– Это случайность, совпадение! – воскликнула я.
– Нет, после двух таких случайностей я всегда настороже, знаю – произойдет и нечто третье. Нет, повторяю, я не мистик, в Бога не верю и во все эти суеверия тоже… Но, если ты будешь под моим приглядом, я тебя спасу.
– Так ты ради спасения на мне хочешь жениться? – вдруг обиделась я.
– Нет. Не только, – добродушно засмеялся он. – Какое же ты еще дитя… Я хочу на тебе жениться, потому что ты – чудо и счастье. И ни на кого не похожа. И ты тоже каким-то образом умудряешься всех спасать – и старую Яковлевну, и Ленку с ее матерью, и Милку Баранову… ну, представь, прихожу я к Полине Барановой, чтобы узнать, что у них тут приключилось, и она мне начинает рассказывать свой сон. У меня аж мурашки…
– Какой сон? – спросила я.
– Полине Барановой после того пожара приснился сон, будто ее дочь Людмила обгорела вся. Стала черной, черной… Мучилась два дня и потом умерла. И вот Полина стала жить одна, и было ей невыносимо плохо. Она словно целую жизнь в своем сне прожила, без дочери, представляешь? И Полина сказала мне, что если бы ты не пришла и не позвонила бы в дверь, а Милка не побежала бы тебе открывать – то так бы все и вышло. Милка бы сгорела.
– Никакой мистики, никаких вещих снов! Это пожарные испугали Полину. Они ей всю эту историю с возможными последствиями расписали, я сама слышала, – мягко возразила я.
– Ну да, возможно… – нехотя согласился Никитин. – Но я хочу тебя от всего оградить, как умею. Мы поженимся, ты будешь жить у меня. Яковлевну к себе заберем, это без разговоров.
– А где именно «у тебя» мы поселимся? – с интересом спросила я.
– У меня «двушка», я там с матерью живу, но она почти круглый год на даче, ей там больше нравится. Если с тобой поженимся и у нас дети появятся – есть шанс подать на расширение жилплощади, начальство мне навстречу должно пойти, я на хорошем счету. Ну, или обмен затеем, тоже что-то можно придумать. Ты бы хотела детей?
– Да, конечно, – сказала я. – Я очень мечтаю о детях. Я бы очень хотела, потому что… – но договорить я не смогла и принялась рыдать.
– Аленушка, ну что ты! – Он притянул меня к себе, обнял. Принялся целовать, губами стирая слезы с моего лица… Никитин был очень нежен, эта нежность проявлялась в каждом его движении, жесте, каждом его слове, каждом прикосновении ко мне. И мне казалось, что нет никого роднее его, что я словно попала домой, к своим близким, и главный близкий – это он, Стас Никитин. Он мой защитник и спаситель. Если он станет отцом моего ребенка, то… то мне больше не о чем и мечтать. Никитин тем самым (став моим мужем и отцом нашего ребенка) вернет мне мой потерянный рай, навсегда потерянный, как мне казалось раньше. А теперь вроде как у меня появилась надежда…
Зачем мне еще что-то, зачем мне еще кто-то? Не надо, лишнее. Только он, мой милый участковый инспектор.
– Ох, нет, что мы делаем… – вдруг остановился он. – Если честно, я больше не могу себя сдерживать.
– И не надо сдерживать себя, – сказала я. – Мы же все решили. Чего бояться?
– Я-то ничего не боюсь, мне за тебя страшно. Ну кто я буду, если вдруг… – Он не договорил, махнул рукой. – Пусть у нас все честь по чести будет, никто не скажет, что я девчонке голову заморочил, а потом грех свой браком прикрыл. Нет, никаких слухов о тебе не должно быть. Ты ведь как ангел… если у нас будет ребенок, то он должен родиться через девять месяцев после свадьбы, не раньше. Конечно, сейчас на такое никто не смотрит, нравы свободные, но… не хочу, чтобы тебя хоть кто словом осудил или посмотрел косо, с усмешкой.
– Но мы можем… – Я сделала неопределенный жест в воздухе. – …ну как-то… со всеми предосторожностями… Ты ведь знаешь, что можно… не допустить такого развития событий?
– Я за себя не ручаюсь, – ответил он, серьезно глядя мне в глаза. – Если мы с тобой начнем вот это все, то… – Он закрыл глаза, по его лицу пробежала судорога.
– Я не боюсь, – сказала я. – Ты обо мне ничего не знаешь. Быть может, у меня…
Я замолчала, задумалась. А и вправду, кто я сейчас? Девственница или нет? Этот факт моей физиологии изменился? Я стала окончательно новой и другой, или некоторые характеристики моего тела не поменялись при переброске в прошлое? Как отреагирует Стас Никитин, если при нашей близости я окажусь вовсе не девушкой, а женщиной?
– Меня не волнует твоя прошлая жизнь, – с улыбкой произнес Никитин и старомодным жестом поцеловал мою руку. – Как бы ты ни жила раньше, кого бы ни любила когда-то, куда бы ни зашла в пределах той своей любви, меня это не волнует. Вообще. Ты взрослая давно, тебе девятнадцать лет, ты не обязана отчитываться, тем более передо мной. Я принимаю тебя полностью такой, какая ты есть сейчас. Я тебя люблю и хочу стать твоим мужем. И буду счастлив, когда это наконец случится.
– Стас…
– Как я люблю, когда ты называешь меня по имени! – засмеялся он. – Я старый дурак, я совсем тебя недостоин, я не понимаю вообще, за что ты меня любишь. Но ты меня тоже любишь, и я рад до безумия.
