Стоя на четвереньках, Федор попытался сунуться дальше, ударился лбом и выругался. Он прижался щекой к полу, протянул руку за укатившимся флаконом и вдруг ясно увидел мгновенно сложившуюся перед глазами картинку: порт с лесом мачт, огибающий море берег и даже, кажется, толпу на пристани. Кафельная плитка у самой трубы была покрыта трещинами. Наверное, повредили, когда ставили унитаз. Время и пыль расширили, покрыв плитку причудливым рисунком.
Федор встал, поставил флакон на место. Не выдержав, опять лег на пол, посветил на кафель и… снова увидел: городские крыши. Опять вылез и опять залез. На этот раз панорама крыш превратилась в улицу, по которой ехала карета, где толпились люди, а дама с пышной прической вприпрыжку бежала с пуделем на поводке. За дамой шел медведь.
– У тебя ничего не получится, – Лев держал фонарик, пока компаньон орудовал ножом, купленным на деньги мадам Ренар. – Это же бред!
– Пусть бред. Достань-ка мне клей. – Федор все-таки дотянулся ножом и стал ковырять плитку. – И лак. И рамку. Деревянную.
От плитки откололся кусок. Потом второй, поменьше. Когда вся плитка отковырялась, она годилась только на мозаику. Из кусков разного размера.
– Ничего, – Федор бережно собрал кусочки. – Так даже лучше.
– Что ты делать-то собрался?
– Проведем эксперимент.
– Какой эксперимент?
Федор поднялся с четверенек и отряхнул джинсы.
– Социальный. Да, знаешь что? Купи еще кислоты.
Он собирался проявить сдержанность и не вдаваться ни в какие подробности. В конце концов, и сам был не вполне уверен, что это не бред, – не верить же на слово каждому жулику! Но эффект Барнума! Человеческое воображение само додумывает все, что ему надо. «Он делал деньги из всего».
– Почему бы не попробовать? – Федор пожал плечами. – Мы ничем не рискуем.
– Не рискуем?! – Лев аж поперхнулся. – Ничем не рискуем, подсовывая людям как бы «семейную реликвию»? То, что они видят каждый день?
– В том и дело, что видят-то они ее каждый день. И не замечают. Ты вот много замечал? Каждый день! – Федор засмеялся. – Да ты бы никогда внимания не обратил, если бы я не показал. Я бы и сам не заметил. Случайность. Слушай, зуб даю, хоть все зубы: никто в жизни не поймет, что где-то это уже видел. Давай, ну давай попробуем?
И Лев пошел в супермаркет. Он не понял почти ничего из того важного и интересного, о чем долго говорил продавец в отделе строительства и ремонта, но хороший водостойкий клей все-таки купил. И кислоту. И перчатки. Рамку Лев выбрал тоже достойную – толстый кусок доски. Кусок дерева за двадцать евро – это, знаете ли, круто! Пришлось его пожечь, поронять со скалы, повалять в грязи, бросить на стоянке у супермаркета и проследить за тем, чтобы все проехали по нему колесами и никто не забрал. Так сойдет.
На следующее утро Федор забрался по пожарной лестнице на крышу. Приседая от дрожи в коленях и замирая от ужаса, надел перчатки. Облил из канистры кислотой куски плитки. Потом сжег рекламную листовку, тщательно вымазал обломки сажей со всех сторон и старательно протер их тряпкой. Потом смешал клей, вылил разъедающую глаза смесь на кусок дерева и сложил мозаику. Оставил на солнце – сохнуть. В ушах свистел ветер, руки тряслись, по спине бежали мурашки. Пять-шесть минут, обещала инструкция. Хвост пришлось сунуть за ворот футболки – ветер швырял его прямо в лицо. Но выхода не было. В любом другом месте могли остаться следы.
– Мы тогда только познакомились. – Лев сидел на кровати Федора. Вокруг них сгрудилась целая толпа. – Сидим у меня дома. Он посмотрел на нее и говорит: смотри, лосось. А я никакого лосося не вижу. Потом, говорит, бухта. Я гляжу: ну да, вроде действительно бухта. Я тогда и внимания не обратил. Даже когда он у меня эту штуку просить стал. Отдать-то, конечно, не могу – семейная реликвия. Распутин, – Лев почесал свои черные кудри, – наш дальний родственник. Говорят, что это осколок с его печки в Москве. Из его комнаты во дворце Романовых. Не знаю. Ну, легенда. Но с собой взял. Чтобы этот неадекват не волновался. И вот…
– Я тебе сто раз говорил: совпадение, – лениво подал голос неадекват и еще ниже натянул на нос капюшон мантии. Он лежал на втором этаже кровати, где обычно спал Лев. На происходящее, казалось, не обращал никакого внимания и вообще не отрывался от телефона.
Толпа внизу заволновалась. Федору дали семейную реликвию, осколок с печки Распутина, и попросили сказать, что он видит сейчас.
– Э-э-э, ну, там ерунда какая-то! Шатры… церковь… лестница…
– Какая лестница?
Федор бросил на компаньона панический взгляд.
– Ну? – по-русски спросил тот.
– Стремянка. Такая, складная.
– Лестница для ремонта, – перевел Лев.
Выяснилось, что у Эдиты впереди свадьба. В квартире ремонт.
– Совпадение, – хмыкнул его превосходительство.
– Почему ты так думаешь? – спросила снизу Эдита.
– Да потому! Я вижу русскую церковь. У нее наверху вроде луковицы… – Федор показал руками. – А ваша церковь другая!
