«Все пропало, – подумала я. – Все мои старания – прахом. Я так и знала! Слишком рано рассказала ему правду о Валерии».
– Ты же только что обещал мне, что не побежишь за ней! – напомнила я с отчаянием. – Я стараюсь, объясняю, все показываю и рассказываю, письма брата… Да иди ты. Все, пока. Вали к своей Валерии, тьфу.
Меня буквально трясло. Я думала о Никитине. О том, как сбежать с ним куда подальше – от Артура.
– Алена, мне нужен твой планшет, – сказал Артур. – Я на нем с помощью нейросетей смогу быстро закончить свою работу.
Я выдохнула.
– Хорошо, – сухо произнесла я. – Вот он, бери, пользуйся. Мне не жалко, я за науку. Только верни его мне потом, как вернешься с Черного моря с Валерией. Да, и главное – потом, лет через десять, не вздумай смотаться за границу и работать на чужих. Границы откроют в 1991 году… это к сведению.
Я дрожащими руками протянула ему планшет. Добавила:
– Только не говори ничего Валерии о том, что ты знаешь про будущее и кто я на самом деле, прошу. Ладно, пойду. Дорогу до электрички помню, провожать меня не надо.
– Погоди, – спокойно произнес Артур. – Ты так сейчас бесишься, потому что ревнуешь меня?
– Нет. Я люблю другого человека, – возразила я. – И он уже сделал мне предложение. И я согласилась.
– Ты здесь всего ничего и уже собираешься замуж? – с иронией произнес Артур.
– Чтобы влюбиться – много времени не надо, – засмеялась я немного растерянно. – Ну вот так случилось. Пойду.
– Погоди. – Артур встал из-за стола, обошел его, затем обнял меня.
Я почувствовала, как стучит его сердце.
– Что ты делаешь? – с ужасом спросила я.
– Я пошутил. А ты поверила! Нет, я не поеду вслед за моей невестой. Пусть она там делает что хочет. Отпускаю ее. Отпускаю…
– Но, а я-то тут при чем… – попыталась я оттолкнуть его руки. – Вспомни, сколько мне лет вообще!
– Ты – это не ты, ты уже другой человек. Это же я придумал машину времени, вернее, основу ее… Ты – другая. Это я тебя создал.
– Не ты, а Коля… Ну и что теперь, зачем руками меня хватать… – Я опять принялась отталкивать Артура, но он не отпускал меня. Он поцеловал меня.
О чем я в этот момент думала? Вернее, о ком? О Никитине, конечно. Я пыталась представить его, но образ моего любимого участкового таял, рассыпался в моем сознании.
Та темная материя, что таилась во мне, оказалась сильнее того светлого, что рождал во мне Никитин. И вот о чем я думала, когда согласилась поехать к Артуру на дачу? Ну очевидно же, что наша с ним встреча должна была закончиться именно так.
– Ладно, ладно, пусть все произойдет, но… где это… как это у вас называется… чтобы без последствий для женщины? – занервничала я.
– Я успею. Успею, не доводя до…
– Не-ет, этого недостаточно, это не стопроцентное предохранение, я не хочу с тобой связываться навсегда, я хочу быть уверена…
– Да я говорю тебе, что успею…
– Это ненадежный способ! Ты вообще ничего не знаешь и не понимаешь, а я знаю…
Это была странная любовная сцена. Мы с Артуром бегали по комнате, орали, то обнимались, то я вырывалась и отталкивала его и даже, кажется, несколько раз ударила. Кулаками по плечам.
– Не ори… сейчас принесу, – разозлился он. – У родителей есть. Я знаю. Отец что только потом скажет…
– Так купи новые и положи!
– У него импортные!
– Купи у фарцовщиков! Такие же…
– Все, я понял, понял.
Артур убежал в соседнюю комнату, потом вернулся и потащил меня уже в другую комнату.
– Что там у тебя? Покажи! – настаивала я.
