– Алена, ты? – пролепетала Мила, краснея. – А что случи… – Она не договорила, в глубине квартиры что-то грохнуло, потом в коридоре стало странно светло, это на кухне вспыхнул огонь – отраженным оранжевым отблеском – он так проявился в коридоре…
Мила хотела броситься назад, но я ее удержала, цапнув за воротник сзади:
– Стой! Куда… В пожарную звони! – Я закрыла дверь на кухню. Мила дрожащими пальцами принялась крутить диск на телефоне. Продиктовала диспетчеру адрес, а затем мы с ней вышли на лестничную площадку, и я плотно прикрыла дверь, ведущую в квартиру.
– Мама ругаться будет, – прошептала Мила.
– А что там случилось? Отчего вспыхнуло?
– Не знаю, – потерянно ответила Мила. – Я рыбу чистила, хотела ее пожарить. – И она показала мне свои руки, все в рыбьей чешуе.
Из щели под дверью закурился дымок.
– Надо обойти все квартиры, предупредить людей, чтобы вышли! – предложила я.
…К счастью, скоро приехали пожарные, с грохотом промчались мимо нас, таща в руках шланг, ворвались в квартиру. Запах гари уменьшился. Жильцы, столпившиеся на лестнице и упорно не желавшие покидать дом, волновались:
– Так горим или нет? – кричал кто-то. – Вещи надо спасать?
– Нет, уже потушили вроде!
– Да что тут происходит?!
Из квартиры Барановых вышли пожарные, объявили, что пожар потушен, волноваться нечего. И надо соблюдать технику безопасности хозяйкам, которые готовят на открытом огне.
Мила рыдала, соседи шумели, скоро появилась Баранова-старшая (в платье из того же самого кримплена, той же расцветки и той же формы, только размера на три больше, чем у дочери), дала Миле звучный подзатыльник, а когда Мила сквозь рыдания принялась рассказывать, что она не знает, как все произошло, потому что в момент начала пожара она пошла мне открывать дверь, Баранова-старшая принялась орать уже на меня, что это все из-за меня произошло.
Я не стала ничего объяснять, оправдываться, просто просочилась сквозь толпу на лестнице, спустилась вниз, вернулась в нашу с Бабаней квартиру. Судя по доносившимся из комнаты Севастьяновых звукам – шли последние кадры «Всадника без головы».
Я в своей комнате села на кровать и опустила голову. Мне было страшно. Я ничего не понимала. Что же произошло, отчего возник пожар у Барановых? Я спасла Милу или, наоборот, стала виновницей этого происшествия – потому что отвлекла Милу, она покинула кухню, не уследила за чем-то и что-то там пошло не так?
У меня вдруг возникла мысль, что мое присутствие здесь как-то меняет реальность, но я не всегда и все могу исправить, а иногда делаю только хуже. Или одну ошибку меняю на другую.
Пришла Бабаня, захлопотала вокруг меня – не голодная ли я, не устала ли я, а почему возле дома пожарная машина стояла, сейчас вот только что уехала…
В этот момент в дверь позвонили. Это, оказывается, явилась Баранова-старшая. Мне стало еще тяжелее, когда я услышала ее голос в передней, мать Милы спрашивала у Севастьяновых:
– Аленка ваша где?
Через несколько секунд в комнату вошла без стука Баранова все в том же платье из кримплена ядовитой расцветки, грузно опустилась на стул.
– Алена, иди сюда, – позвала она. – Яковлевна, и ты иди.
Мы с Бабаней покинули мою комнату, сели напротив Барановой.
– Ну, что сказать… – начала та, глядя куда-то себе под ноги, в пол. – Милка рыбу собиралась жарить. Хотела в муке ее обвалять. Муки на доску насыпала много. Возле комфорки все стояло, – она так и сказала – «комфорки». – Включила ее, чтобы сковородка нагрелась. Ну что… – Она перевела дыхание. – Сверху половник на крючке висел, на стене. А у соседей за стеной полку вешали, оказывается. Они со своей стороны молотком стукнули, а с нашей – гвоздь отвалился, половник в муку бахнулся. И мука прямо на огонь словно пыхнула. И вроде небольшого взрыва случилось, мне так пожарные сказали, они потом ситуацию разбирали, отчего такое произошло, им же отчитываться надо, мало ли, плита неисправная, вдруг весь дом на воздух взлетит…
Бабаня перекрестилась. Я молчала.
– А рядом книга о вкусной и здоровой пище лежала, она тоже загорелась. Ну и занавеска тоже, и ложки там, другие половники, они все тоже деревянные… Но немного всего сгорело, да стена за плитой закоптилась, а так обошлось.
– Так вот чего пожарные приезжали, – опять перекрестилась Бабаня. – А к нам чего ж пришла, Поля?
– Аленка твоя в дверь позвонила, Милка к ней вышла, и в тот момент на плите все и вспыхнуло. Так-то мука не горит, но вот как ее тряхнуть, уронить в нее чего, чтобы она в воздухе облаком разлетелась, повисла рядом с огнем – так и взрывается словно, – пояснила Баранова. Говорила она с трудом, как будто едва ворочала языком. – Если бы Милка у плиты стояла, огонь бы прямо на нее перекинулся. Волосы могли вспыхнуть, она ж их под косынку забывала у плиты заправлять. Ну и халат на ей был синтетический. Пожарные сказали – загорелся бы сразу.
Она так и сказала – «на ей».
