— Доктор Берк будет очень доволен. Вчера в вашем отделении очнулся один мальчик, и вот теперь ты.
До меня дошло, что я — очередной мальчик в больнице. Потенциально на одну смерть меньше. Я вслушивался в ее милый акцент и разглядывал опрятный белый халат.
— Вы медсестра? — поинтересовался я.
— Не совсем, — ответила она скромно, но с достоинством. — Но я учусь на курсах.
Ее манеры были знакомы и приятны. Хотелось ей все рассказать, но я боялся, что она уйдет и я даже не успею на нее наглядеться.
— Где мы? — спросил я.
Я поднял глаза к большому окну и богато отделанному кессонами потолку.
— Мы в Хастонбери, графство Кент.
— В Англии?
— Да, в Англии.
— Похоже на дворец, — немного задыхаясь, заметил я.
— Это всего лишь сельский дом, — пояснила она, опустив голову, а потом снова взглянув на меня. — Но сейчас здесь госпиталь.
Я осознал, что задыхаюсь и у меня болит грудь. Меня до краев наполняла боль. Я попытался вспомнить, что же со мной случилось. Когда я в прошлых жизнях участвовал в войнах, фосген и иприт еще не применяли. Несмотря на все воодушевление от встречи с Софией, я вдруг испугался при мысли, в каком виде я предстал перед ней.
— Я хотя бы цел?
Она оглядела меня.
— Немного побитый, но, похоже, все части на нужных местах, — сказала она, проявив чувство юмора.
— Ожогов нет?
Она едва заметно вздрогнула.
— Кое-где есть волдыри, но серьезных ожогов нет. Тебе очень повезло.
Я попытался пошевелить ногами и почувствовал приступ боли, однако ноги были при мне, и я по-прежнему ими владел. Я ощущал на своей руке ее ладонь. Никакого онемения или паралича. Во мне зародилась надежда. Рядом со мной София, и я жив, не искалечен.
Она положила ладонь мне на лоб, и я почувствовал, что кожа у меня скользкая от пота. Ее нежность вызвала у меня в груди и горле боль иного рода. Неужели она меня совсем не помнит?
— Пойдемте, Констанция. Продолжайте дежурство, — произнесла женщина постарше, вероятно дипломированная медсестра, у которой были далеко не такие приятные голос, внешность и манеры, как у Софии.
София взглянула на нее.
— Пациент… — Она указала на табличку с фамилией. — Д. Уэстон пришел в себя, мэм. Сообщить доктору Берку?
Похоже, медсестра не сочла эту новость такой волнующей.
— Я сама ему скажу, — критически оглядывая меня, проговорила она.
— Хорошо, сестра Фостер, — кивнула София.
Мне очень не хотелось, чтобы София отнимала от моего лба руку, и я досадовал, когда она подошла к следующей кровати и положила ладонь на лоб другого парня. Дальше я повернуть шею не мог, поскольку она сильно болела, но хотя бы это я увидел. Я слышал, как она с ним беседует и как улучшается его настроение.
Я был одним из многих сокрушенных войной молодых людей, оказавшихся в этом госпитале, а она — добросердечной медсестрой, вызывавшей у нас мысли о любви и дарившей всем нам надежду. Она не знала, что была Софией, и не знала, что это я. Но в наших жизнях мы совпали во времени и пространстве, и данное обстоятельство вызывало у меня невыразимый восторг и чувство благодарности, которого хватило бы на несколько сотен лет.
Люси немного заблудилась, но вскоре нашла то место. С тех пор как она здесь была, прошел почти год, и розы разрослись еще пышнее. Трава тоже подросла. Она постучала в дверь трейлера, но никто ей не открыл. Поблизости не было других машин, кроме ее.
Люси не могла просто так поехать домой. За два дня до этого она собрала свои вещи и покинула общежитие. Люси провела две ночи в летней квартире Марни на Боллинг-авеню, а теперь автомобиль был готов отвезти ее обратно в Хоупвуд на следующие три месяца. Это был ее единственный шанс. Она села в нагретый, доверху набитый вещами салон автомобиля и стала ждать. «Что я здесь делаю?» — Люси чувствовала себя сыщиком.
«Как бывают повержены сильные», — думала она. Год назад Люси не испытывала к мадам Эсме ни малейшего доверия, а теперь вот ведет наблюдение за ее унылым трейлером без колес, связывая свои надежды с тем, что может сказать мадам Эсме.
Люси прижалась щекой к окну и уже начала засыпать, когда вдруг услышала шум подъезжающей машины. Это был старый ржавый «Ниссан» красного цвета. Люси не сразу сообразила, что девушка, которая вышла из автомобиля, и есть мадам Эсме.
Люси остановила ее на пути к входной двери.
— Прошу прощения. Извините, что я так неожиданно, но…
Девушка обернулась, и Люси увидела, что на ней темно-голубая рубашка-поло с фирменным знаком «Уолмарт», вышитым белыми нитками. На бирке с именем написано: «Привет! Меня зовут Марта».
— Однажды я приезжала к вам, — продолжила Люси. — Год назад. Вы работаете под именем мадам Эсме, верно?
Та медленно кивнула. По ней не было заметно, чтобы она узнала Люси, и вид у нее был не очень-то довольный.
