Я оставалась незамеченной и из тени следила за женщиной-генералом. Играла в любопытную игру. Уголок рта – мой, а вот скулы – совсем нет. Кудри вьются, как и у меня, но цвет совсем непохож. Есть что-то в развороте плеч, но вот руки у меня изящнее.
Я сделала еще один глоток и спросила вслух:
– Ну и что же мне с этим делать?
– Можешь отдать мне. Я допью. – Возникший из ниоткуда Атос указал на бутылку в моей руке. Я покрепче прижала ее к груди и недовольно воззрилась на крайнийца.
– Иди куда шел. Не мешай мне предаваться унынию.
– Ты не выглядишь унылой, – заметил Атос. – Ты выглядишь вдрызг пьяной.
– Всегда подозревала, что это близкие понятия.
Теперь мы вместе смотрели на освещенный круг стола и мужчину с женщиной за ним. Мне пришла в голову абсолютно бредовая мысль: если Атос когда-нибудь сойдется с Секирой, он фактически станет мне названым отцом. От этого у меня в горле вновь заклокотал зарождающийся смех, однако крайниец истолковал его неверно.
– Так, Лис. Давай-ка ты не будешь здесь чистить желудок! – И, подхватив, будто безвольную куклу, Атос потащил меня в сторону крытой галереи, на свежий воздух. – Сегодня днем тронный зал уже заблевал Господин Мерзлые Лапки, боюсь, король Роуэн расстроится, если этот подвиг повторишь еще и ты.
– Он – лорд, – с трудом сдерживая хохот, произнесла я. – Лорд Мерзлые Лапки!
– Крианна его разжаловала. Сказала, что даровать титул может только коронованная особа, – а у тебя на голове царского атрибута она не заметила.
Я кивнула, признавая его правоту, и свесилась через перила. В воздухе пахло прелыми листьями, и, хотя Ярвеллу не грозила осень, запах был точь-в-точь, как в Лисьем чертоге.
– Знаешь, Атос, – сказала я, – Мама-Ока сделала мне много предсказаний, но самое страшное пророчество принесла старейшина древних-мы. Она сказала, что я одна пойду против армии противника и встречу свою смерть в одиночестве. Казалось бы – чушь. Вокруг меня сейчас друзья, мы двинемся к Вратам Ремира с огромной армией. Но почему так пусто внутри? Будто я и в самом деле одна?
– Ты слишком много думаешь, Лис.
– Но я…
– Нет, – тихо прервал меня мой друг. – Я не о том, что тебе надо отвлечься. В Крае есть поговорка, что можно иметь тридцать жен и сто слуг, но три вещи настоящий айрак будет делать в полном одиночестве. Рождаться, умирать и думать. Ты слишком часто ныряешь в свои мысли, поэтому и чувствуешь себя так одиноко. Делись ими с кем-то, иначе эта внутренняя пустота сожрет тебя.
– Что, если я скажу тебе, что знаю страшную правду о каждом члене нашего отряда? – решилась я. – Самые мрачные и тяжелые моменты их жизни лежат передо мной как на ладони.
Атос не выглядел ошарашенным. Лишь с легким удивлением взглянул мне в лицо и, увидев ответ на свой незаданный вопрос, кивнул.
– Значит, тебе зачем-то нужна эта боль. Не знаю, кому бы пришло в голову наполнять тебя ей, – ты ведь, словно губка, впитываешь все: и плохое, и хорошее. Но, может быть, и у этого наполнения есть цель?
– А что, если нет? – с надрывом произнесла я. – Мы верим в какие-то неизведанные пути, но пока все, что мы получили за свои страдания, – это имечко Хлоэ, да и только.
– Значит, все бессмысленно, – с легкостью произнес Атос. – Но и в этом есть своя прелесть. Значит, завтра просто будет новый день, который принесет что-то еще.
И мы оба начали вглядываться в расстилавшуюся перед нами ночь, будто надеялись рассмотреть завтрашний день и то, что он нам готовит.
Имя четырнадцатое: Настоящая Хлоэ
Я мрачно смотрела на Врата Ремира, которые распахнули свою голодную пасть в нескольких километрах от нашего лагеря.
– Мне только кажется… – начала я. Но продолжать нужды не было. Я, как и все, видела то, что озвучил король.
– Не кажется. Разведчики донесли, что отшлифованные скалы Хаурака, которые и представляют из себя Врата, сверху донизу утыканы железом.
К нам подошла Секира. Она казалась старше и собраннее в своей генеральской броне. Но, несмотря на ее новый облик, я все равно вздрогнула и отвела взгляд. Идей, что же мне делать с правдой об Ирэне, не было, и, казалось, лучшее решение – вообще ничего не предпринимать.
Секира удивленно произнесла, вглядываясь в ощетинившиеся железом скалы:
– Это какая-то ловушка или хитрый прием? Они намерены бросать на скалы наших солдат, чтобы пронзить их? Да мы так близко и подойти не сможем.
– Нет, – мрачно отозвался Гардио. – Это и есть та самая дверь из мокрого железа посреди кфалатат, о которой говорит предание. Я не знаю, какое значение для ритуала имеет форма двери и почему зверолюди не могли призвать своего проклятого короля, просто разложив кровавые сабли полукругом или шалашом. Вероятно, твари ценят традиции.
– Что еще разглядели лазутчики? – спросила я.
