– Послушай… – начала было я, но из дыры в полу вынырнула голова Ферра.
– Уж думал не найду! – по-доброму проворчал он. – Забыл, куда положил в прошлый раз.
Ферр протянул Хоуку золотую стрелу, которая в его когтях казалась не страшнее зубочистки. Она источала зыбкий, ровный свет, похожий на тот, что испускали кристаллы в этом зале, но не холодный белый, а тёплый, желтовато-рыжий, сродни пламени костра.
– Эта стрела укажет путь к убежищу Звёздных оленей, – сказал Ферр. – Выпусти её в луну сразу после заката и следуй за светом. Куда стрела упадёт, там и найдёшь Звёздного оленя и озеро Жизни.
– Спасибо, Ферр. – Хоук принял оружие.
– Не забудь вернуть. Потеряешь – голову отгрызу.
– Не отгрызёшь.
– Это мы ещё посмотрим. Всё, проваливайте. И без того мне нервы потрепали. – Недовольные глаза красноречиво обратились ко мне, и я под его натиском предусмотрительно отступила подальше от полок с книгами. – Это вы молодые-горячие, а я дракон старый, мне покой нужен.
Попрощавшись с драконом, мы направились к выходу.
– И, Хоук, Shen e sloren nor er Kharen.
Не знаю, что значили слова Ферра, брошенные нам в спины, но Хоук вздрогнул, сжал стрелу и ускорил шаг.
– Скажи, когда будешь готова отправиться за вепрем, – бросил мне Хоук после долгого молчания – мы уже успели вернуться в верхнюю библиотеку. Олмун, не обращая на нас никакого внимания, по-прежнему сидел за столом и корпел над записями.
Я пожала плечами.
– Да хоть завтра.
– Отлично, значит, завтра и отправимся.
– Погоди… – Я такой прыти не ожидала.
– Что? – Хоук резко остановился и развернулся ко мне всем телом так стремительно, что я чуть не налетела на него носом. – У тебя есть другие дела?
– Нет. – Я нахмурилась, не зная, как реагировать на его внезапную вспышку раздражения. – Никаких других дел у меня нет.
– Вот и замечательно. Встречаемся на рассвете у дверей моей спальни, – отчеканил он, выдал ряд незнакомых, рубленых и, кажется, очень грубых слов и вылетел из библиотеки.
Я повернулась к Олмуну и ткнула пальцем в сторону двери.
– Ну и что это сейчас было?
Олмун тяжело вздохнул и посмотрел на двери задумчиво.
– Его Величеству недостаёт терпения. Но что поделать, ему пришлось рано сесть на трон и учиться быть взрослым фейцем. Если бы не скоропостижная смерть Верховного Короля, принца бы начали обучать только лет через сто, когда он бы встал на порог зрелости. И сейчас он мог бы веселиться, не теряя драгоценной молодости среди государственных дел. Разве это не печально?
Я удивилась и оглянулась на дверь. То есть Хоук по местным меркам ещё совсем юный? Интересно, сколько ему лет? Впрочем, спрашивала я совсем не об этом.
Когда я обернулась, Олмун разглядел что-то на моём лице, засмеялся хрипло, по-стариковски, и погладил рыжую бороду.
– Если же вы имели в виду страшный набор звуков, то это старый фейский. На нём сейчас мало кто говорит, люди оказались неспособны его учить, и так вышло, что фейри со временем переняли ваш примитивный язык, чтобы лучше с вами… хм… управляться. Но члены королевской семьи и многие знатные фейри учат фейский обязательно.
– И что он сказал?
– О, это непереводимые ругательства, но, думаю, он выражал досаду относительно своих королевских забот и мгхм… необходимости «тащиться за задницей вонючего вепря».
Я недовольно поджала губы. Разъяснения Олмуна не разъяснили ровным счётом ничего, а то, что Хоук злится, мне было понятно и так. И что, во имя Нота, сказал ему этот дракон? Я хотела спросить у Олмуна, но не смогла вспомнить даже половины фразы – незнакомые слова улетучились из сознания практическим мгновенно. Но я помнила другое.
– Что значит… э-э… «лир нисах»? Хоук без конца меня так называет.
Олмун снова засмеялся и покачал головой.
– Что? – буркнула я. – Это тоже непереводимое ругательство?
Улыбка Олмуна стала ещё шире.
– Вовсе нет. Leir nissah значит дословно «маленькая лиса», или «лисёнок». Фразу можно воспринимать буквально, но у неё есть и другое значение.
– Какое?
– Так говорят о тех, кто приносит неприятности.
Я оглянулась на дверь, за которой скрылся Хоук, и растерянно пробормотала то ли Олмуну, то ли самой себе:
– Вот как?
Глава 17Сердце в западне
Хоука я в тот день больше не видела и, воспользовавшись моментом, отправилась изучать замок. О том, как выследить и убить Белого вепря мне, похоже, никто рассказывать не собирался, но я уже успела заметить, что у местных обитателей вообще со всякого рода объяснениями туго. Все будто были уверены, что я и так должна всё знать о них, об их мире, дурацких церемониях и волшебных существах. Не знаю, в чём было дело: в высокомерии фейри и их отношении к людям или в чём-то ещё – выяснять желания у меня не было. И без того хватало поводов для беспокойства. Варден учил меня подстраиваться, не задавать вопросов и наблюдать. Мир фейри напоминал тренировки с Расмусом: ублюдок и его подручные не учили нас драться, а избивали до тех пор, пока мы не набирались смелости дать сдачи. Учить он начинал тех, кто выгрызал и выцарапывал себе жизнь. До этого момента добирались не все. К концу первого года в общей спальне воспитанников опустела треть кроватей. Я и другие дети копали им могилы.
