Импровизаторы. Саквояж мадам Ренар — страница 11 из 43

Железный, крашенный красным стул торчал на шесте высотой метров пятнадцать. С каким бы удовольствием Лев оказался сейчас на этом стуле вместо того, чтобы позориться, бегая и прыгая вместе с этими гоблинами! От ветра шест качался. С какой бы радостью Лев качался сейчас вместо Федора! Обозревал с высоты фьорды, кричал счет… кстати, а почему его превосходительство там у себя наверху молчит как лосось?

Этот вопрос интересовал не только Льва. У шеста с судьей уже собралась толпа. Ветер свежел, шест качался сильнее, а Федор не подавал признаков жизни. Ему кричали, чтобы спускался, но он сидел, сжав зубы и вцепившись в сиденье обеими руками.

На шест поднимались по очереди. Уговорить Федора отпустить стул не удавалось. Матч был сорван, собирались звонить в Службу спасения, и тут сосед по комнате, Юсси, решительно забрался к Федору и просто-напросто силой оторвал его руки от стула. Федор тотчас же вцепился в шест – и оба благополучно, хотя и не очень быстро, съехали вниз.

– Отойди. – Его превосходительство отпихнул компаньона.

Он добрел до супермаркета, повернул за угол и опустился прямо на землю. Минут пять молча подпирал спиной бетонную стену. Догнавший компаньона первым Лев хотел что-то сказать, но Федор покачал головой, тяжело поднялся и потащился внутрь. Прежде чем добежали остальные, за ним уже закрылась дверь туалета.



– Тебе просто нужно поговорить об этом.

– Не бойся говорить об этом!

– Проговаривай это. Не надо стесняться!

– Тебе надо научиться принимать помощь!

– Ты не должен считать себя неполноценным. Никто не должен считать тебя неполноценным!

– Ты такой же член общества, как и все остальные!

– Ты должен объявить о том, что ты такой же, как и все ос…

Все эти добрые люди всерьез обижались и расстраивались, когда Федор просто уходил. За него отдувался Лев.

Все, кто знал хоть пару слов по-русски, буквально прохода не давали. Советовали обратиться к психологу – пришлось записать четыре телефона. Подробно объясняли, что все беды от мяса. Настойчиво рекомендовали попрактиковать медитацию. По несколько раз в день прибегали «показать очень хорошую статью» про йогу. Советовали иглоукалывание. Обещали научить делать настоящее рэйки.

– Что это? – ужаснулся его превосходительство, когда им удалось остаться одним. – Здесь какой-то тайный симпозиум идиотов?

– Почему сразу идиотов? – пробормотал Лев. – Люди помочь хотят.

– Ты серьезно? Посмотри мне в глаза: ты правда в это веришь?

– Ну… а почему нет?

– А потому что иначе они бы заметили, что вынули тебе весь мозг, выпили кровь и высосали душу. Они не мне хотят помочь. Они хотят себя показать и навязать свои правила. Этого хотят все. Все, как один, мечтают сделать тебя таким же, как они сами.

– Теодор, вы просто злобный социофоб. Если проблема – надо уметь принимать пом…

– Проблема, – оборвал Федор, – называется «поганый вестибулярный аппарат». Я на пароме чуть не сдох.

– Там все чуть не сдохли.

– Я в транспорте раньше читать не мог! В автобусе не каждый раз нормально езжу – укачивает!

Лев – а он только что залез к себе на второй этаж с бутербродом – чуть не сел мимо кровати. Бутерброд упал на пол, и пришлось спускаться, разыскивать.

– Чего ж ты тогда на верхотуру-то полез!

– Я ж не знал, что так будет, – сконфуженно подобрал ноги его превосходительство. – Ты думаешь, почему я теперь в транспорте читать могу? Тренировался. По чуть-чуть увеличивал время. Мне что, нужно было это перед всеми сказать? Чтобы потом было то, что было? У меня вон в школе точно такая же фигня была. Как после стеклянного лифта на экскурсии классе в десятом это вылезло – так все достали со своим сочувствием! В двенадцатом я даже с парашютом прыгнул, чтобы страх высоты прошел.

– Сколько? – заинтересовался Лев.

– Детский сад, восемьсот метров.

– И что? – Лев замер на полпути. – Не прошел?

– Ты же сам видел.

– Говорят, первый прыжок не то. Надо второй, чтобы…

– Да пошел ты! – вне себя заорал его превосходительство.

– Так, ясно. – Лев быстро взобрался наверх. – А предупредить об этом ты не мог? У меня, мол, паршивый вестибулярный аппарат, спасибо, пожалуйста, до свидания.

– Лео! «Не хочу» – достаточный аргумент. Почему люди этого не понимают?



Раз за разом надраивая доски палубы, Джейк перебирал в уме разные занятия: следопыт, путешественник, пират, географ, капитан корабля… Последнее, впрочем, уже не казалось столь привлекательным. Каждая профессия вызывала массу вопросов. Чтобы стать следопытом, следовало родиться и вырасти в прерии – желательно среди индейцев какого-нибудь не слишком кровожадного племени. Занятие контрабандой в качестве замены пиратству тоже выглядело не особенно увлекательно. Но главное: деньги. Люди, о которых писалось в романах, имели – сто тысяч лысых чертей и одну хромую каракатицу им в корму! – имели деньги.

