ям в кайф стало возиться с проявкой, печатанием и вот этим всем… Утверждают, что есть что-то живое, не цифровое, в пленочных фотографиях, душа в них есть!
– В кайф? Это словечко до сих пор в ходу? Н-да… Понятно. Я хочу узнать мир будущего лучше; как я уже понял, что он очень противоречив, – понизив голос, сказал Артур. – Ты обещаешь мне рассказать о нем, Алена?
– Конечно! – горячо согласилась я. – Встретимся еще через три дня и все обсудим.
– Ну что за дурацкие правила ты придумала! – с досадой произнес Артур. – Я же теперь места не найду, буду о твоем смартфоне вспоминать.
– Я просто стараюсь сберечь твою психику, – возразила я. – Это слишком большой объем новой информации, его надо переваривать постепенно, я уже тебе объясняла. Да, и в следующий раз я покажу тебе, как пользоваться уже планшетом. Это легко, там тоже интуитивно понятный интерфейс.
Артур вдруг улыбнулся. Это была обычная улыбка, веселая, и она ничуть не напоминала те иронические усмешки и ухмылки, что я видела на его лице раньше.
Эта искренняя улыбка очень красила Артура. Он вообще казался необычным внешне – эти темные, чуть вьющиеся волосы, карие глаза, длинный нос с горбинкой… Наверное, так проявлялись французские корни Дельмасов.
– Я была влюблена в тебя раньше, – вдруг призналась я. – В детстве, в юности. Долго потом вспоминала о тебе… Собственно, я проговорилась об этом Николаю на встрече выпускников. Сорок шесть лет спустя, представляешь? И вот тогда он мне и предложил вместо него отправиться в прошлое.
– Ты все еще любила меня? Любила столько лет спустя? – изумился Артур.
– Нет, конечно, – засмеялась я. – Так, наваждение, сон… Когда больше не о чем вспоминать. Я ведь и не жила, Артик, я работала, а в остальное время книжки читала.
– Артик… ладно, называй меня так. А когда ты оказалась в этом времени – что ты почувствовала? – с интересом спросил он.
– Что я к тебе почувствовала? – переспросила я и пожала плечами: – Ничего не почувствовала. Мне тут другой человек понравился.
– Кто?
– Не скажу! – засмеялась я.
– Вот непонятно… Ты старая. Но ты же красивая! Ты… – Он повернул меня к себе за плечи и стал напряженно вглядываться в мое лицо, словно тоже искал в нем что-то. – …В тебе как будто что-то неземное даже.
– Ладно, ладно, перестань, не то тебя Валерия будет ревновать! – запротестовала я и скинула его руки с плеч.
– Нет, погоди, – другим голосом произнес он. – Ты говорила, что была влюблена в меня в юности, так? Это значит, что сейчас Ленка из четвертого подъезда сходит из-за меня с ума?
– Да. И я уже провела с ней беседу. Велела ей выбросить тебя из головы и посмотреть в сторону Николая.
– Как – Николая? – немного растерялся Артур. – У него же жена в будущем, Наташа, да? Трое сыновей… ты сама говорила!
– Ну и что, – легко сказала я.
– Как что! Если Колька увлечется тобой, то есть Ленкой, то как же мои племянники, целых трое? Они что, не родятся?!
– Ну и что, – упрямо, даже мстительно повторила я. – Николай признался мне, что в это время, в школе, любил меня. А на своей Наташе он женился позже, от безнадежности. – Я подумала и добавила: – Скажи брату, чтобы он вел себя решительнее, что ли… Чтобы на выпускном он пригласил меня… ой, Лену, танцевать.
– Ты пытаешься изменить будущее? – серьезно спросил меня Артур.
– Да. И я хочу сделать себя прошлую счастливой.
– Но ты вычеркиваешь из реальности трех человек, будущих сыновей моего брата, ты меняешь судьбу его супруги! Это же… это же практически убийство. Убийство нерожденных. Разве нет? Ты читала Бредбери, кстати?
Он так и сказал – Бредбери, а не Брэдбери. Ну да, именно так раньше произносили фамилию писателя. И писали ее тоже через «е», а не через «э».
– А еще я хочу предотвратить твое убийство, – напомнила я. – Ты по-прежнему собираешься помирать? И правильно, нечего мир менять, помирай себе… Ой, нет, это ирония, если что! – спохватилась я. – Я понимаю, что ты пытаешься сейчас растолковать мне, и я даже отчасти согласна с тобой. И да, я читала Брэдбери и знаю, на что ты намекаешь. На тот его рассказ про бабочку из древнего мира. На бабочку наступили, и будущее изменилось. Причем почему-то в худшую сторону. Артур… но у нас другая ситуация. Нам всем судьба дает второй шанс, мы можем либо воспользоваться им, либо нет. Мы не убиваем никого, мы спасаем. Мы даем шанс появиться новым жизням, другим. Но подробнее – давай все-таки потом?
Мы с Артуром попрощались и разошлись в разные стороны, у парка имелось два выхода. Артур направился к тому, который вел к улице Карла Маркса (в 1990 году она была переименована в Старую Басманную), а я пошла на Новую Басманную. Там, в одном магазине, делали молочные коктейли ценой в десять копеек. Я любила эти коктейли какой-то болезненной, неукротимой любовью, сколько уже десятикопеечных монеток из клада под «большим дабл-вэ» было потрачено в этом магазинчике!
Во дворе нашего дома никого не было, старушки на лавочке не сидели, я встретила только девочку из второго подъезда, Милу, в пестром платье до колен, на ногах ее – белые гольфы, черные туфли с ремешком. Длинные распущенные волосы Милы – почти до пояса. Негустые, но приятного каштанового оттенка. Мила несла ведро, как будто с водой – полное, тяжелое.
