– Это Фокс, – сказал Пышноусый Спаниелю и повернулся к полицейскому. – Берем его.
– Простите великодушно, мэм, я должен. – Тот снова прочистил горло. – Эти джентльмены – детективы из агентства Пинкертона, у них есть ордер на ваш арест.
– Что? – возмутилась миссис Фокс. – Это смешно!
На ее тонких запястьях защелкнулись наручники. Твердо, но аккуратно агенты взяли миссис Фокс под локотки и повели из вагона.
– Это оскорбление! – кричала мадам Ренар. – Я буду требовать компенсации вреда в Европейском суде! Я дойду до Брюсселя!
Тот, что держал документы, взглянул в свои бумаги, что-то сказал коллеге и прочел не без труда:
– Алек-сей Лисофф.
– Простите, мадам, – второй полицейский снова прочистил горло. – Эти господа из агентства «Секьюритас Эй Би». Мне очень жаль, но у них есть решение суда о вашем аресте.
– Как это скучно. – Мадам Ренар вздохнула и вдруг резко выхватила что-то из кармана. – Банан, – сообщила она, жуя. – Выбросьте, если несложно.
Она протянула полицейскому кожуру, не обращая никакого внимания ни на четыре наставленных пистолета, ни на протянутые к ней наручники.
– Простите, господа, язва желудка. – Мадам небрежно отряхнула руки в перчатках и протянула их полицейскому. – Я готова.
Федор шагнул из лифта, бережно обнимая чужой саквояж, на который нагло заявил права. Пока их допрашивали, саквояж досматривали. Потом досматривали их. Потом спросили, почему они поехали автостопом, имея при себе достаточную сумму денег. Потом напомнили, что в Норвегии запрещено ездить автостопом. Оба ушам не поверили, когда перед ними извинились за беспокойство!
Лев вышел из скучного здания из стекла и бетона вслед за компаньоном. Пока ехали в лифте, он рассматривал их отражения в металлической стене. Какие же они неумытые, потасканные, провонявшие дымом! Как будто из дома сутки назад выехали совсем другие люди. Их так долго мучили в участке – сперва допросом, потом уточнениями, как правильно пишутся их имена, четыре раза давали проверить протокол, и четыре раза приходилось объяснять всё сначала, – что теперь нестерпимо хотелось в туалет.
Пришлось искать ближайшую автозаправку. Закрылись в кабинке, на которой стоял значок с инвалидной коляской. Там саквояж и потрошили.
– Кому какое дело? – бормотал Лев. – Ты, может, инвалид. А я, может, тебе помогаю.
Федор молча шарил в саквояже: распихивал не глядя шмотки, залезал в карманы, расстегивал молнии.
– Есть!
В руках у него была пачка денег. Рубли. Вот, значит, почему полиция так спокойно отнеслась к тому, что русский парень не знает, сколько у него денег! Из-за курса! Надо было видеть, как он там перед ними заикался. «Это все, что у нас есть. Боялись тратить. Родители дали на первое время». Они же позвонят родителям!
Прежде чем Лев успел что-нибудь сказать, Федор уже побросал шмотки обратно, закрыл саквояж, схватил его – непринужденно, как будто всю жизнь с ним ездил, – и с деньгами в руках направился к окошечку «Обмен валюты». Сейчас откажутся брать рубли, тут же подумал Лев. Последний раз он путешествовал осенью прошлого года и до сих пор не мог забыть, как в Будапеште, куда Березкины поехали «экономно отдохнуть», невозможно было обменять деньги: все отказывались.
– Все, – Федор пересчитал еще раз для надежности. – Едем в Ставангер.
– Как он там говорил? Не хранить все деньги в одном месте?
Покружив вокруг станции, джентльмены уселись на траву за зданием вокзала, скрывшись от посторонних глаз в густых кустах. Джейк расстегнул ремни саквояжа. Вещи были уложены с такой аккуратностью, что он смутился.
– Что, святоша, рука не поднимается? – усмехнулся компаньон. – Представляешь, что будет, если он вернется и придется объясняться?
– Что-то мне говорит, что не вернется, – не очень громко произнес Джейк. – Но все-таки…
Он запустил руку в саквояж и вытащил черную шаль тонкой шерсти. От шали исходил сильный запах кофе, немножко пролившегося из колбы, едва уловимый – дамских духов и почти неслышный – нафталина. Искатель приключений стряхнул на землю кофейную гущу и неловко положил шаль себе на колени.
– Все-таки пока подождем избавляться от картонок.
– Ага, – сказал Дюк, силясь заглянуть внутрь саквояжа.
В боковом отделении обнаружилась пачка турецких сигарет «Мюрад», свернутая в трубку французская «Ле Галуа» и коричневый мужской бумажник.
– Да мы состоятельные люди, мистер Саммерс!
– Похоже на то, мистер Маллоу.
Дюк пересчитал мелочь.
– Ужин. Гостиница. Постель. И ванна.
– Ага, – отозвался Джейк, листая найденную рядом с бумажником книгу.
– «Сон в летнюю ночь», – перевел французское название Дюк. – Шекспир.
Еще было немного одежды, которая не подошла ни одному, ни второму, круглые синие очки, туалетные принадлежности, пахнущие лавандой, банка кофе и жестянка с камамбером.
