Та отвела глаза.
Ладно, она подумает об этом потом. Сейчас были проблемы поважнее, чем возможное предательство Василия или то, что Марина Федоровна его, как выражается Берг, «устранила». Да и сил ощущать эмоции еще и по этому поводу не осталось. Все-таки она Василия больше полугода не видела, а по личным ощущениям – лет пять. Слишком много событий произошло за этот срок.
– Короче, – подвел итог Сашка. У него был внезапно острый, внимательный взгляд, а слова звучали весомо и продуманно. – Изображаем идиотов. Куда исчезла предыдущий капитан – знать не знаем. С Роовли-Кообас ушли втихую из-за скандала со спецэффектами-бабочками. Мол, испугались, что на нас повесят какие-то местные… – Сашка запнулся, подыскивая слова, и Володька подсказал: «Сейсмические неприятности». – Да, сейсмические неприятности, спасибо. Короче, поспешили к Земле, здесь я почувствовал ауру Марины Федоровны у Луны, мы стали ее вызывать, она не вызвалась, потом мы видели, как корабль, на котором она, скорее всего, была, разбился об Луну. Бабочки, которых мы выпустили – это тот же самый спецэффект…
– Так они и поверили! – воскликнула Сандра.
– А почему не поверить? Спруты всех сожрали, ни одна не улетела, никаких разрушений не причинила. Видели, как они на паруса бросались? Почему бы и не на оптическую иллюзию, если в нее достаточно магии вбухать?
– Спец по высокоэнергетической магии почует подвох, – поморщилась Сандра.
– Главное, чтобы со стороны звучало хоть немного правдоподобно, – отмахнулся Сашка. – Они ничего не докажут. Дальше. Про замуту с Князем ничего не знаем, на Роовли-Кообас отправились, чтобы заработать выступлениями в казино перед возвратом и потому что Володька хотел почерпнуть настоящей пиратской романтики – для вдохновения.
– А нас не поймают на том, что спрут вселился в Володьку? – спросила Катерина. – Например, если с Порт-Суглата отправят сведения…
– Порт-Суглат Земле не подотчетен, да и тамошняя стража очень мало знала. Не знали, что это именно спрут, не знали, что он потом в Володьку сбежал… Нет, вряд ли оттуда будет утечка, – покачала головой Людоедка. – Какой-нибудь старый сыскарь, специалист по межпланетным делам, вроде моего старого знакомого Поля может благодаря личным связям свести картину воедино, но не скоро. И твердых доказательств все равно не будет. Капитан неплохо придумал.
– В общем, если будем валять идиотов, есть шанс прокатить? – спросила Бэла.
– Почему валять? А мы кто – не идиоты, что ли? – засмеялась Катерина.
На том и порешили.
«Сдаться» оказалось проще, чем Сашка себе представлял. Он-то думал, что придется отстаивать желание вести переговоры именно с Одинцовым, уговаривать взять их на борт – Сашка понятия не имел, к чему привела бы попытка приземлить «Блик» в его нынешнем состоянии, без ремонта, и очень не хотел проверять. Однако стоило ему активировать талисман ближней связи и объявить, что у «Блика» критические повреждения, и потому он просит фрегат «Памир» взять их на буксир или на борт, как он получил ответ от дежурного офицера «Памира»: «Поняла вас, “Блик”, будем проводить стыковочный маневр абордажными крюками, не паникуйте». «Не собираюсь», – ответил Сашка.
Стыковочный маневр прошел легче, чем Сашка думал: у флотских он давно отработан. Самому Сашке за годы службы сталкиваться не доводилось, поэтому он как-то сложнее все представлял. А оказалось – будто обычный абордаж, когда «приз» захватывается крюками и подтягивается к борту «атакующего» судна, только вместо перехода на корабль абордажной команды по временному коридору «Блик» втянули лебедкой в раскрытый люк фрегата. Тот легко пропустил маленькую бригантину целиком, только по ближней связи попросили сложить мачту: высоковата оказалась. Конечно, у эфирных кораблей мачта по сравнению с морскими не более чем куцый огрызок, но все-таки она возвышалась над кабиной вершков на десять.
К тому времени, как трюм – точнее, не совсем трюм, а, похоже, специальное помещение для досмотра небольших задержанных судов, потому что в нем не видно было никаких типичных для трюма хозяйственных приспособ и припасов – повторно загерметизировали вместе с гостями, экипаж «Блика» уже собрался у выходного люка, прихватив свои рундуки. У Людмилы Иосифовны оказалось вещей больше всего: огромная сумка с судовыми документами и еще Абордаж в переноске. Кот был крайне недоволен и не стеснялся это показать.
– Давайте помогу, – предложил ей Сашка. – Документы можете отдать мне, я же кэп.
– А я – представитель судовладельца, в том числе ее наследница, – Людмила Иосифовна посмотрела на него с неожиданной грустью. – Хотя, конечно, сейчас мой юридический статус подвешен в воздухе, – она вздохнула, потом все же добавила: – Хотите помочь – берите кота.
Сашка действительно перехватил переноску с Абордажем. Животное, которое до этого только тревожно скреблось, начало голосить благим матом.
– Тебе не все равно, кто тебя держит, зверюга? – устало спросил у него Сашка.
Володька появился последним и, к Сашкиному удивлению, нагруженный еще почище Людоедки.
– Ты когда успел скупить столько бумаги?! – воскликнула Бэла, хватая у него одну из связок картонных папок, которую он нес под мышкой.