– Больше ничего не успели. На них напали. – Король вздохнул и указал на плотное темное кольцо, опоясывающее южную часть врат. Издалека оно выглядело природным явлением: скальной породой или темной почвой. Но, приглядевшись, ты понимал, что кольцо живое и слегка меняет свои размеры. Чудовища стояли плечом к плечу живым щитом – настолько плотным, что между ними нельзя было разглядеть даже клочка зеленой травы.
– Но кто-то же вернулся и рассказал о мечах, – с надеждой произнесла я.
– Один из тридцати, – припечатал Гардио. – Да и того какая-то огнедышащая тварь опалила так сильно, что жить ему осталось всего ничего.
Над нами на сильном ветру захлопал флаг королевского дома. Геральдические лилии, которые я видела в Ярвелле, уступили место двум новым символам: русалке из Штольца и серебряно-зеленому гербу легиона Чертополоха. Это было так странно. Какие-то мастерицы, возможно, даже из Вурусты, сидели и вышивали ночами новые королевские штандарты. Они не знали или не хотели думать, что этой работе предстоит прожить, быть может, лишь пару часов ожесточенного боя. Затем придет новый король с медведем на флаге и они, уже рабыни, будут вышивать коричневые когтистые лапы, а не веселую серебристую женщину-рыбу.
– Твое унылое лицо, король, тушит весь огонь морали, который мы с Атосом раздували последние десять дней, – покачала головой Секира. – Своей кислой миной ты рушишь наши многочасовые труды.
Гардио взглянул на нее, будто побитая собака. По случаю генерального и, похоже, единственного сражения он тоже приоделся. Серебристый мундир с кантом, вышитый золотой нитью, высокие вычерненные сапоги и перчатки грубой кожи. На боку у короля висела богато изукрашенная драгоценными камнями сабля. Видимо, мой дорогой вольный копейщик окончательно решил сменить оружие. Среди самоцветов, которыми поблескивала гарда, я разглядела фиолетовый неприметный всполох иолита.
Пока я изучала облачение короля, он жарко спорил с Секирой.
– …Пойми, то что делала моя тетка в Ярвелле, отправляя молодых парней рыть окопы или копать огороды, я хочу сделать для всей армии. Я не готов вести людей на смерть.
– Ты и не поведешь, – спокойно отвечала Секира, и я подивилась ее хладнокровию. – Мы поведем.
– Но решение-то принимаю я! И кровь этих людей будет на моей совести, сколько бы мне ни было предназначено еще прожить.
Голос Атоса, раздавшийся за спиной короля, оборвал пререкания.
– Кровь наших солдат будет на руках проклятого народа, и только. Возьми себя в руки, Гардио, иначе мне придется свергнуть тебя и узурпировать трон.
Как и я, Атос продолжал звать короля его старым походным именем. И только он мог привести бросавшегося из крайности в крайность монарха в чувство. Какое бы хладнокровие ни проявляла Секира, генеральского чина было мало. А Атос был не просто военачальником – он был другом и поверенным Гардио.
Сейчас крайниец вернулся со смотра войск. И, несмотря на шутку про захват власти, я видела, насколько он тревожился о предстоящей битве. По традиции, которой он придерживался еще со времен Алой Розы, Атос шел в атаку вместе со своими людьми. Секира тоже предпочитала не отсиживаться, когда кипел бой. Они оба планировали идти в авангарде, но старательно избегали вопросов о том, к какой части войск буду приписана я. Было бы забавно пройти сквозь тысячу битв, потерять стольких друзей, перестать до одури бояться смерти и вновь оказаться в снабженцах.
– Лис, – обратился ко мне Атос. – Извель сейчас с солдатами ратарана за палатками лазарета. Она сказала, что кто-то из прибывших жаждет тебя увидеть.
Я пожала плечами и направилась в указанном направлении. Пустые тенты лазарета стояли, будто в ожидании. Битва еще не началась, раненых не было, но мне уже представлялось, как спустя короткое время это безмолвное пространство наполнится криками агонии и боли. Только одна палатка мягко светилась сквозь темно-синюю ткань с серебряными звездами. Изнутри доносился детский плач. Неужели кто-то из лекарей принес сюда ребенка? Безумные.
Миновав палатки, я вышла к построению ратарана. В отличие от выверенных линий, по которым строился королевский лагерь, тут царил хаос, будто солдаты ратарана принесли с собой кусочек токана. Без особого порядка разбросанные палатки и кострища, собаки, путавшиеся под ногами, хриплые песни на ставшем мне родным языке…
– Кэм! Кэм! – раздавалось со всех сторон сразу. Народ ока знал и приветствовал меня. Тут были солдаты ратарана с севера и юга. Различить их можно было по одеянию. Приложные воины каждого токана носили свои цвета и узоры. Не было лишь северо-западных ока – их токан исчез без следа. Горло стиснуло: я вспомнила Кашима, который отправился на поиски своих собратьев да так и сгинул, убитый неведомыми монстрами на чужой для него земле.
– Лис, сюда. – Извель ждала меня в расположении ратарана северо-востока. Я была уверена, что с ними приедет Мама-Ока, кто же еще мог искать встречи со мной.
– А где наша старушка, Извель? – спросила я, подходя к группе. От нашего ратарана осталось немного, капля в море этой войны. Но ни один из солдат ока не выказывал страха или сожалений.