Через два года я ушла на очередное задание и в Гильдию так и не вернулась.
Но я по-прежнему не знала, куда мне идти и что искать. Дом? Семью? Новую жизнь? Я не представляла себя за пределами Гильдии, за пределами бесконечной вереницы убийств и звона монет, поэтому просто блуждала в темноте, скрываясь от ищеек и выполняя новые и новые заказы.
Когда на моём пути повстречался Сван, я подумала, что нашла то, что искала. Тоска в груди притупилась, вечера перестали быть одинокими, а постель – холодной. Я подумала, что жизнь не так уж и плоха.
А потом в моей комнате появился Дугал. Не знаю, что именно тогда произошло, но при упоминании королевства фейри моё сердце ёкнуло, словно кто-то дёрнул за невидимую ниточку, привязанную к моей груди. Я знала, что не должна была соглашаться на его предложение, но всё равно согласилась. Я видела подвох в его улыбке, но всё равно пошла туда, куда он мне указал. Где-то в глубине души я знала, что завершиться мои поиски неведомого должны именно здесь. В королевстве фейри.
Что я надеялась тут найти? И что в итоге нашла?
Я проснулась от того, что Хоук, обнимавший меня со спины, выскользнул из-под покрывала. Кожа тут же покрылась мурашками от холода, и я недовольно поёжилась. Камин давно погас, и ветер из разбитого окна, несмотря на плотно запахнутые шторы, быстро выстудил комнату. Вставать не хотелось, и я, натянув одеяло до самых глаз, снова попыталась заснуть. Скрипнула дверь ванной комнаты, заплескалась вода, зашуршала оставленная одежда, которую я вчера бросила прямо на пол, что-то звонко заскакало по мраморному полу и покатилось. Я вскочила.
Перстень!
С замирающим сердцем я повернулась к приоткрытой двери. За ней было тихо, Хоука я не видела и боялась пошевелиться, чтобы не выдать себя. Хотя… перстень, который я носила в кармане, уже выдал меня с головой. Несколько бесконечных мгновений я прислушивалась, ждала, что Хоук выскочит из ванной, сунет перстень мне под нос и заставит объясняться. Но ничего не происходило. А потом снова зашуршала одежда, заплескалась вода, и вскоре Хоук, зевая, вернулся. С волос у лица капала вода после умывания. Он улыбнулся мне, склонив голову набок. Я выдавила ответную улыбку, не понимая, что происходит.
Дверь открылась, и в комнату вошла служанка с подносом, полным еды.
– Как раз вовремя! – Хоук перехватил поднос, подмигнул ей, сел на подушки и поставил его между нами. Фейка бесшумно исчезла. – Я умираю с голоду!
Он потянулся к пышной, пышущей жаром булочке, и на его большом пальце сверкнул знакомый рубин. Хоук нашёл перстень – я подняла взгляд – и совершенно не выглядел так, будто его это хоть сколько-нибудь волновало. Но почему? Решил отложить разборки на потом? Или подумал, что сам обронил перстень? Если от вчерашнего помешательства у него помутилась и память, он вполне мог бы и позабыть о том, что перстня при нём не было. А я могла подобрать перстень в комнате, когда он соскользнул с его пальца во время превращения, и положить в карман…
– Ты чего не ешь? – Хоук уже успел намазать булочку маслом и откусить приличный кусок. – Нет аппетита?
– Не могу есть сразу после пробуждения.
Это была правда. Запихнуть в себя еду получалось только в том случае, если я знала, что впереди ждала долгая дорога и поесть какое-то время не удастся. Теперь же поперёк горла стояло ещё и волнение из-за найденного кольца. Я сглотнула и налила в изящную фарфоровую чашечку отвар из облепихи. Хоук как ни в чём не бывало доедал булку, уже намазывая маслом следующую.
– У меня после пилюль Олмуна просыпается зверский голод.
– Ещё бы, тебя же вчера буквально наизнанку вывернуло… Как ты себя чувствуешь? – Я пыталась согреться о чашку с горячим отваром. – Как Тьма?
Хоук перестал жевать и нахмурился, прислушиваясь к себе.
– Пока молчит. Зелье успокаивает её на денёк-другой, правда, после становится её хуже – она дико злится и пытается захватить тело с новой силой. Но не страшно, я успею передохнуть перед тем, как это случится.
– И нет… другого способа её сдержать? Только эти жуткие пилюли?
Хоук кивнул.
– Мы много всего перепробовали, но ни изгнать, ни усмирить Тьму не смогли. Магические сделки почти невозможно обмануть, а я сам впустил Тьму в себя, не выставив никаких условий, за что и расплачиваюсь. Она – такая же хозяйка этого тела, как и я, просто пока что у меня получается не выпускать её… слишком часто. Но как только я приму в себя полную силу на следующей церемонии, через год, должно стать гораздо легче.
– Интересно… Если ты не выпускаешь Тьму, почему она просто не найдёт себе новое тело? Того, кто даст ей волю?
Хоук подвинул ко мне тарелку с сушёными грушами. Я взяла один кусочек и макнула в чашку.
– Если я правильно её понимаю, покинув свою бездну, она не может жить вне тела. И быстро погибнет, если выберется из меня. Ну а желающих приютить её немного, да и я никому не пожелаю такого соседа. Знала бы ты, о чём она думает… постоянно.
Я знала. От воспоминаний о ненависти, которая наполняла Тьму, у меня до сих пор шли мурашки по коже. Но сейчас я зацепилась совсем за другие слова Хоука.
– Ты сказал, что сделки почти невозможно обмануть. Почти. Значит, способы есть?
