Первый олень продолжал на меня смотреть, будто не мог решить, являюсь ли я угрозой для его стада. В том, что именно он вожак, я отчего-то не сомневалась. Я смотрела на него и тоже пыталась понять, что делать.
Из-за того, что замерла посреди движения, поясницу быстро заломило, и я начала медленно подниматься. Олень посмотрел на рубаху в моих руках, нервно выдохнул и отшатнулся.
Поняла. Спокойно. Я выпустила рубаху, оставляя её на земле, а сама распрямилась, стараясь не глядеть оленю в глаза. Проклятье, как же холодно! Не могли, что ли, они подождать, пока я оденусь?
Олень наклонил голову набок, и я удивилась, как такие массивные рога не перевесили и не сломали ему шею. Боковым зрением я пыталась отыскать Хоука или кого-то из стражи, но туман разлился так густо, что я не видела даже елей, которые росли на берегу. Вернулась взглядом к цветам на рогах. Они напоминали розы, но были меньше и пушистее и казались живыми. Лепестки шевелились, словно дышали, и каждый «вдох» обнажал золотую, налитую магией сердцевину.
Ладно… Ладно. Что делать? Я незаметно вытерла вспотевшие ладони об исподнее и сделала малюсенький шаг к оленю. Он не пошевелился, даже ухом не повёл. Я восприняла это как успех и сделала ещё один шаг. Олень копнул копытом землю, и я тут же опустила глаза, боясь, что он примет меня за врага или соперника, если наши взгляды пересекутся.
Я же просто хотела помыться! Великий Нот, твои бы петли да на шею этому проклятому оленю! Ещё один шаг. И ещё. Я остановилась. Очень близко – только руку протяни. Олень шумно втянул носом воздух и выдохнул, согрев моё лицо. Ну хотя бы немного теплее стало и на том спасибо. На спинку бы ещё подышал, было бы совсем прекрасно.
Успокаивая себя дурацкими мыслями, я медленно, насколько только могла, протянула руку к оленьей морде, остановилась, позволяя ему самому решить, приближаться ли к моей ладони. Так меня учили обращаться с лошадьми, и я надеялась, что с оленями это тоже работает. В конце концов, и у тех и у других были копыта и дрянной характер.
Олень обнюхал мою ладонь и потянулся навстречу, позволяя дотронуться до тёплого носа. Осторожно, едва касаясь жёсткой шерсти, я заскользила ладонью вверх по морде, приметив маленький цветочек рядом с ухом. Надеюсь, оленю не будет больно, если я его сорву. Нужно же просто сорвать цветок? Не надо же вырывать рога?! Или отрезать целую голову? Я вдруг поняла, что не знаю: а что, собственно, надо делать? Нужен один цветок? Или несколько? Я тихонько выдохнула, стараясь сдержать дрожь в руке – то ли от холода, то ли от волнения – и не думать о том, что этот огромный зверь вполне может насадить меня на рога, если ему что-то не понравится. Поднялась на носочки, легонько почесала оленя за ухом, и он мотнул головой вверх-вниз, я подкралась пальцами к цветку. Лепестки оказались тёплыми и нежными, как самый мягкий бархат.
Так, не двигайся, я просто быстренько…
Что-то в тумане за спиной оленя привлекло мое внимание. Опасность! Тело само дёрнулось, готовясь защищаться, олень вскинул голову, а в следующий момент что-то выпрыгнуло из тумана. Олень вскрикнул и развеялся лентой голубого света, а меня сшибло с ног что-то тяжёлое и поволокло по камням. Кожа горела от ссадин, я забилась, пытаясь бороться, но нечто сдавило меня так сильно, что не то что пошевелиться, я вдохнуть не могла. И чем больше я сопротивлялась, тем сильнее меня сжимало, тем сильнее пекло кожу, словно меня опутала стая медуз.
– Они исчезли! – услышала я голос Ран. – Ты что, промахнулся?!