– Небось, все жалованье тратил, – поддержала Сандра, забирая у Володьки еще две связки.
Обе девчонки несли только по небольшому рюкзачку каждая, плюс инструменты, тоже за спиной (у Сандры – футляр для скрипки, у Бэлы – тамбурин), так что могли себе позволить. Хотя, как Сашка подозревал, Бэла утащила бы с собой всю свою ударную установку, будь это возможно. Нет, теоретически, инструменты можно было бы уменьшить соответствующим заклятьем, а потом увеличить снова, но, насколько Сашка помнил, эту операцию не рекомендовалось производить с вещами сложной структуры – да хоть даже и строительной древесиной! – а то при смене размера они частенько трескались и перекашивались. Так что этот фокус применяли, в основном, на съестных припасах.
– Я же богатенький, не забыли? – огрызнулся Володька. – Могу себе позволить…
Потом он какими-то особенно тоскливыми глазами оглядел деревянную обшивку и стоящий в трюме товар. Ну, жалкие остатки оного. «Эх, – подумал Сашка, – вряд ли мед и пыльцу удастся продать на Земле. Жалко…»
– Жалко, – словно бы эхом отозвался Володька. И добавил: – Привык.
– Ничего, – ответила Катерина. – Если захочешь, еще посмотришь на «Блик» в музее.
Сашка порадовался ее оптимизму, но разделить этого настроения не мог.
– В смысле, в музее? – удивился Володька.
– Я уверена, что в итоге «Блик» поставят в музей, а мы станем национальными героями, – твердо сказала Катерина. – Ну, по крайней мере, вы, – она неопределенным жестом кивнула в сторону Сашки, Володьки и Сандры с Бэлой, которые как-то оказались ближе всех к выходу.
«Как бы нам пинок не дали вместо медалей, – подумал Сашка. – Под зад. Или, что хуже, срок».
В обшивку снаружи постучали.
Сашка машинально вздрогнул, как и все остальные: стук в обшивку, пока ты в эфире – самый страшный звук. Это либо абордаж, либо какие-нибудь непредвиденные столкновения в эфире, а может быть даже уже в атмосфере планеты при снижении! Лишь спустя несколько мгновений Сашка осознал: да, они не снижались, но они уже в трюме «Памира», ничего страшного… Ну, или как сказать.
– Открываю, – громко крикнул Сашка и потянул за рычаг.
Впоследствии он жалел, что по примеру Володьки не огляделся по сторонам, не попытался как-то запомнить этот момент. Но что сделано, то сделано.
Сашка все-таки надеялся, что все пройдет немного легче – просто для разнообразия. Что их версии поверят, не будут ставить под сомнение, заставят подписать какой-нибудь магический контракт о неразглашении (ну, или обычный контракт, если решат, что тратить магическое подавление воли на это дело чересчур, хватит и угрозы тюремного заключения) – и отпустят на все четыре стороны.
Не тут-то было.
Одинцов выслушал Сашкин рассказ – тот вариант, что они с экипажем разработали еще на борту «Блика» – не показав скепсиса, однако у Сашки все равно создалось ощущение, что ему не верят ни на йоту. Такая уж у Одинцова была богатая физиогномика. Вообще он мало изменился с Сашкиных учебных лет: все тот же человек с очень интеллигентным, как говорят, «породистым» лицом, невозмутимый, как пародия на английского джентльмена времен колониальной экспансии. Суровым Одинцом его прозвали вовсе не за манеры или тон голоса – обычно очень мягкий и дружелюбный, – а за то, как он срезал поросль молодых умов на зачетах и практиках. Безжалостно, но с этакой мягкой извиняющейся улыбкой. Мол, вы же сами понимаете, что поставить вам проходной балл никак невозможно. А раз понимаете, то пожалуйте на пересдачу, очень буду рад вас видеть.
– Александр Иванович, – вздохнул Одинцов, – если бы я имел этот разговор с вами хотя бы год назад, я бы вам поверил. У вас в характере вполне достаточный уровень… э-э-э… наивности…
– Идиотизма, – подсказал Сашка абсолютно серьезно.
– И духа авантюризма…
– Раздолбайства, – снова поправил Сашка.
– …Чтобы эта история показалась бы мне… скажем так, правдоподобной, – продолжил Валерий Михайлович все тем же своим крайне интеллигентным тоном. – Но тот Александр Белобрысов, которого я помню как своего студента, не смог бы полгода командовать кораблем в открытом эфире.
– Ну, это совсем маленький корабль, – скромно заметил Сашка. – И мне помогали.
– Командовать маленьким кораблем в чем-то сложнее, чем большим, – Одинцов чуть улыбнулся. – Сколько человек, по-вашему, под моим началом?
Сашка порылся в памяти, вспоминая состав экипажа патрульного фрегата на боевом дежурстве. В Академии их заставляли заучивать такие вещи.
– Сто пятьдесят три?
– Сто пятьдесят два согласно судовой роли, – поправил Одинцов, – у нас не хватает помощника кока. Из них тридцать – абордажная группа, у них другое подчинение. Их командир выполняет мои распоряжения только в рамках боевой задачи и по распорядку во время полета. Напрямую же я командую только шестью людьми – моими прямыми заместителями, старшим кормчим, квартирмейстером и боцманом. И то последние трое уверены, что главные на корабле они. Не поручусь, что они не правы.