С другой стороны: а вдруг и сейчас у меня ничего не получится с ребенком? И вообще, мало ли как эта переброска во времени повлияла на мой организм? С виду я молодая и красивая, но что там у меня внутри, именно с репродуктивными функциями… Неизвестно.
Но это хорошо, что у меня еще столько времени до того момента, как мы с Никитиным сможем пожениться. Итак, что мне надо сделать.
Поступить в Литературный институт. В том, что это у меня получится, я особо не сомневалась. Я знала ответы на все экзаменационные вопросы по всем предметам. Все, что надо было прочитать по литературе, я прочитала и даже перечитала несколько раз. Текст свободного сочинения (один из экзаменов) я знала наизусть, каждую букву и каждую запятую. Поступление именно в этот вуз избавит меня от обязанности работать потом. Нет, я не против работы, я как раз за труд, но человеку, проработавшему всю жизнь и вышедшему на пенсию, достаточно сложно вновь погружаться во все эти производственные подвиги. Я устала, я устала, я – устала! Пенсию совсем не зря придумали. Да и на учебу у меня уже особо не было сил, но учиться именно в этом вузе мне тоже будет несложно, я примерно представляю, как все это будет происходить, проштудировала в свое время воспоминания и мемуары тех, кто прошел обучение там. Это очень непростой вуз, он вообще не для всех, но именно для меня сейчас это идеальный вариант.
Если нам с Никитиным удастся переехать в Сочи – переведусь на заочное, что-то всегда можно придумать. Где и как потом работать, после вуза? Нейросеть поможет, напишет за меня, что надо, две или три книги, созвучные всем требованиям этого времени, меня опубликуют, и я смогу стать членом Союза писателей со всеми льготами и возможностями, с записями в трудовой книжке, чтобы меня не считали тунеядкой.
Это ведь достаточно просто – выполнить некий алгоритм по встраиванию в систему, чтобы не возникало никаких проблем… Тот же Виктор Цой сочинял песни и работал при этом кочегаром! Я не понимаю, отчего другие деятели искусств, ставшие впоследствии диссидентами, не хотели соблюдать этот момент с официальной работой… К чему страдать, терпеть преследования и уголовную ответственность, если можно ее избежать? Помнится, в романе Вайнеров «Лекарство против страха» один из героев пошел работать в натурщики при художественном училище, позировал часа по два несколько раз в неделю… Да, непрестижно, но зато уже не тунеядец.
Я не собираюсь прогибать этот мир под себя. Я уважаю и принимаю его законы, какими бы они ни были.
Маме буду посылать деньги время от времени. Она сможет пережить тяжкие девяностые, не надрываясь на нескольких работах и не голодая порой.
Лену-прошлую окончательно разведу с противной Нинкой. Еще Лену-прошлую, то есть себя, жестко заставлю не думать об Артуре Дельмасе. Пусть думает о Николае, а в свободное время – об учебе. Да-да, Лена-прошлая не должна дурака валять после школы, а пусть тоже поступает в какой-нибудь вуз, в какой именно – я ей придумаю прямо в ближайшее время. И такой придумаю, чтобы она смогла выжить в девяностые и маме бы помогала, а не сидела на ее шее. Ну и соответствовала бы семейству Дельмасов.
Деньги… Чтобы их достать, придется «распотрошить» еще несколько тайников, что зашифрованы в записках Николая для меня. Но то уже «сложные» тайники, я сама не справлюсь, это не бутылку с десятикопеечными монетками выкапывать под «большим дабл-вэ».
Поэтому мне надо как-то скооперироваться с Артуром в поисках сокровищ. Часть денег, наверное, придется отдать ему, ну и что, я не жадная.
Если мы куда-то уедем с Никитиным потом, то Бабаню возьмем с собой, это хорошо. Можем и мать Никитина взять, я не против, в те времена жили большими семьями, никакой атомизации, которая появилась в двадцать первом веке.
Брак с Никитиным мне виделся вариантом новой счастливой жизни. В которой я получу все то, чего была лишена раньше, то есть в будущем. Ну и заодно сумею как-то продержаться в те непростые годы, когда разваливался Советский Союз.
А самое главное вот что надо сделать – это убедиться в том, что Артур Дельмас забудет про Валерию и избежит разборок с сыном «цеховиков» Борисом.
И вообще, надо ли мне так беспокоиться об Артуре? Ведь по результату настоящим гением оказался Николай, это он усовершенствовал, довел до логического конца разработку старшего брата – машину времени, работающую на темной материи Солнца.
Тем не менее любопытство все еще терзало меня, гений Артур или нет? Но как это понять? И со свойственной мне в нынешнем воплощении решительностью, граничащей с бездумностью и даже безбашенностью, я отправилась на разведку в Бауманку. То есть в МВТУ имени Баумана.
Как и где, в каких корпусах, например, искать тех, кто мог бы развеять мои сомнения в его талантах, я вообще не представляла.
Я просто отправилась к одному из главных входов в знаменитое училище (по факту – это университет), дождалась, когда через проходную на его территорию повалит толпа студентов, собирающихся сдавать очередной экзамен (ведь было время летней сессии), с раскрытыми пропусками и с этой толпой просочилась во внутренний дворик училища, а затем в главный корпус.