– Нет, я попал! – огрызнулся Эрренд. – Ни хрена не видно в этом тумане. Но сеть точно сомкнулась!
Сеть? Так вот что это.
– Эй, ты поймал меня! – крикнула я. – В следующий раз целься лучше!
Эрренд выругался. А с противоположной стороны от меня зашелестели шаги, которые я уже научилась узнавать. Пальцы Хоука схватили сеть, по коже пробежала щекотка магии, и сеть тут же ослабла.
– Умеешь ты оказаться в нужное время и в нужном месте, leir nissah, – сказал он, помогая мне выпутаться. А потом ухмыльнулся: – Да ещё и всё время голышом.
Я скорчила рожу. В тумане зажглись зелёные огни, и он отступил перед этим светом. Ран подула на ладонь и подбросила в воздух ещё один огонёк. За ней шли Эрренд и Мора. Я села, прижимая руки к обнажённой груди и высматривая одежду. Хоук снял с себя куртку и набросил мне на плечи, а я порадовалась, что успела натянуть хотя бы исподнее. Не то чтобы я стеснялась своего тела, но с недавних пор находиться обнажённой в окружении малознакомых фейри мне было некомфортно.
– В следующий раз сеть буду кидать я, – сказала Ран, оглядывая берег. Но на нём не осталось ни одного оленя.
– Следующий раз будет последним, так что я тебе не доверю это дело, – отрезал Эрренд.
– Мы дважды бросали сеть и дважды мимо, – сказал Хоук, поставил меня на ноги и отряхнул мелкие камешки с моих ног. – И, хотя сегодняшний улов мне определённо нравится, надо придумать что-то другое.
– Можно попробовать рябиновые стрелы. Они быстрее и тише, – встряла Мора. – Нам же нужны цветы, а мёртвый олень или живой – какая разница.
Я посмотрела на Хоука, он выглядел расстроенным и озадаченным. Хмурился, глядя прямо перед собой.
– А сколько нужно цветов? Много? – спросила я охрипшим от холода голосом.
– Да хотя бы один. – Хоук закрыл глаза и устало потёр переносицу. – Нам бы для начала подобраться к этим оленям. А осталась всего одна ночь.
Я дёрнула его за рукав и невесомо коснулась нити. Хоук открыл глаза и посмотрел на меня. Я протянула к нему руку и раскрыла ладонь, в которой всё это время сжимала сорванный цветок.
– Он немного помял…
– Хель! – Хоук засиял, подобно солнцу, подхватил меня на руки и закружил. Я охнула и прижалась к нему, боясь потерять куртку и выронить цветок. Сердце радостно забилось от звука его мягкого смеха. И я мгновенно согрелась в его горячих объятиях, рассыпалась мурашками, когда его пальцы заскользили по моей обнажённой спине. – Моя leir nissah! – Он крепко поцеловал меня в щёку, и я скривилась, отталкивая его от себя. – Ты снова спасла меня!
– А ты снова меня обслюнявил!
Хоук рассмеялся и поставил меня на землю.
– Поздравляю, друзья! Ночи Аанъя быть! И на празднике мы обязательно поднимем первый кубок за мою Тень!
Глава 27Пламя и лёд твоей Тьмы
Мы собрались у костра. Ран разливала по кружкам фейское вино, а я, наконец одевшись, заливала кипятком сосновые иглы, чтобы согреться. Оставалось надеяться, что, продрогнув до костей, не подхвачу простуду. Интересно, а фейри болеют человеческими болезнями? Или даже хвори у них особые – магические?
Хоук сидел напротив – по другую сторону костра – и о чём-то смеялся с Морой, а я так устала, что не могла сосредоточиться на их словах, то и дело зевая. Ран сняла с огня кроличью ногу и сунула мне в руки.