– Это понятно. В твоем сознании церковь выглядит именно так, это привычный тебе образ, поэтому подсознание транслирует именно его, – подбодрила девушка. – Ты увидел церковь – это главное!
Федор быстро отдал реликвию компаньону и сказал, что в такие игры не играет. Он чужд всякой мистике.
Упрашивали его три дня. Больше всего старалась Эдита. Это было трудно. Она с тринадцати лет посещала психолога. Могла замучить кого угодно. Цитировала статьи из «Психолоджист». Напирала на умение принимать чужую точку зрения и не ограничивать свою жизнь тем, во что веришь. Узнавать новое. Говорить миру «да». Не отрицать то, что выглядит неочевидно. Она еще и верующей была. Но три дня Федор все-таки выдержал.
– Ну, порт, – нехотя цедил он, глядя на табличку для подруги Эдиты, Лиене. – Мачты. Корабли. Много людей. Ведь это ни о чем не говорит.
– О господи! – ахнула та. – О господи! Я ведь еду в Англию!
– При чем тут Англия? – Федору самому было интересно, как он выкрутится.
– Англия – морская страна, правда?
– Морская-то она морская, только это было сто лет назад. Корабли-то я вижу парусные!
– Все верно, твое подсознание показывает образ, который ты усвоил из фильмов.
– Все! – решительно заявил его превосходительство и строго помахал пальцем – перед ним уже сидело трое желающих. – Это был последний раз. Теперь только, – он сконфуженно заржал, – за деньги.
Бумажка в десять евро оказалась в его руке даже быстрее, чем он почувствовал: дадут. Отнекивался, по-настоящему краснел, пытался вернуть деньги. Следующая клиентка услышала от него про даму с прической и пуделем на поводке.
– Здесь точно нет связи с реальностью, – его превосходительство опять заржал. – Нет? Да? Ну что я говорил!
– У моей собаки в июле выставка, – пробормотала Фелисита и подняла на него карие глаза, в которых читался неподдельный восторг. – Неужели я все-таки буду участвовать в «Вестминстер Дог Шоу»! О боже! Значит, у нас получится! У нас получится!
И она бросилась этой сволочи на шею.
– Только не говори, что пудель, – наудачу попробовал Федор.
– Нет, – разочаровала Фелисита, – черный шпиц. Но ведь собака! И я точно так и бегу с Паффи по улице. Я как раз думала, что на выставке у нас будет фэмили лук! Это мы! Это мы!
Так Федор заработал еще десятку. Он предсказывал будущее до поздней ночи, и Лев, у которого в животе что-то дрожало от предчувствия неприятностей, в конце концов уснул под весь этот гам.
Наутро он переминался с ноги на ногу перед дверью туалета. Уже было решил плюнуть и справить нужду на заводе, но тут дверь открылась и вышел его превосходительство.
– Все, дорогой друг, – печально констатировал Лев. – Моему миру больше не стать прежним.
– Это каким прежним? – Федор ногой придержал дверь.
– Таким, в котором я зарабатываю как все. Не впаривая гражданам то, что им точно не нужно.
– Это как?
– Своей… своим… честно.
– Честно? – вскинул бровь его превосходительство. – А что тут нечестного? Это, значит, я вру? Вру? Я?
– Так, всё. Не надо.
И Лев тихо закрыл за собой дверь.
Ходуном ходили грязные стены, под потолком тускло светила засиженная мухами лампа, колебалась потемневшая от изнурительной работы стойка с пыльными бутылками. Вдруг стало совершенно ясно, что жить в мире, где все так неустойчиво, невозможно. С трудом поднявшись, Джейк вышел за дверь. С вывески за ним наблюдала мисс Лили, кокетливо уперев руки в розочки на туловище. Разогнувшись и глотнув воздуха (который мог показаться свежим только в сравнении с вонью кабака), Д.Э. прислонился к стене. Услышал рядом какой-то шум и, прежде чем успел с усилием повернуть голову, почувствовал, как кто-то цепко схватил его за рукав.
– Пойдем, миленький?
Ласковая дама была, как говорится, не первой молодости. Джентльмен определил бы ее набеленное и накрашенное лицо как «не первой свежести». Розы, в изобилии произраставшие на ее соломенной шляпке, – и те выглядели неприлично. Искатель приключений ойкнул, икнул и шмыгнул назад.
В кабаке стоял гам. За спинами искателей приключений стучали кости, слышались возгласы и пьяный хохот.
– Эй, на палубе! – Джейк похлопал пьяного компаньона по плечу.
М. Р. запрокинул лицо так, что едва не свалился со скамейки.
– Идемте, сэр. – Д. Э. все-таки штормило. – Пока не поздно. Идем, говорю. Забыл, что ли?
Дюк заинтригованно посмотрел на компаньона – так смотрят маленькие мальчики, которым няня пообещала сюрприз.
– А куда мы пойдем, сэр?
– Туда! – уверенно показал Джейк.
М. Р. с трудом повернулся.
– Там же дверь! – недоуменно протянул он.
– Ну? – удивился Д. Э. – А вам нужно что-то еще?
Дюк наморщил лоб и долго шевелил бровями.
– Резонно, – сказал он наконец. – Нет, ну а что?
Он поднялся, но тут раздался голос Крысы:
– Мой братишка заплатит.
Джейк, тоже наполовину вылезший из-за стола, замер на полпути. Взглянул на разом протрезвевшего компаньона. Медленно обернулся.