Короче, мозолила глаза ему эта налоговичка, и не мог Виктор Алексеевич раскусить, что она за фрукт. Только ждал, чтоб побыстрее его работа закончилась, спокойненько без происшествий довезти бы группу травниц до перевала, а там хоть потоп. Осталось еще полтора дня помучиться.
Хотя остальные травницы-пенсионерки оказались весьма приятными путешественницами, несмотря на то, что тоже являлись москвичками. Угощали Виктора Алексеевича на убой, хотя он сам приготовился: бутерброды, термос с чаем, короче, голодным не останешься. Но вкуснейшие зеленые салаты, зеленые щи, зеленая окрошка, зеленые чаи, даже блины зеленые на всем протяжении путешествия влюбили в себя отъявленного холостяка, что даже бутерброды остались нетронутыми. А еще он был удивлен, сколько пропитания в природе водится при должных знаниях. Прямо под ногами и завтрак, и обед, и ужин. Кухней руководила налоговичка, но на том ее гостеприимство и заканчивалось. Подавали, кормили, ухаживали за ним другие пенсионерки.
– Юля наша, то есть Вика, – клад! – уверяли женщины, пробуя ее шедевры, состряпанные в походных условиях. – Она ж на подорожниках квас заквасила, как только мы в дорогу тронулись. И вишь, подоспел! Окрошка на квасу как хороша, согласитесь, милейший Виктор Алексеевич?
Виктор Алексеевич, который еще минуту назад объедался невероятно вкусным русским холодным блюдом всех времен и славянских народов, поперхнулся. Тут же вызвались похлопать его по бравой спине трое пенсионерок.
А поперхнулся, потому что вспомнил, как этот подорожник под его ботинком бывал. Как раз прогуливался он у уазика своего, пока пенсионерки рассаживались, как вдруг хмурая налоговичка, из-под земли возникшая, прямо из-под ботинка его подорожник вытянула:
– Поаккуратнее бы вы, товарищ, – недовольно сделала замечание женщина с трудной фамилией и двумя именами, – наступили на прекрасный лист подорожника.
А он знал, что тот съедобный? Ходил-гулял, мало ли травы под ногами, которую разные тети-моти собирают. А оно вон чего! Квас да окрошка, а потом оказалось, салат из него сытный да вкусный. После такого он бы не удивился, что и из мухоморов бефстроганов неплохой выходит!?
В общем, дождаться не мог, когда поездка закончится и сбросит он ярмо со своей шеи в виде чудной компашки с налоговой ведьмой-травницей во главе.
Правда, по дороге зарядил страшный ливень и сбил все планы. В горах это обычное явление: то ни облачка, ни ветерка, а через час уже град с куриное яйцо бьет по крыше и темечку. На четыре часа опоздание к месту стыковки. Но это тоже было ожидаемо. Неожидаемым стало резкое похолодание и сильный озноб, охвативший Виктора Алексеевича, еще несколько часов назад браво разбирающего тент, чтоб спасти компанию травниц от дождя и града, а сейчас лежащего с температурой, с пылающим лбом и взглядом.
– А вас предупреждали, – сухим налоговым тоном отчитывала его Юлия Алексеевна. – Вы – бывалый путешественник, знаток этих мест, мудрый старый вояка, разве можно было с таким опытом рисковать здоровьем и на рожон лезть – с природой воевать?
– Так у меня экипировка, – оправдывался бывший полицейский, действительно будучи уверенным в своем снаряжении, много раз спасавшем его и от ветра, и от зноя, и от града. – И не оставлять же вас в машине куковать столько времени?
– А почему вы за нас решаете? Куковать нам или не куковать? Четыре часа б посидели, не скукожились. А по вашей вине теперь мы прибудем не вовремя. Другой вожатый будет волноваться. И мы потеряем один день пути.
То была правда. Имелась у Виктора Алексеевича непримиримая черта, порой, приводившая к разным затруднениям, – не мог без дела сидеть, прям руки чесались что-нибудь да поделать. У него и на работе, и с женщинами потому были сложности: все куда-то бежит, едет, рубит, пилит, мастерит, лишь бы не бездельничать. Виктор Алексеевич невесело вытер испарину, решая, как же быть:
– Вы не пропустите ничего! Я вас довезу, даже если помру. Это моя работа, в конце концов! – он хотел вскочить, но тяжесть в голове, ком в горле и слабые ноги отказали в порыве чувств.
– Еще этого не хватало! – воскликнула Юлия Алексеевна, упрямой сухой ладонью останавливая больного. – Сейчас мы разобьем палатку, уложим вас в спальный мешок, напоим отваром из зверобоя и малины, которых в округе на роту хватит. Дальше вы мне передадите ключи от машины. Я отвезу подруг до следующего лагеря, чтоб они не потеряли хода. Вернусь к вам. Мы переночуем ночь в палатке, и на утро отвезу вас в ближайшую больницу.
– Я в больницу не поеду, – теперь заупрямился Виктор Алексеевич. – У меня дома антибиотики, жаропонижающие и бинты с йодом есть.
Юлия Алексеевна надула губки, чуть тронутые помадой, думая, как поступить, но решила отложить разговор с упрямцем на потом. Травницы-подруги захлопотали насчет чая и спального мешка. И как только Виктор Алексеевич был уложен, напоен, накормлен и ободрен и даже поцелован, внешне походя на довольную больную гусеницу, Юлия Алексеевна смелой рукой завела уазик и домчала подруг до назначенного пункта.