– Сегодня утром трое попались в силки – свеженькие! – улыбнулась она, села на землю возле Эрренда и вручила ему вторую ногу. – В этих лесах столько дичи, что можно голыми руками ловить. В наших лесах так не разгуляешься, в прошлом году мы едва продали достаточно пушнины, чтобы пережить зиму.
– Точно, вы же охотники, – протянула я, вспоминая наш первый разговор в казарме, и сдула жар с мяса. Пахло аппетитно, особенно после нескольких дней на хлебе и вонючем сыре.
– Мы ловцы волшебных существ, – с пренебрежением отозвался Эрренд, явно недовольный простым «охотник».
– Звучит… статусно, – протянула я.
– Ага, за всяких лунных зайцев и единорогов платят много, только вот поймать удаётся в лучшем случае парочку в год. – Ран отхлебнула вина и довольно прищурилась. – Так что приходилось охотиться на обычных лисиц и оленей, чтобы выжить.
Вот как, значит, эти двое подались в стражу не от хорошей жизни. Отчасти я их понимала: заказные убийства были зверем редким, пусть и не таким, как единороги. Почему-то я думала, что абсолютно все фейри бездельничают в собственных в замках, ходят в красивых платьях, пируют и танцуют. Никогда не представляла себе кого-то из них живущими в деревеньках и озабоченных выживанием не меньше, чем люди.
– Много единорогов поймали? – спросила я.
– Двух! – гордо ответила Ран. – А однажды нам заказали яйцо из кладки дракона. Такие штуки – особая редкость. Мало того, что драконы несутся раз в тысячелетие, так ещё и яйца перед вылуплением зреют без малого три сотни лет, а гнёзда драконы обычно вьют на са-а-амых непреступных вершинах гор. Мы три года потратили на поиски кладки. Эрренд выманил дракониху из гнезда, а я умыкнула целых три яйца! Ты знала, что драконы могут чуять свои яйца на огромном расстоянии, поэтому и украсть их почти невозможно? Я провозилась полгода, но смастерила специальный зачарованный сундук, чтобы скрыть их запах – мы с Эррендом до последнего не знали, сработает ли. Ох! – Она осушила кружку и вытерла рот тыльной стороной ладони. – Нам тогда заплатили столько, что мы три года ни в чём не нуждались. Было же время! Такого улова у нас уже лет двадцать не было, да, Эр?
Я моргнула. Двадцать? Да им обоим на вид было не больше двадцати.
– А вам сколько лет?
– Семьдесят три, знаю, совсем мало, но мы талантливые! – Она захихикала, наливая себе ещё вина. – А тебе сколько? Лет сто?
Я не смогла сдержать улыбку.
– Двадцать.
Ран взвизгнула, расплёскивая вино.
– Ты же ещё ребёнок!
Эрренд раздражённо толкнул её локтем в бок.
– Дурёха, по людским меркам она уже почти старуха.
– То есть для Его Величества она скорее мамочка? – Ран почесала подбородок, а я прыснула хвойным отваром. Ран понизила голос. – Он же ещё совсем юный…
– Насколько юный? – Я с подозрением покосилась на Хоука, он выглядел вполне зрело и уж точно не младше меня.
– Ему тридцать, он совсем недавно преобразился.
– Преобразился?
Ран и Эрренд переглянулись. Кажется, их забавляли мои вопросы. Ран подсела поближе.
– Фейри долго выглядят как дети, но в момент, когда они обретают полную магическую силу, – быстро преображаются, буквально за несколько месяцев обретают свою взрослую форму. У каждого это происходит в разном возрасте, примерно в промежутке от восемнадцати до пятидесяти. На завершение Преображения принято дарить подарки – вещи, которые понадобятся фейри для самостоятельной жизни, потому что обычно они почти сразу покидают родительский дом. По случаю Преображения наследников Верховный Король устраивал праздники. Принцесса Астэр преобразилась, кажется, на сорок первом году, а принц Хоук – на двадцать шестом.