Хоук непределённо пожал плечами. Покончив с булочками, принялся за вишнёвый пирог.
– Зависит от сделки. Но в большинстве случаев единственный способ избавиться от неё – выполнить условия. Особенно если у сделки есть конечная цель. Мне вот так не повезло. Тьма будет занимать моё тело, пока не умру. Ну а способов умереть она мне не оставила. Да и я, если честно, пока не стремлюсь. – Он рассмеялся и слизал вишнёвый сок с пальцев, поправил перстень и глотнул из моей чашки. – Но не стоит о грустном. Солнце не ждёт – пора заниматься государственными делами и… – он поджал губы, – начинать надеяться, что я не съем свою избранницу в первую брачную ночь.
Я улыбнулась.
– Если это будет Ойра, то после ужина станет одной рогатой проблемой меньше.
– Ага, и сотней других проблем больше.
В дверь постучали.
– Ваше Величество, – послышался приглушённый голос служанки, – советники ждут вас в Хрустальном зале.
Хоук встал, потянулся.
– Я переоденусь – и на встречу. Догоняй. Думаю, они жаждут услышать, что вчера произошло.
Улыбнувшись на прощанье, Хоук вышел, оставив меня одну. Я упала на подушки и накрылась одеялом. Выходить из комнаты не хотелось. Служанка принесла чистую форму взамен моей, пропитавшейся кровью и потрёпанной зубами Хоука. Я смотрела на вышитое на ней солнце и думала о том, как обставить Дугала. Думала осторожно, как бы невзначай, чтобы случайно не спровоцировать наказание, которое догнало меня в прошлый раз, когда я в ярости побежала резать ему глотку. За мысли клятва пока что меня не наказывала, но от невольного ожидания уже знакомой боли всё равно пробегали мурашки по спине. Нужно разорвать сделку. Придумать всё что угодно, но не позволить Дугалу добиться своего. Как бы этот ублюдок ни хотел, я не подниму нож против Хоука. Особенно теперь, когда Сван умер и у Дугала не осталось способов мне угрожать. После Ночи Аанъя улучу момент и наведаюсь в замок Семи Ветров. Если не получится договориться мирно, найду другой способ его остановить.
Оставшиеся дни до Ночи Аанъя пролетели незаметно. Линара принимала гостей – в замке стало значительно более шумно и «людно». Олмун готовил Хоука к церемонии, заставляя раз за разом повторять заученную клятву и последовательность действий. Аркен уехал к границе, чтобы лично проверить готовность войск.
Я если и видела Хоука, то издалека. Мы со стражами, как и полагалось, везде следовали за своим Верховным Королём. Днём Хоук готовился к церемонии, вечером ужинал с гостями – принцами, принцессами и другими важными особами, прибывшими с посольствами. Кого-то я видела на балу в честь стражей, но многих – впервые. Я ловила на себе любопытствующие взгляды, но напрямую спросить у Верховного Короля про необычную Тень никто не решался. К середине ночи Хоук отпускал меня спать, а сам возвращался в спальню ближе к рассвету.
В день праздника никому видеть Верховного Короля не полагалось до самого захода солнца. Даже я не знала, где именно он прячется, и на закате вместе со всеми вышла на арену, которую всего за одну ночь армия садовников-фейри превратила в окружённую высокими деревьями, украшенную разноцветными лентами и яркими кристаллами поляну.
По традиции на праздник пускали всех желающих. Обычные фейри, в которых я узнала нескольких деревенских, пили вино и как ни в чём не бывало вели беседы с придворными. Розари – принцесса Двора Зимы, прекрасная фейка с обсидиановой кожей и перламутровыми волосами – смеялась о чём-то с фейкой-служанкой, которую я не раз видела в замке. Лесные феи, одетые в травы, щебетали о чём-то с Лираной, облачившейся в золотое платье. Ойра прогуливалась в толпе и больше обращала внимание не на фейри, а на людей, которых тут тоже было много. Заметив меня, Ойра улыбнулась и слегка наклонила голову в знак приветствия. Я коротко кивнула в ответ и отвернулась, уставившись на каменное возвышение, увитое белыми розами, – Лирана явно постаралась. В центре возвышения рос дуб, украшенный разноцветными лентами, а перед ним стоял грубо вытесанный каменный трон. Рядом ждал Олмун, обнимая свиток с протоколом церемонии. С другой стороны играла на золотой арфе человеческая девушка с длинными чёрными кудрями – подарок короля Дала.
Гости приносили и другие подарки Верховному Королю – складывали прямо на землю вокруг возвышения золото, драгоценные камни, корзины с фруктами и овощами, звериные шкуры и шёлковые ткани, бочонки мёда и вина – кто чем был богат.
Когда солнце окончательно село, на поляну вышел Хоук. Широкие тёмные штаны схватывались на голенях широкими золотыми браслетами. С золотого же резного пояса на бёдрах спускался длинный лоскут ткани, напоминающий юбку. На обнажённом торсе блестели тонкие золотые цепочки – они, как и браслеты на руках и ногах, символизировали нерушимую связь Верховного Короля и королевства. Цепочки крепились к остроконечным наплечникам с воротником-стойкой. От прежнего облика остались только рубиновые серьги. Я невольно вспомнила Солнцеликую Магру, которую изображали в похожем наряде. Пожалуй, в откровенности он мог бы посоперничать с платьем Ойры. Хоук, если и чувствовал себя некомфортно в таком облачении, виду не подавал – шёл к трону расслабленно и грациозно, гордо вскинув голову и благосклонно кивая расступающимся перед ним подданным.