Но очень скоро поняла, что совершила ошибку.
Что такое Бауманка изнутри? Это лабиринт длиннейших коридоров, это гигантские лестницы и переходы. Я даже устала, бродя по этим коридорам, то забредая в тупик, то переходя по лестнице на другой этаж, с системой еще более запутанных коридоров.
Наверное, надо было спросить кого-то из тех, кто двигался здесь по коридорам, как найти однокурсников Дельмаса. Главное – не нарваться при этом на какого-нибудь сердитого преподавателя, которого бы возмутил визит постороннего человека. А потом я вдруг с иронией подумала – ну кто станет на меня сердиться, я красивая девушка, надо же когда-то начинать этим пользоваться, в конце концов.
Да и не исключено, что я в своих блужданиях здесь столкнусь с самим Артуром, но что такого, я просто посмотрю на этого юношу в его «природной среде», если можно так выразиться. Иногда о человеке можно многое понять по его окружению.
Во время своих размышлений я вдруг ощутила запах настоящего кофе. Кофе в то время встречался не так уж часто (но и не редко – просто не везде и не всегда, надо было знать места).
Я, например, предпочитая напитки из цикория и в прошлом, и в будущем, не терпела той горделивой высокомерной спеси, которую демонстрировали любители настоящего кофе, потому что всякая элитарность – это начало раскола, а значит, и распада, начинающегося с простейшего – с пищевых предпочтений. Тут можно пошутить на тему того, что напряженность в мире начинается как раз с «праведных» споров об оливье или борще, и все это кажется шуткой, но в каждой шутке есть доля правды. Любая битва начинается именно с еды. С того, что ее не хватает или хватает не всем. Или еда имеется, но она какая-то «не такая»…
А еще еда может коварно обмануть! Помню те времена, когда в Москве появилась сеть популярных на Западе закусочных и какие очереди выстраивались тогда на вход за модными бургерами. Многим казалось, что эти бургеры пахнут свободой и какими-то немыслимыми, вновь открывшимися возможностями. И доступность фастфуда многим виделась великим благом.
…За очередным поворотом бесконечного коридора я обнаружила буфет, именно оттуда пахло кофе.
Буфет – большой зал, наполовину заполненный обедающими. Судя по возрасту и разговорам пришедших сюда людей – не все студенты, много и аспирантов, и молодых преподавателей. Какая-то своя тусовка, больше молодежная? Большинство посетителей буфета – мужчины, но присутствовали и несколько девушек. Надо признать и плюсы элитарности – это возможность собираться в группы и находить «своих».
На раздаче стояла строгая буфетчица с конструкцией на голове, напоминающей кокошник. За несколько десятикопеечных монеток она мне выдала тарелку с бутербродами (с сыром и колбасой) и налила кофе из кофемашины, я попросила «маленький двойной».
Я и забыла, что кофемашины – это давнее явление. Из середины шестидесятых годов: тогда, еще при Хрущеве, и возникла эта мода на автоматизацию – появились автоматы с газировкой, фотоавтоматы, прачечные-химчистки ландроматы.
Например, в фильме «Телеграмма» (1971 года) есть момент, когда главный герой пытался вывести штамп на книге в химчистке самообслуживания. В фильме «Москва слезам не верит» (его премьеры мне осталось ждать примерно полгода) героиня Ирины Муравьевой работает в химчистке и встречает там генерала. В этой химчистке показан конвейер для хранения и выдачи одежды. В будущем на основе таких конвейеров стали создаваться автоматические комплексы хранения, формирования и выдачи заказов.
Ну и автоматические кофемашины венгерского производства не казались уже редкостью в 1979 году. (В семидесятые годы появилась даже автомобильная кофеварка. Кстати, она не являлась каким-то особым дефицитом, но почему-то не пользовалась спросом.)
Так вот, про кофемашины советского образца. Одни буфетчицы клали в рожок автоматической кофемашины стандартную порцию кофе, другие – недокладывали, отчего страдала крепость кофе. Именно поэтому знатоки-кофеманы обычно просили буфетчицу налить воды как на маленькую чашку, а молотого кофе насыпать как на большую – и в результате возникло это устойчивое словосочетание: «маленький двойной» кофе. Маленький двойной – наверное, можно сравнить с эспрессо…
Я села в центре зала за свободный столик и стала прислушиваться к разговорам. Сзади обсуждали кино, новинки проката – «Синьор Робинзон», «Блеф» с Челентано, «Горбун» с Жаном Маре – фильм не новый, но на советские экраны он вышел буквально только что.
За столиком, к которому я сидела спиной, молодые люди жарко спорили на морскую и одновременно космическую тематику. Я так поняла, что недавно в СССР запустили в космос спутник, который следил за океанами, – определял силу волн на его поверхности, температуру воды, влажности воздуха, скорости ветра, ну и прочее.
Справа разбирали запуск советского беспилотного космического корабля «Союз-34» к орбитальной станции «Салют-6».