– Только ситчик на себе надо носить, – убежденно произнесла Бабаня. – Я всю жизнь говорю – только натуральное надо носить, а вы все – кримплен, кримплен… Тьфу.
– Мне десять метров кримплена сестра из Риги прислала. А так-то ткань красивая, броская, износу ей нет, не линяет. Ну только летом в ней жарковато, потею сильно. – Баранова оглядела свое платье. – Алена… ты прости, что я на тебя накричала, – продолжила она. – Если б не ты… Милка бы у плиты в тот момент стояла… да, а ты чего приходила-то?
– Хотела у Милы рыбу попросить. Посадила бы ее в банку. Как в аквариум, – произнесла я первое, что пришло мне в голову. – Я вашу дочь перед тем на улице встретила с ведром. С рыбой.
– У Аленушки уже дуб на окне растет, любит она природу, – важно произнесла Бабаня. – И рыба у ей бы тоже прижилась!
И она сказала – «ей»!
– Я вот думаю… – медленно произнесла Баранова. – Ну вот сгорела бы у меня Милка… а я-то как? У меня ж никого боле! Тебя Бог к нам сегодня послал, Аленка.
– Бог! – многозначительно подняла крючковатый палец Бабаня. – Точно! Я тоже это знаю.
– Ну, в общем, все хорошо, бывайте… – Тяжело ступая, Баранова вышла из комнаты.
Мы с Бабаней некоторое время сидели молча, глядя друг на друга.
– Может, аквариум тебе заведем? – спросила Бабаня. – А что, у многих чичас рыбки дома живут…
Я обещала подумать.
И вот странно – ночью я спала просто прекрасно. Думала, глаз не сомкну, так переживала из-за всей этой истории с Милой, но нет, мой организм легко пережил этот стресс. Причина этой легкости заключалась в чем? В моей вновь обретенной молодости или в том, что Николай поменял «настройки» во мне, сделал сильной и здоровой, не поддающейся разным хворям, в том числе и стрессам?
На следующий день случилось вот что – меня на улице опять «подловил» Никитин. Подъехал на своем «Запорожце» и велел садиться в машину. Я очень обрадовалась, когда увидела Никитина… Я хотела с ним встретиться, нестерпимо хотела, но сама бы ни за что не отправилась искать его первой. Вот такое поведение мне точно было свойственно, я всю жизнь боялась стать навязчивой. Возможно, именно поэтому в моей личной жизни и не случилось ничего интересного.
Мы с ним довольно долго ехали, затем остановились на каком-то пустыре, вокруг одни кусты.
Никитин некоторое время молчал, глядя на меня внимательно и строго, потом сказал:
– Алена, выйдешь за меня?
Признаюсь, меня этот вопрос обескуражил. Я была влюблена в Никитина, мечтала… о чем? Мечтала об объятиях с ним, поцелуях, вот как тогда, на лестнице, представляла возможное продолжение всех этих ласк и со всеми жгучими подробностями, но вот о браке с Никитиным я точно не мечтала, нет. Наверное, потому, что являлась уже человеком будущего, с другим мировоззрением, что ли. Но в 1979 году такой вопрос («выйдешь за меня?») перед тем, как начать воплощать все эти жгучие фантазии в реальности – совершенно логичный и правильный.
– Стас, ты же женат, – растерянно произнесла я.
Лицо у Никитина дрогнуло, когда он услышал, как я опять называю его по имени.
– Я сейчас заявление на развод подал, вот только что из ЗАГСа, – признался Никитин. – С женой туда ездили. Она сначала удивилась, когда я ее позвал наши отношения официально завершить, а потом обрадовалась. У нее уже там есть кто-то, только она почему-то шифровалась. Стеснялась, наверное. Ну, он ей не ровня, художник какой-то. – Сказав это, он вдруг помрачнел. – Я тебе тоже не ровня, я в курсе, ты, быть может, известной писательницей станешь, а я кто… Я обычный участковый.
Я взяла его руку и прижала ее к своей щеке. Никитин издал странный звук – как будто он то ли кашлял, то ли задыхался.
– Алена, я тебя люблю, – шепотом сказал он.
– И я тебя люблю, – обрадованно произнесла я.
– Ты выйдешь за меня?
– Да. Я согласна, – немедленно отозвалась я.
Он закрыл глаза и некоторое время сидел неподвижно. Потом очнулся, вздохнул глубоко. И сказал:
– Я хочу спасти тебя.
– Спасти? От чего именно? – немного насторожилась я.
– От всего и от всех. Ты как будто притягиваешь к себе что-то такое, неведомое… Я хоть и прочитал кучу книжек, но я не знаю, как это описать. Мистика это или не мистика, а фантастика – то, что происходит вокруг тебя… Ты здесь не так уж давно, а уже два раза я видел ситуации, в которых ты очень близко подходила, если можно так сказать, к краю пропасти. Ты рисковала и своей жизнью, и своей судьбой, своим будущим, своей репутацией.
– Ты про отца? – вдруг озарило меня. – В смысле, про отца Лены из четвертого подъезда? Когда я с «розочкой» на него пошла, да?
– Господи, Алена, я знаю, что он мерзкий тип, любого выведет из себя, но ты не должна была… ты бы лучше меня позвала на помощь. Вот мы все Яковлевну глупой старухой считаем – а нет, она и то тогда сообразила, что за помощью надо бежать. И тут я узнал про Барановых, как там пожар едва успели потушить. Ты пришла в ту квартиру, ты оказалась рядом с огнем, ведь ты тогда могла погибнуть, сгореть…