А я вдруг вспомнила, как называется ткань, из которой было сшито платье Милы, – кримплен. Эта синтетическая материя появилась в Великобритании в лаборатории одной известной химической компании в 1946 году. Название ей дала долина Кримпал, где и располагалась эта лаборатория. Скоро в СССР был создан аналог этой ткани, получивший название лавсан. В шестидесятые и семидесятые кримплен был в моде в СССР.
Натуральные ткани – достаточно непрактичные, линяющие и мнущиеся. К тому моменту платья изо льна или крепдешина выглядели безнадежно старомодными.
А кримплен легко стирался, не мялся, не выцветал, не выгорал на солнце, не лоснился от носки, не давал усадки. Был разной фактуры – то гладким, то узорно-выпуклым.
На ощупь кримплен казался не очень приятным – довольно жестким, немного даже колючим и откровенно «синтетическим», аж до скрипа, если потереть материал пальцами. В такой одежде было очень жарко, поскольку материал почти не пропускал воздух и плохо впитывал влагу; кримплен склонен накапливать статическое электричество – снимая платье через голову в темноте, можно было порадовать близких треском разрядов, синими искрами и стоящими дыбом волосами.
Кроме того, одежда из кримплена очень долго сохла после стирки или намокания – купальники, к примеру, хоть и сидели по фигуре благодаря фактуре материала, но долго оставались мокрыми.
В эти времена купить отрез кримплена было сложно. Его «доставали». Люди часами готовы были стоять в очередях, ехали в Москву, Ленинград или в Прибалтику и штурмовали универмаги, в которых «выбрасывали» вожделенные вещицы.
Из отрезов шили платья, костюмы. А еще надвязывали рукава и подолы трикотажем. Это считалось стильным и красивым по тем временам.
Главное достоинство кримплена, эта непревзойденная износоустойчивость, его же и «убила» в результате. Скучно же годами ходить в одном и том же!
Скоро кримплен выйдет из моды.
Так вот, Миле, которую я встретила во дворе, было шестнадцать. Всегда застенчивая и молчаливая девочка… Я, попав в прошлое, с трудом ее вспомнила. Мила поздоровалась со мной, хотела пробежать мимо, спрятав лицо за «шторкой» своих густых и длинных волос, но я заметила, что в ведре у нее плещутся мелкие рыбешки.
– Ой, Мила, а что это у тебя там? – указала я на ведро.
– Да это мой дядя наловил, передал вот нам с мамой… я на Три вокзала сейчас ездила, – краснея, скороговоркой ответила она и скрылась в своем подъезде.
Я вернулась домой. Бабаня еще не пришла, Севастьяновы у себя смотрели телевизор. Судя по доносившимся голосам и музыке, шел фильм «Всадник без головы». Вдруг я вспомнила фразу из этого фильма: «Можно заставить лошадь прийти на водопой, но никто не может заставить ее пить».
Мне вдруг стало тоскливо. Получится ли у меня спасти Артура Дельмаса от смерти, сделать счастливыми Николая и Лену-прошлую, стать утешением Бабане, поставить на место собственного отца?
Я взяла с полки «Справочник Тобольской губернии», принялась его листать. Там было все о жильцах нашего дома. Николай считал эту информацию очень важной, дающей возможность для разных маневров. Я не понимала, как можно этим воспользоваться. Листала страницы, смотрела имена. Кто когда родился, женился, отчего умер…
Людмила Баранова. Дата рождения, дата смерти. Всего пятнадцать с половиной лет ей было отмерено судьбой. Сгорела у себя в квартире. На девушке вспыхнули разом одежда и волосы. Нечто подобное произошло когда-то и с актрисой Еленой Майоровой, которая тоже сгорела практически заживо.
Дата гибели Милы – сегодняшняя.
Холодок скользнул у меня между лопаток, стало трудно дышать.
И я вдруг вспомнила. Да, было такое. В лето моего выпускного в нашем доме девочка сгорела, на ней вспыхнула одежда и волосы, когда девочка готовила, стоя у плиты. Пожар не распространился дальше по дому, полыхнуло только в кухне.
Платье из синтетики сыграло свою зловещую роль. Кримплен после возгорания буквально расплавился на теле девушки, прикипел к ее коже, превратился в неснимаемый панцирь. Это горячее, липкое, расплавленное вещество вызвало у Милы локализованные и чрезвычайно сильные повреждения.
Мила погибла, два дня ее пытались спасти в больнице, но она получила слишком страшные ожоги.
Ее мать почернела от горя, потом, спустя много лет, куда-то уехала. А, ну вот так и записано в книге: «В 1987 году Полина Баранова отбыла в неизвестном направлении». Как я могла забыть эту историю? Впрочем, такие вещи и не хочется запоминать.
Я поставила книгу обратно на полку. Несколько секунд стояла неподвижно, затем бросилась из квартиры, даже не заперев за собой дверь.
Выскочила из своего подъезда, забежала во второй подъезд пешком, перепрыгивая через ступени, на тот этаж, где жили мать и дочь Барановы. Надавила на кнопку звонка. И давила ее до тех пор, пока дверь не распахнулась. На пороге стояла испуганная Мила. В халатике знакомой расцветки. То есть и платье «на выход» у нее было из кримплена, и халат из той же самой ткани… Вероятно, в их семью попал целый отрез этой ткани, из него сшили много вещей. Но шить из кримплена домашний халат? Это же чистая синтетика, кто ж такое дома носит…