Это в романах все просто: непременно находится кто-нибудь, кто с удовольствием берет тебя с собой в путешествие, предоставляет комфортабельную каюту, и вы отправляетесь искать сокровища, пропавшего капитана или совершать кругосветное путешествие.

День за днем Джейк смолил, чистил, красил, получал по уху и по шее – потихоньку учился морскому делу. Сейчас даже то двухдневное путешествие по лесу, показавшееся когда-то таким долгим и тяжелым, представлялось веселой прогулкой, а магазины, рестораны и гостиница – и вовсе сном. О прежней жизни напоминал лишь бережно спрятанный на дне сундука мультископ. Пути назад не было. Как не было чистых носков.



«А скажите, сэр, – подсунул Джейк записку компаньону, – если бы вам дали много денег просто так – вы бы взяли?»

М. Р. Маллоу как раз обдумывал, что бы ответить и в чем подвох, когда в очередной раз получил от кока подносом. «Бам-м…» – поднос споткнулся о его лоб. «Гы-гы-гы!» – отозвался кубрик.

Дюк поднимался из кубрика на палубу, мрачно уставившись в ступеньки.

Лимерик, сочиненный М. Р. Маллоу по поводу бессовестного поведения кока и невозможности что-либо предпринять, а также отчаяния по этому же самому поводу:

Распевая про Салли-красотку,

Лупит юнгу наш кок сковородкой.

Мог бы он перестать,

Но тогда не хватать

Будет музыки старой селедке.

Столовая, обеденный перерыв

От: Лева

Продавец в магазине трусов

В универ поступать не готов.

Он желает в кровати

Возлежать при наряде.

И вообще предводитель котов.

– Хрень, – Федор произнес это таким флегматично-привычным тоном, каким, должно быть, санитар в морге говорит «труп».

– Лимерик, – пробормотал Лев. – Английское. В смысле, ирландское. Это мы с отцом иногда так переписываемся.

Федор молча жевал яблоко над телефоном. Потом поднял глаза.

– Очень просто, – затараторил Лев. – Тут ровно пять строчек. В первых двух должно быть кто и откуда. В двух следующих – что происходит, а в пятой – чем кончилось. А вот финал…

Лицо у Федора было таким, что Лев понял всё без слов.

– Ладно. Давай так.

Он прохлопал лимерик в ладоши.

– Ритм чувствуешь?

Федор молчал.

– Жил в горах полоумный старик… – осторожно предложил Лев.

Молчание становилось тягостным. Потом Федор выдал:

Жил в горах полоумный старик,

До земли он носил воротник,

Ты-ды-ды, ты-ды-ды,

Ты-ды-ды, ты-ды-ды,

Что сказать, полоумный старик.

Лев открыл «Заметки», вбил туда начало стихотворения и приготовился исправлять «ты-ды-ды» на…

– Да ну, – отмахнулся Федор. – Лень.

Обед продолжался, Федор опять уткнулся в телефон. Лев, подождав ответа и не дожавшись больше ничего, сделал то же самое. Есть люди, которым нет смысла даже надеяться быть понятыми.



От: Теодор

Старик из села Виногробль

Как-то спьяну уселся в сугробль.

И оттуда стенал

Этот оригинал,

Что в сугробле ему неудобль.

Лев чуть не подскочил! Но взял себя в руки: до конца обеденного перерыва оставалось всего десять минут. Он даже не посмотрел на его превосходительство. Еще чего!

Федор уже уходил из столовой, как в кармане зажужжало.



От: Лева

Эскапист (невысокой моральности)

Под диваном бежал от реальности.

Там открыл он портал

И счастливо лежал,

Весь в сознанье своей уникальности.

От: Теодор

Эскапист невысокой моральности

Под диваном бежал от реальности.

Но не столько бежал,

Сколько тихо лежал —

Ради пущей функциональности.


Второго мая у изобретателя зазвонил телефон.

– Василий? Я получила от него перевод. И всё! Всё, понимаете? Он мне не отвечает!

Через двадцать минут Летняя смотрела в одну точку у них на кухне. Точкой был чайник. Чайник собирался кипеть.

– Уволили, – бодро произнес изобретатель, снимая щелкнувший чайник, заваривая чай и извлекая из чашек пакетики. – Уволили вашего, к бабке не ходи.

– Почему вы так думаете?

Хлопнула входная дверь, и на кухню влетела разрумянившаяся Березкина.

– Лето-то какое! – Но, увидев озадаченные лица, спросила, почти извиняясь: – Что-то случилось?

– Во-первых, – продолжил Березкин, не обращая внимания на жену, – Лев писал, что контракт кончается восьмого июня. А во-вторых, если бы уволили обоих, я тоже получил бы перевод. Гм, – он на секунду застыл с чайным пакетиком в руке. – Наверное, получил бы. Скажите, а там не было приписки? Неловко спрашивать, но, может, ваш перевод, как бы выразиться, совместное предприятие?

Они одновременно полезли в телефоны, изучили все доступные сообщения – нет, ничего такого не было. От предложения Летней разделить сумму решительно отказались.