Под барахлом неожиданно нашлось еще одно: ежедневник с монограммой – переплетенными буквами «А» и «Л». Все страницы были чистые, но на обратной стороне обложки они увидели несколько комбинаций цифр. Пароли? Номера денежных переводов? Телефоны с кодами разных стран?
– Дай, – протянул руку Лев.
– То-то, я смотрю, и у вас с моралью все хорошо, – хмыкнул Федор, но перелистал молескин и отдал ему.
Последним, найденным в саквояже под мужским барахлом, стал прозрачный пакет. В нем находилось нечто мягкое и сморщенное в количестве двух штук. Пакет открыли, штуки расправили. Они были похожи на плотное желе. Это оказались силиконовые женские груди.
– О! – заржал Лев. – Запасные!
Внезапным движением он попробовал надеть их на Федора. Тот отобрал груди и едва не оборвал прозрачные бретельки, пытаясь в свою очередь натянуть их на компаньона.
– Надевать чужие сиськи – это искусство, молодой человек! – проскрипел он с интонациями мадам Ренар.
– Уберите руки! – вопил Лев. – Я буду жаловаться в Европейский суд! Я дойду до Брюсселя! Помогите! Сексуальные домогательства!
Пришлось объясняться с горничной. Она услышала вопли, стучала в дверь и одновременно звонила в полицию.
Во вторник, 28 апреля 2015 года, Федор Летний и Лев Березкин прибыли в порт Ставангер, чтобы узнать, что «Петр Великий» уже вышел в море.
Уинчендон, штат Массачусетс
В просторном освещенном холле за стойкой портье искатели приключений увидели парнишку примерно их лет в гостиничной униформе. На его усталом лице застыло безграничное спокойствие. Ничего особо примечательного в нем не было, но вот усы! В саквояже была бритва, а верхнюю губу парня украшали почти настоящие усы! Может быть, не очень густые, но вполне заметные. Гораздо заметнее, чем то, что росло на щеках и под носом мистера Маллоу, – не говоря уже про мистера Саммерса, у которого вообще растительность на лице была заметна только в солнечную погоду.
За стойкой вела наверх неширокая лестница. Напротив, у стены, стояли желтый железный ящик «Почты Соединенных Штатов» и узорчатая чугунная печь. Портье с нафабренными усами поправил галстук и, опершись на стойку, принял выжидательную позу. Под его рукой блестела чашка звонка.
– Сколько, – зеркало за спиной портье отразило две растерянные физиономии, – у вас стоит номер на двоих?
Ресторан их ошеломил: высокий потолок с лепниной, бриллиантовые люстры над белоснежными скатертями, гул голосов, звон посуды, звуки регтайма, который, не обращая ни на кого внимания, играл чернокожий тапер. Компаньоны осторожно, как в воду, ступили на ковер. К ним тут же подошел метрдотель.
– Столик на двоих, пожалуйста, – чуть сдавленным голосом попросил Джейк, и уже через минуту искатели приключений, со скрипом отодвинув стулья, уселись.
Над головой сиял хрусталем начищенный медный светильник. Хрустящая скатерть терлась о ноги в новых штанах. Локти как-то сами собой вспомнили, что на столе им не место, руки растерялись и то робко хватались за краешек стола, то стыдливо складывались на коленях, то вообще не знали, куда деваться, пока официант не принес меню.
– Что быстрее готовится? – поинтересовался Дюк. – Вареный лосось? Ну, вот его и будем.
– А еще русскую шарлотку, мороженое и кофе. Со взбитыми сливками. На двоих, – добавил Джейк.
Официант их слушал, сохраняя на лице непроницаемое выражение. Когда он наконец удалился, Лев начал о чем-то спрашивать, но Федор как будто не слышал. У него перед глазами все еще стояла картина недавнего происшествия: вот открывается задняя дверца полицейского автомобиля, оттуда появляется агент, помогает выйти мадам Ренар, придерживая ей голову, но внезапно наручники остаются у него в руках вместе с перчатками, и он сгибается синхронно с арестованной, как если бы они вдвоем опускали на землю что-то тяжелое. Вот мадам Ренар отпихивает присевшего со стоном агента, дает подножку второму, грациозно добегает до стоящего у бетонной стены мотопеда, два-три раза пинает ногой какую-то ручку и рвет с места прямо на них – полицейские шарахаются, пропуская уже не мадам, а вполне очевидного, хоть и в юбке, мсье лет тридцати пяти-сорока с залысинами на высоком лбу. Через несколько секунд, завывая сиреной, за мотопедом срывается полицейская машина. Она давит парик, из последних сил изображающий женскую прическу. Ветер гонит по асфальту черный шифоновый шарф.
– Ты знаешь, я все думаю: как мы сразу не догадались про миссис Фокс? Все ведь было странно с самого начала. Это же очевидно!
– Ну, знаешь, оно было бы очевидно, если бы нам вообще пришло в голову, что такое возможно! Сэр, скажите мне как местный житель: кто такой длиннохвостый песочник?
– Это такое животное, – Джейк снисходительно опустил веки. – Имеет длинный хвост. Выбирает для жилья места, где много песка.
– Ну конечно, вспомнил! – Дюк хлопнул себя по лбу. – У него действительно длинный хвост. Шесть штук.
– Да-да, – кивнул компаньон. – И еще вот такой хобот, шесть пар глаз и лап три пары. А ушей совсем нет.
– Как – нет? Еще как есть! Просто они внутри.