— Простите, что я приехала без предупреждения. Вы мне гадали. Не знаю, помните ли вы. Может, и нет. Наверное, вы делаете много таких предсказаний. Так что…
Девушка пожала плечами. Люси подумала, что в целом наряд мадам Эсме был немного нелепым, но в ретроспективе представлялся также пугающим и необычным. Без него эта девушка выглядела очень молодой и миниатюрной. Люси с удивлением заметила у нее на щеке синяк.
— Послушайте, я много думала о ваших словах. Надеялась, что смогу кое о чем спросить вас. Или, может, вы мне погадаете еще. Я привезла деньги.
Не дав Люси закончить, девушка покачала головой:
— Простите, нет.
— Но не могли бы вы…
Голос Люси дрожал. Она не знала, что ей делать. Ведь приехала она сюда от отчаяния. В прошлый раз Люси презирала мадам Эсме, сомневалась в ней и высмеивала ее, а теперь наконец сдалась. Практика Эсме была чистым надувательством, но Люси нуждалась в ней. Она дошла до грани здравомыслия. Даже не подумала о возможном унижении, если ей откажут. Только не сейчас, когда у нее в кармане пятьдесят баксов.
— Можно задать вам несколько вопросов? — произнесла Люси. — Вероятно, вы меня не помните, но тогда вы сказали мне много очень странного, и я размышляла над вашими словами. Я совершенно их не поняла, но мне кажется…
Девушка снова покачала головой. Люси догадалась, что ей не то чтобы неинтересно, а как-то неловко. Пока Люси говорила, та внимательно смотрела на нее.
— Вы больше не практикуете? — воскликнула Люси.
— Дело не в этом. Просто не хочу.
— Вам ведь необязательно наряжаться и обставлять все как в прошлый раз, верно? Я хочу сказать, если вы не возражаете, то и я не против. А если вам все-таки надо подготовиться, то я подожду.
— Вам следует уйти, — тихо произнесла Эсме и направилась к двери.
Люси опечалилась. Это была ее последняя надежда. Что делать, если не можешь даже капитулировать?
— Ну, пожалуйста, — настаивала она. — Извините, что явилась к вам без приглашения. Представляю, каким странным это кажется. Не хочу вам докучать, но можно мне вернуться в более подходящее время? Следовало договориться заранее. Следовало это сделать, но у меня нет номера вашего телефона. — Люси подняла свою сумку. — У меня с собой деньги, — добавила она.
Девушка стояла в проеме открытой двери, наблюдая за Люси через плечо. Люси заметила в ее взгляде сочувствие, но и осторожность тоже.
— Меня зовут Люси, но вы называли меня Софией. Вы меня совсем не помните?
— Мне пора домой.
Люси не оставалось ничего иного, как двинуться к машине. С одной стороны, она надеялась найти ответы на некоторые вопросы. С другой стороны, рассчитывала доказать себе, что мадам Эсме занимается ерундой, она невежественна, возможно, удачлива, и ею движет жадность. Ничего не получилось.
Плюхнувшись на сиденье автомобиля, Люси бросила на трейлер последний безнадежный взгляд. Эсме по-прежнему стояла в дверном проеме. У нее был такой же подавленный и смущенный вид, как у Люси. Люси собиралась уже закрыть дверцу машины, как вдруг заметила, что губы девушки шевелятся. Она высунулась из автомобиля.
— Он не умер.
— Что? — с изумлением воскликнула она.
— Я говорю, он не умер.
Люси с такой силой сжала ручку дверцы, что у нее онемели пальцы.
— Вы имеете в виду Дэниела?
Эсме молча скрылась в доме.
Я жил от одного дежурства Софии до следующего. Каша на завтрак представлялась деликатесом, когда приносила ее она, и безвкусной бурдой, если подавала ее медсестра Фостер, или Джонс, или даже молодая пухлая Коринна. Когда София дотрагивалась до моей головы, рук или давала лекарство, я готов был вывернуться наизнанку. Не было ничего такого, что я мог или хотел утаить от нее; у меня не хватило бы выдержки.
Сфера компетенции Софии распространялась только на кисти рук и места выше плеч пациента. Старшие сестры выполняли более приземленные обязанности — подавали судно, проводили гигиенические процедуры и переодевали больных. Они действовали решительно, не обращая внимания на пациента, и, честно говоря, меня раздражало, что приходится отдаваться на их милость. В моей душе накопился большой опыт переживаний. Мне довелось жить в древних городах и плавать по всему свету, читать первые рукописи на пергаменте в библиотеке Пергама — и вот теперь я не мог обойтись без судна. Окружающие видели во мне того, кем я был: очередного восемнадцатилетнего солдата с искалеченным телом.
Для меня было непривычно страдать от серьезных ранений. Как и любого другого, во время моих жизней меня донимали ранения и боль. Однако от серьезных ран я умирал. Медицинской науке далеко еще было до современного уровня. Переход от жизни к смерти обычно не являлся долгим или чрезмерно торжественным, как сейчас.
Но, признаюсь, что, несмотря на досаду, вызванную собственной беспомощностью, я был заинтересован происходящим. Имели место огромные достижения в медицинской помощи, и я не оставлял их без внимания. Все это определило направление моих последующих нескольких жизней. У меня была естественная склонность к науке, но, вероятно, истинной причиной моего обращения к медицине стало то, что помощь, получаемая мной в том госпитале, исходила из столь любимых рук.