Джейк почти побежал прочь, но вдруг остановился и повернул к этому дому. Крадучись он вошел в подъезд и, озираясь, стал подниматься по лестнице. Из-под ног сыпалось. Первый этаж превратился в сплошную кучу мусора и обломков, и оттуда несло так, что искатель приключений остановился и попробовал рассмотреть подошвы.
– Есть здесь кто-нибудь?
Д. Э. подождал, прислушиваясь. Никто не ответил. В узком, застланном грязным ковром коридоре пахло дымом, сортиром и штукатуркой. Откуда-то слышался женский голос: не то пели, не то плакали. Комнат было штук десять – все темные, пустые. В одной, нараспашку, валялась на боку растерзанная кровать. Под потолком неясно желтела лампа в бумажном абажуре.
Следующая дверь была приоткрыта: там и горел свет. При свете керосинки напевала себе под нос девчонка. Д. Э. ахнул, поперхнулся, зажал рот ладонью. Пока приходил в себя, девица закончила возиться с завязками панталон, нацепила рубашку и теперь пристегивала, стоя перед трюмо, чулок. На кресле валялся корсет. Платье висело на спинке стула. Рядом стояла пара туфель. Но тут, как будто спохватившись, она быстро впрыгнула в туфли и в одной рубашке выскользнула из комнаты, – казалось, не заметив отпрянувшего Джейка. Он осторожно просочился внутрь.
Небогато тут у нее. Мебели для такого большого помещения недостает, ремонт явно делали давно. Бар большой, а бутылок мало, напитков в них меньше половины, кое-где и совсем чуть-чуть. На стойке валяются три толстых деревянных брелока с ключами. Хостел. Нет худа без добра. По крайней мере, сегодня.
Девицы не было долго. Федор раз десять оценил обстановку, подивился запустению. Ушибленное колено болело так, что он, скрючившись, обхватил его руками.
– Эй?
«Мисс Караганда», как успел окрестить про себя девицу Федор, стояла прямо перед ним и перебрасывала с руки на руку пакет со льдом.
– Я так не смогу тебе помочь. Джинсы узкие. Снимай.
– Оу, – пробормотал Федор.
– Ничего смешного. – Лак на ее ногтях был в шахматную клетку. – Я сказала, штаны снимай.
Он нерешительно поднялся.
– А если кто-нибудь войдет?
– Увидит тебя в трусах.
Федор плюнул и стал вылезать из джинсов.
– За комнату пятнадцать штук. Устроит? – Девушка нетерпеливо жонглировала пакетом.
Федор стянул джинсы на щиколотки, опустился в кресло и прижал к колену пакет. Копать-колотить, как распухло!
– Вай-фай тут у вас есть? Дай пароль. – Федор быстро вбил в поиск «комната, Фили» и еще раз прошелся по объявлениям.
– Окей, – неохотно сказал он. – Договорились. Давай ключи.
– А ты что, комнату смотреть не будешь?
Где-то открылась дверь, в коридоре появился парень, бросил ключи на стойку и вышел из квартиры. Следом в коридоре появилась… африканка? кубинка? плод любви студентов университета имени Патриса Лумумбы? – лет тридцати и ростом метра два. Страшная, как привидение мумбо-юмбо, с тонкой гибкой фигурой и снисходительным выражением лица. Она прибрала за уши кофейное облако волос. В ушах закачались белые шелковые кисти.
– Ты не одна? – томно спросила она.
– Это наш новый сосед, – сообщила ей «мисс Караганда».
Африканка выдавила в ответ улыбку, от которой «мисс Караганда» увяла.
– Я думала, это твой новый друг. – Кофейная великанша снисходительно подняла брови.
Южный говор? Вот это да! Федор с трудом верил своим ушам.
– Вы украинка? – спросил он, торопливо натягивая штаны.
– Я креолка! – отрезала мумбо-юмбо.
– Она из Харькова. – «Мисс Караганда» истерически засмеялась.
– Повтори! Повтори, что ты сейчас сказала!
Запахло скандалом. Федор стоял между ними как чучело. «Мисс Караганда» спряталась у него за спиной, но креолка-кубинка-харьковчанка уже успокоилась, села в кресло и закурила, покачивая ногой в белом ажурном сапоге.
– Так значит, комнату? – Короткое платье еще больше открыло спортивные бедра.
Федор повернулся к «мисс Караганде».
– Где у вас… кто у вас… главный?
– Меня зовут Линда. – Креолка курила с томным видом. – Линда-Лия Шушкевич-Браун.
Федор пробормотал свое имя.
– Я Алиса. – «Мисс Караганда» потянула его за локоть. – Идешь?
Он двинулся за ней следом, и тут сзади его тронули за плечо. Федор повернулся – Алиса стояла перед ним. Обернулся – то же самое. И обе смеются. Всё, приплыли!
– Извини, – с трудом подавляя смех, хором сказали Алисы.
Вот идиот! Близнецы! Одну звали Алиса, а вторая оказалась Кристиной.
Комната, куда его провели, была маленькой, из мебели только кресло, шкаф и кровать без белья. Лоскутное одеяло брошено комом, на полу потертый прикроватный коврик в виде ежика.
Да, не «Евразиан Ройал».
1906 годСан-Франциско
Поздний вечер вторника, двадцать пятое апреля. С момента, как компаньоны потеряли друг друга в толпе во время землетрясения, прошло пять дней.
– Пусть он искайт, – тихо сказала за стеной Ида.
– А если не найдет?
– Тогда вытирайт мальтшик сопли.
– Всю жизнь только об этом мечтала!
– Тогда искайт другой мальтшик.
