вдыхаю запах медицинских препаратов и умоляю себя собраться.
Этот кошмар закончился. Я жива, я в клинике. Волна облегчения прокатывается по моему телу, и я делаю глубокий вдох.
– Мама… – мой голос хриплый. Я хочу присесть, но пока это слишком непосильная задача.
– Катя..? Катя…
Она склоняется, чтобы обнять, и меня тут же окутывает сладких запах ее духов. В груди болезненно колет, а в глазах собираются слезы, но я сдерживаюсь от того, чтобы разрыдаться у них на глазах.
Только попробуй заплакать. Ты напугаешь их еще больше.
– Как ты, Кэтти? – Мари осторожно гладит меня по плечу. – Ты проснулась раньше, чем мы ожидали. Нужно позвать доктора.
Сестра протягивает руку у меня над головой, по всей видимости, чтобы нажать на кнопку вызова медсестры.
Я прокашливаюсь.
– Думаю, все в порядке… Я в порядке. Только…
Онемение в левой кисти впрыскивает адреналин в мои вены, и я начинаю задыхаться. Черт возьми, только не напугай их.
– Что, Кэт? Тебе больно?
Я смотрю на лицо мамы, на каждую морщинку, на каждую слезу, и мое сердце разрывается.
– Ничего. Простите, я не хотела, чтобы вы волновались. Я…
– Господи, Катерина, тебе не за что извиняться. Это я должна просить прощения. Я люблю тебя, детка. Мы так тебя любим.
Я впервые вижу Анну Рид настолько разбитой. Под ее пунцовыми от плача глазами залегли тени, искусанные губы дрожат. Моя мать всегда была сильной, даже пуленепробиваемой женщиной, но сейчас она кажется такой хрупкой и сломленной. Я хочу обнять ее, утешить, сказать, что со мной все в порядке, но вместо этого мое горло сжимается, и я выдавливаю лишь тихое:
– И я вас люблю…
– Как ты себя чувствуешь, Кэтти? – мама наливает мне стакан воды. – Ты хочешь пить?
Я киваю, принимая из ее рук воду. Мои зубы стучат о стекло, а прохладная жидкость приятно смягчает горло. Что произошло после того как?.. Я смотрю за спину Мари и не нахожу своего пугающего дьявола. Где Кастил?
Мари всегда была слишком проницательной: она следит за моим взглядом и тихо произносит:
– Кастил привез тебя в больницу. Он ждал под дверью на протяжении всей операции, а когда узнал, что твоей жизни больше ничего не угрожает, уехал.
Уехал?
Он уехал.
Укол боли пронзает меня прямо в грудь, выбивая весь воздух из легких. Ну, конечно. Он уехал. Из-за меня он лишился всего, над чем работал. Наверное, он не хочет меня видеть. Понимание настолько ясное и кристально чистое, и, тем не менее, единственное, что я могу ощущать, – это только боль.
Мне очень больно. Человек, которого я хотела увидеть больше всего, не здесь.
В какой-то момент разум ополчился против меня, и я погрузилась в собственные мысли, пока меня осматривали доктора, пока мои друзья и близкие поддерживали и долго разговаривали со мной на протяжении всего выздоровления.
Но он так и не приехал.
Я позволила мрачным мыслям завладеть моей головой, когда Кастил ясно дал понять, что покончил со мной.
После выписки я вернулась в Хэтфилд в надежде, что смогу поговорить с ним, прежде чем уеду из его дома. Мама была обеспокоена моим решением, но я сказала семье, что я очень благодарна, что они есть в моей жизни, но сейчас мне просто нужно во всем разобраться.
Прошло две недели с тех пор, как произошел тот кошмар.
Четырнадцать мучительных дней.
Позавчера Чон Хван отправил мне цветы с поздравлениями и рассказал о том, что произошло с Уильямом Сноу. Из его туманного объяснения я поняла, что отца Кастила взяли под судебный арест, а моя мама, Анна Рид, согласилась стать свидетелем для дачи показаний. Я не могла и совсем не хотела слышать что-либо об этом человеке, но мысль о том, что он больше не угрожает ничьей жизни, помогала спать спокойнее.
Эмма и Элеонор часто приезжали ко мне, чтобы выпить кофе и поговорить, но время текло так медленно, что я… задыхалась.
Мне безумно хотелось увидеть Кастила. Но он находился то в чертовом Лондоне, то в Эдинбурге, то в Нью-Йорке, по рассказам Чона – устраняя проблемы, связанные с обвалом ICE Group.
В какой-то момент я решаю, что больше не хочу плакать. Каждый раз, когда я вспоминаю о нем, мое сердце сжимается, а глаза наполняются слезами, пока я не думаю, что их у меня больше не осталось.
– Миссис Сноу, вам заварить еще один кофе?
Я отрываю голову от своего ноутбука и перевожу растерянный взгляд на мистера Берка.
– Нет, спасибо. Я еще не допила этот.
– Как вы себя чувствуете?
Я поджимаю губы, следя за тем, как дворецкий ненавязчиво осматривает мое лицо.
– Может быть, Кастил сам спросит меня об этом? А не будет узнавать через вас?
– Мистер Сноу должен приехать с минуты на минуты.
Мое сердце падает в пятки.
– Повторите, пожалуйста. Что вы только что сказали?
– Мистер Сноу скоро будет здесь, чтобы вы подписали документы о разводе.
Я приоткрываю губы, чтобы ответить, но из них вырывается лишь один беспомощный, болезненный звук.
– Вы еще не ели. Позвольте я приготовлю вам завтрак…
– Нет, – отвечаю я чересчур резко и тут же исправляюсь: – Нет, спасибо. Просто оставьте меня одну, пожалуйста.