– Юля.., – хлопотали за нее подруги, – то есть Вика, а как же ты?
– Девчонки, да это не проблема, я вернусь в город и доеду оттуда автобусом до Ярового, где вы как раз будете уже через два дня. Ну пропущу пару дней. Не страшно. Не оставлять же этого Сапога в таком состоянии? Кто-то да должен пожертвовать собой ради него?
– А Сапог-то ничего, – посмеивались они вслед уазику, за рулем которого сидела Юля-Вика, не реагировавшая на подобные замечания.
Она приехала к ночи и застала Виктора Алексеевича спящим: температура спала, правда, он был весь мокрый и бледный, но уже в стабильном состоянии. Она захлопотала насчет нового завара, приготовила легкий ужин. Успела смастерить костер, и к ночи Виктор Алексеевич проснулся, обнаружив себя в убежище и при должном уходе. Ему тут же подали новый отвар, успокоили насчет состояния дел, предложили ужин. Кушали в молчании: каждый думал о своем, ведь дружба и приятие как-то сразу не заладились, поэтому поддерживать светские отношения не имело смысла. Но как только небо окончательно почернело и стали видны звезды, которые делали обстановку невыносимо прекрасной и дружелюбной, Виктор Алексеевич спросил:
– А почему вы решили поменять имя? – горло почти не болело, отвары, сон, крепкий мужской организм сработали слаженно, вернув бывшему полицейскому здоровье.
Юлия Алексеевна долго размышляла над этим вопросом сама, записывала мысли в тетрадку, иногда получались стихи. Именно за этим занятием видел ее Виктор Алексеевич, думая, что налоговичка ведет какой-то список нарушений.
– От отчаяния, – просто ответила она и в двух словах пересказала, с одной стороны, очень счастливую, а с другой стороны, не менее трагичную свою жизнь, где было место любимым родным, близким, друзьям, работе, путешествиям, хобби, но только не мужу и деткам.
Виктор Алексеевич не знал, что ответить на сей счет, чтоб не обидеть спасительницу. А про себя подумал: разве смена имени должна была исправить ситуацию – помочь выйти замуж и родить детей?
– Я спать, – попрощалась Юлия Алексеевна после его продолжительного молчания. – Кстати, мне пришло сообщение от властей: смена имени полностью одобрена и подтверждена. Так что начиная с этого момента можете смело обращаться ко мне, как к Виктории.
– А Юлия вам больше шло, – вслед неслышно сказал Виктор Алексеевич.
На утро, согласно плану, они собрали вещи и двинулись в обратный путь. Решили разделить время за рулем между собой: несмотря на окрепший иммунитет, порой, Виктор Алексеевич бледнел и покрывался испариной – в такие моменты его сменяла Виктория Алексеевна. Доехали без большого привала с небольшими остановками на перекусы.
Иногда останавливались для сбора трав. Виктор Алексеевич любезно согласился передержать мешки травы у себя дома до отправления их в столицу. В любом случае именно он должен был бы везти группу травниц в аэропорт назад.
Виктория Алексеевна была благодарна и, сухо пожав руку бывшему полицейскому, отправилась по своему маршруту в далекие алтайские дебри за чабрецом, тысячелистником, софорой японской и прочими чудодейственными травами, которые росли волшебными только в этом уголке света.
Через четыре дня, совсем оправившись от воспаления, Виктор Алексеевич надел свою самую белую, почти праздничную, рубашку и отправился на автобусную остановку, где еще недавно оставил Викторию Алексеевну, про которую денно и нощно думал все четыре дня разлуки, чтобы отвезти ее, травниц и их тюки до аэропорта. Через шесть часов у них должен был бы состояться полет домой, до столицы, где жили неприятные оборзевшие москвичи.
Пенсионерки-травницы приехали веселые и загорелые, и, как показалось Виктору Алексеевичу, даже серьезная Юлия, то есть Виктория, была особенно улыбчива и радушна с ним.
Он привез ей сохраненную траву, которую, словно родную, сушил дома на чердаке, любовно укладывая по мешочкам, которые нашел у себя в кладовой. И не зная, как выразить свою благодарность за спасение и поддержку, просто сказал:
– Знаете, имя – штука важная, а все же многое зависит от нас самих. И если что-то не получилось, не надо винить судьбу или кого-то. Жизнь всегда дает шансы устроить все самым счастливым образом, но мы порой дуркуем и ничего не делаем. Так было со мною, потому я и живу как бобыль, а мог бы осчастливить кого-то, хотя бы из высоких человеческих порывов, про которые писали классики. Надеюсь, это получится у вас, дорогая Виктория.
Виктория Алексеевна смотрела на Виктора Алексеевича со все возрастающей тревогой, не совсем понимая, к чему эти нравоучения, больше похожие на признание в любви. И промолчала. Виктор Алексеевич, так и не дождавшись ответа или хотя бы намека, опустил голову:
– Знаете, имя Юля вам подходит больше. И если менять, то тогда отчество – на Юлия Цезаревна, – сказал он и, помахав на прощанье всей компании, ушел восвояси.
Подружки посмеивались над Сапогом.