– Другой мальтшик, – сказала Ширли, помолчав, – не помогайт бедный девушка.
– Не помогайт, – подтвердила Ида.
– Совсем нет.
– Найн. Конфетка хочешь?
«Дорогие мистер и миссис Маллоу…»
Джейк почесал лоб огрызком карандаша, бросил письмо и перевернулся набок. Протянул руку и начал сосредоточенно отрывать от обоев над кроватью похабную открытку: приторный, как микстура от кашля, доктор льнул ухом к пышной груди полураздетой пациентки. Вскоре от открытки остались клочки – улыбающаяся дамская голова и бант от платья. Окаменевший клейстер в свое время плохо перемешали, он изуродовал буграми лицо дамы, но отодрать его не получалось. Ну и черт с ним!
На другой картинке в снежную ночь въезжал паровоз. Он изрыгал густой белый дым, светил фарами и вез голого карапуза с крыльями за спиной. Карапуз махал листиком клевера невероятных размеров и, видимо, изо всех сил кричал: «Счастливого Нового Года!» Джейк кровожадно осмотрел пузатого, но решил не трогать. Клевер – к удаче.
Было темно и тихо.
«Не знаю, как и сказать, – попробовал продолжить он. – Возможно, что…»
– Может, Сан-Хосе? – спросила за стеной Ширли. Они там с Идой раскладывали пасьянс. – Или Лос-Анджелес? Точно, Лос-Анджелес! Представляешь, там, говорят, сейчас Сенбернар[3] выступает!
– Абер найн, майне кляйне, – отозвалась немка. – Нихт ехать. Немножко терпеть. От клиент не будет отбой.
– Ты что, ты что говоришь? – поперхнулась Ширли. – Как?
– Город строить. – Голос Иды был почти равнодушным. – Все проходить, а город опять строить.
– Да конечно! Все дорогие клиенты поразъехались! Со своими селедками!
– Еще будут военный. Много военный – хорошо. Немножко терпеть, покамест безопасно. Мужчина не может долго без девочка.
Судя по звукам, Ширли уже плясала по комнате, напевая себе под нос. Вдруг песня смолкла.
– Слушай, он там, по-моему, опять. Снова-здорово!
С этими словами Ширли высунулась в коридор.
– Эй, ты куда? Сдурел, что ли? Ночь на дворе!
Газеты одна за другой публиковали списки пострадавших. Погибших, раненых, неопознанных.
Вялость, жуткая вялость, когда не знаешь, что делать с собой, не говоря уже про все остальное. Желание уснуть – и проснуться, когда все кончится. Или не просыпаться вовсе. Федор слишком хорошо помнил паспорт, чтобы еще верить в чудо. Тогда, на Беговой, у двери в кафе, Лев споткнулся, и стало видно, что он как сунул свой паспорт в задний карман мотоциклетных штанов, так до сих пор и не вытащил.
В дверь поколотилась Алиса. Потом стукнулся и что-то спросил – или спросила – эта непонятная Женя. Федор надел наушники. Музыку не включил, но воспоминания включились сами. «Марсельеза». «Бамбино». «В тг-гопическом лесу купил я дачу! Она была без окон, без двег-гей! Без двег-гей! Без две…»
Сообщение! Федор подскочил, схватился за телефон – и вяло улегся обратно.
Он не знал, сколько так пролежал. Собрал все силы, побрел в туалет. Когда он вернулся, телефон вибрировал, как заведенный. Он открыл «Сообщения». Написать Алисе, чтобы уже оставила его в покое. И Женя туда же! А Линду-то кто просил! «У Бога все живы».
Сообщение от: Лев Березкин
– Господи, – бормотал Джейк, отпуская костлявые плечи компаньона, – тощий, как велосипед, грязный, как последний свинтус, и вонючий, как помойный кот!
– Вы бы, сэр, себя лучше понюхали! Такой «Букет Кашмира», за пять футов с ног валит!
От него несло еще гарью, через которую прорывался другой запах – тяжелый, сладковатый, настойчивый.
– Где же, – М. Р. вытер нос рукавом куртки, – где же вас носило, сэр?
Его левый глаз украшал фонарь цвета молодой травки. Д. Э. небрежно махнул рукой:
– В борделе, сэр.
М. Р. аж челюсть уронил.
– А… О… Ого! Неплохо ты устроился!
– Ты-то, сто миллионов чертей, ты-то где был?
– В опиекурильне, – скромно ответил мистер Маллоу.
– В какой еще опиекурильне? – оторопел Джейк.
Компаньоны шли по Монтгомери.
– …Перебежал через дорогу назад, – рассказывал Дюк, – тебя нет. Туда, сюда, смотрю – экипажи. Поболтался около. Там говорили, что самое безопасное место – Чайна-таун. Подумал, что ты наверняка рванешь туда. Ну, и опиекурильня. То есть кто же там знал сначала, что это она? Подвал и подвал, лишь бы не поджариться. Чуть не скоптился. Но это уже потом было, когда наверху занялось. Ну что ты моргаешь-то? Легко, думаешь, через полгорода в сплошной печи пробираться?
Они опять остановились.
– А? – спросил Дюк. – Чего?
– А как тебя в газету взяли?
– Ну как, я прислал им текст. Они ответили и попросили зайти.
– И что, так сразу напечатали? – прищурился его превосходительство.
– Им стиль понравился. Редактор предложил написать серию репортажей о том, как устраиваются в Москве молодые люди. Поможешь с натурой? У тебя же как раз все эти бумажки, разрешение на временное проживание, все такое. Кстати, тебе квоту дали? Неизвестно еще? Как – не был? А кто вместо тебя…