Иногда мы просыпались по ночам от того, что кто-то из нас решил вздёрнуться – слишком уж удобная и крепкая в спальне была балка под потолком. Тот, кому не повезло проснуться последним, вытирал с пола мочу, чтобы не воняло. Спальню на ночь запирали, а на крики о помощи никто никогда не приходил, поэтому труп обычно болтался под потолком до самого утра, отбрасывая жуткую тень на мою кровать. Балка умиротворяюще поскрипывала. В какой-то момент просыпаться мы перестали.
Ко дню посвящения в члены Гильдии из тридцати воспитанников в живых осталось всего пятнадцать. Впоследствии пятерых из них я убила своими руками.
День уже клонился к вечеру, свет стал мягче и уже неохотно пробирался в открытую галерею, по которой я шла. Почти вплотную к ней подступал большой сад, но не то неудержимое буйство зелени, которое разливалось под окном моей спальни, а ровные ряды аккуратно подстриженных розовых кустов и фруктовых деревьев. Эту часть замка я ещё не исследовала, поэтому спрыгнув на траву прямо из окна галереи, вошла в сад. Над узенькими каменными дорожками нависали цветочные арки, тропинки переплетались и петляли, а пышно цветущие гортензии и другие кустарники жались друг к другу и поднимались выше человеческого роста, делая сад похожим на лабиринт. Обилие роз самых разных форм и размеров, но преимущественно белых, и порхающие над ними светящиеся сиреневые бабочки подсказывали, кто хозяйничает в этих местах.
Свернув на очередную дорожку, я вышла к каменному святилищу, окружённому яблонями. Ветви клонились вниз под тяжестью золотых плодов. Вокруг них летали цветочные феи, собирали опавшие яблоки складывали в плетёные корзины. Перед самой большой и старой яблоней стояла мраморная статуя богини Магры. Как и в иллюзии, сотворённой Хоуком, она гордо стояла, надевая себе на голову золотой обруч солнца с острыми шипами. На прекрасном лице застыло воинственное выражение. В каменной чаше у её ног лежали золотые яблоки и перевязанные лентой колосья пшеницы.
– Прошу прощения… госпожа, но людям здесь находиться запрещено.
Я оглянулась и встретилась взглядом с невысоким фейцем в соломенной шляпе – макушкой он доставал мне лишь до пояса. В руках феец держал корзину, полную яблок. Он замялся, не зная, стоит ли мне кланяться. Я поняла его замешательство: с одной стороны, я была Тенью Короля, с другой – обычным человеком. Наконец он всё же неуверенно склонил голову.
– Это святилище королевской семьи. Сюда допускаются только члены семьи Верховного Короля и садовники-фейри, – сказал он тихо и снова склонил голову. – Я присматриваю за этим святилищем уже две тысячи лет и даже при Эйвине Безум… при Верховном Короле Эйвине люди сюда не допускались. Мне неловко, не извольте гневаться, но не могли бы вы…
– Да, я уже ухожу, прошу прощения. – Я заторопилась обратно по дорожке, не столько по просьбе садовника, сколько для того, чтобы скрыться от запаха золотых яблок, от которых начинала кружиться голова.
Садовник побежал за мной.
– Прошу прощения, госпожа Тень, но вы не знаете, почему Его Величество не посещает святилище? Мы усердно ухаживаем за ним и ждём, когда Его Величество вознесёт молитву Солнцеликой Магре.
– Полагаю, год у него выдался непростой, – я попыталась отделаться от садовника, но тот прибавил шагу и покачал головой.
– Его Величество не посещает богиню уже много лет, – печально сказал он. – И, когда его Величество стал Верховным Королём, не поклонился Солнцеликой Магре. Я лишь простой садовник и не могу указывать Его Величеству, что делать, но боюсь, что магия на него прогневается, и хочу уберечь.
– Магия? Не богиня? – Слова садовника показались мне странными.
– О, Солнцеликая Магра покинула нас пять тысяч лет назад. Никто не знает, куда она ушла, но считается, что богиня слилась с магическим потоком и сама стала магией, ещё более могущественной и великой, чем была прежде. Гневая богиню, вы гневаете саму магию.
– Но если никто не знает, куда ушла богиня, с чего вы взяли, что она слилась с магией, а не сгинула куда-то ещё?
Садовник замолчал, удивлённый моими словами, задумчиво пожевал губы и сказал тихо:
– Не знаю, госпожа Тень, так говорят. Разве можно сомневаться в том, как устроен мир?
– А как иначе его менять? – буркнула я и покинула святилище, не желая больше тратить время на болтовню.
Дорожка повела меня в заросли глициний – они цветочным водопадом нависали надо мной, но лишь на первый взгляд казались дикими. Все сиреневые грозди висели друг от друга на одинаковом расстоянии, а перепады высот были идеально выверены. Садовники и сама Лирана стремились сделать сад безупречным. И мне думалось, что я оказалась в месте, которое Лирана действительно искренне любила.