– Я тебя люблю, – закивала я, улыбаясь.
Он обнял меня опять со странным звуком, то ли плача, то ли смеясь.
– Я хочу, – глядя ему в глаза, честно сказала я.
– Да я вижу, что ты тоже хочешь, но мы не должны терять голову, пусть все произойдет по закону и по правилам. Ну хотя бы просто потому, чтобы ты понимала, что идешь на это осознанно, а не потому, что в тебе молодая кровь сейчас бурлит, – поцеловав меня в лоб, серьезно сказал Никитин. – Я не просто собираюсь спасти тебя от всех опасностей, что есть в мире, но и спасти тебя от себя самой. Ты понимаешь?
– Да. Скоро? – спросила я.
– Скоро. – Никитин меня прекрасно понял, о чем я сейчас. – Заявление о разводе мы с женой подали. Делить нам с ней нечего, никаких обид, дочь взрослая и уже все понимает. Разведут нас быстро, мы с женой скрывать на разводе не станем, что давно чужие и думаем о повторных браках. А как нас с ней разведут, мы с тобой сразу же пойдем подавать заявление в ЗАГС. Думаю, в конце осени или в начале зимы мы сможем сыграть свадьбу. И вот тогда… – По его лицу опять словно судорога пробежала.
– Это хорошо, что ждать не так уж и долго, – задумчиво согласилась я. И все-таки что-то продолжало меня тревожить. – Скажи, Стас, а ты никак не пострадаешь из-за развода с женой?
– С чего бы? – пожал он плечами. – Сейчас многие разводятся, никто особо не смотрит на такое. Я не партиец, для меня развод не принципиален. И жена моя нормальная, не побежит на меня в местком жаловаться, не потребует от общественности вернуть меня в семью.
– Понятно. – Я замолчала, задумалась. Свой резон в словах Никитина был. Ну да, такое время, такие люди. Сейчас не конец первой четверти двадцать первого века, когда всем и на все уже плевать. – Стас…
– Что, девочка моя? – ласково спросил он.
– А мы можем куда-нибудь уехать?
– Куда, например?
– К морю. Я всегда мечтала жить у моря! Чтобы солнце и море… чтобы тепло всегда! Зимой здесь такая тоска, в наших краях…
– Я подумаю над этим, – серьезно сказал Никитин. – Возможно, удастся организовать перевод в Сочи, например.
– Это было бы прекрасно! – воскликнула я.
– Но что с твоей учебой? – встревожился он.
– Тоже можно что-то придумать, – отмахнулась я. – Учиться на заочном. И вообще, можно не учиться, просто жить. Растить детей и… и потом еще куда-то можно поехать. Пожить лет десять в Сочи, а потом махнуть в Беларусь.
– Куда? – с недоумением переспросил Никитин.
– В Белоруссию то есть! Это очень спокойная страна, ой, республика, конечно… Нет, я понимаю, что не надо путать туризм с эмиграцией, везде есть свои подводные камни, но…
– Какая эмиграция, ты что! – улыбнулся Никитин. – Ну не верю, что ты не знаешь таких элементарных вещей. Это ведь шутка, да?
– Конечно, шутка!
Почему я вдруг заговорила о Беларуси? Наверное, все из-за этих мыслей о девяностых годах. Там, в той стране, насколько я знала, не творилось того криминального беспредела, который я помнила по своей молодости здесь. Бандитов и всякие ОПГ в той стране просто уничтожили в те годы физически, жестко. А отсутствие криминала для меня как для простого обывателя было главным критерием выбора места жительства. Пусть бедно, пусть скромно – но только не бандиты вокруг.
– Ну не знаю… – засомневался Никитин. – А впрочем, я тебя полностью поддерживаю. Страна наша большая, интересно по ней поездить. Но ты не должна отказываться от учебы, – серьезно произнес Никитин. – Ты сейчас готова бросить все от избытка чувств, но потом ты можешь серьезно пожалеть о несделанном. О несбывшемся! И тогда ты разлюбишь меня, я для тебя превращусь в старика, который тебе жизнь заел. Ты ж меня возненавидишь тогда! Я, милая, прекрасно знаю жизнь и людей, и то, что иногда сгоряча можно наобещать всякого, а потом горько сожалеть о сделанном. Или несделанном, тут без разницы.
– Наверное, ты прав, – вздохнула я.
– Мы будем с тобой счастливы. И мы ничего не потеряем, мы только найдем и приобретем… – с нежностью глядя на меня, произнес Никитин. – И я никому не дам тебя в обиду. Сейчас я отвезу тебя домой, к Яковлевне. Не говори ей пока ничего о нас, слишком рано. И, пожалуйста, постарайся вести себя осторожно в дальнейшем. Если что – звони мне, поняла? Там, дома, у телефона – первый сверху номер на стене записан – это мой, рабочий, ниже – мой домашний. Ты поняла?
…потом, позже, уже дома, лежа в своей постели, слушая лиричный, в минорной тональности храп Бабани из соседней комнаты, я думала о том, почему так быстро согласилась на предложение Никитина. Ну, во-первых, этот человек мне очень нравился. И да, я его любила. Во-вторых, я оказалась в шаге от того, о чем мечтала все последние годы в будущем, оказавшись в ситуации «дожития». Я очень, очень горевала о том, что жизнь моя сложилась именно так, как сложилась.
Я сильно жалела о том, что не попыталась еще раз родить – для себя, после того как моя первая беременность закончилась столь печально… Ну да, были тяжелые девяностые, тогда мало кто отваживался на такой шаг, недаром то время считается демографической ямой.