– Вот, вот, ты видишь?! Это тебя устраивает?! – бесился он, водя перед моим лицом квадратиком из фольги.
– Хорошо… И дверь закрой!
Мы теперь кружились словно в танце по полутемной комнате (вероятно, это была комната Артура). Он стянул с меня сарафан через голову, затем комбинацию и белье. Я – одежду с него.
Поцелуи. Жадные руки – везде-везде.
Возня с тем предметом, что он утащил у отца, когда я уже лежала на диване. Меня трясло почему-то. Я хотела и боялась. Потом на короткое время мне стало больно, и я вскрикнула и собралась оттолкнуть Артура. Но желание пересилило, я притянула его к себе, прошептала на ухо:
– Не останавливайся. Дальше, дальше…
Как же быстро это животное ощущение накрыло меня, перекрыло боль и захватило полностью. Как я долго терпела, оказывается… Сорок шесть лет ждала этого соединения с Артуром? Я опять вскрикнула, но теперь уже не от боли, а совсем от другого ощущения, а Артур едва слышно, сдавленно застонал.
Определенно, я испытала облегчение, но потом, очень скоро, когда наслаждение погасло, меня вдруг накрыла жестокая тоска. Что же я наделала… И почему мне было так больно в первый момент?
Артур встал. Зашлепал к окну, отдернул занавеску. Я подвинулась и обнаружила на простыни под собой небольшое красное пятно. Кровь?
– Ничего себе… Это как понимать? – растерялась я.
– Как-как… Я же сказал, ты теперь другой человек. Ты стала другой, новой – когда оказалась здесь, – спокойно произнес Артур. – Ты стала девушкой. Вернее, была ей… До того, как мы…
– Что же я наделала! – с ужасом произнесла я. – Он бы так обрадовался, наверное… Что он у меня первый.
– Кто – он? – отрывисто спросил Артур. – Кто этот человек?
– Не скажу.
– Дело твое. – Он опять лег рядом, крепко прижал меня к себе, поцеловал в щеку. Вздохнул.
Артур пах потом, но таким приятным – свежим, здоровым, молодым, и к тому же несильно. Щеки же его отдавали одеколоном «Шипр».
– Валерия тоже была девушкой? – спросила я.
Артур вздрогнул, отодвинулся. Несколько мгновений сверлил меня яростным взглядом, потом опять притянул к себе. Произнес с театральными интонациями:
– Алена, ну и вопросики… Пожалуй, ты демон, которого я сам призвал из преисподней.
– Сколько пафоса и драмы… А Бабаня говорит, что я ангел, которого прислали на землю с небес.
– Много чести. Ты результат прежде невиданного эксперимента, – с раздражением, ревниво произнес он, а потом поцеловал. – Моего эксперимента.
Некоторое время мы просто валялись в кровати, иногда целовались. Через некоторое время Артур вновь убежал и вернулся с новыми запасами тех предметов, что его отец прятал в родительской спальне.
«Вторая серия» длилась дольше, была более осознанной и продуманной.
Ближе к вечеру нам удалось посмотреть и «третью серию».
…Солнце уже садилось, когда мы с Артуром ехали на электричке обратно в Москву. В этот раз сидели рядом на скамье, и он не отпускал мою руку из своей.
Я чувствовала себя очень измученной, опустошенной. Но зато меня покинула прежняя горячка и то злосчастное желание, которое буквально не давало мне покоя все последние дни. Дурацкая темная материя перестала терзать мое тело. «Никитин? А что Никитин… Почему я так о нем беспокоюсь? – устало размышляла я. – Он же сказал, что все эти вещи с девственностью ему не принципиальны, он будет любить меня любой…»
Выйдя из метро, мы с Артуром разошлись в разные стороны. Я приказала ему зайти во двор позже: «Посиди где-нибудь в сквере пока, полчасика, ладно?» Я не хотела, чтобы нас с ним видели вместе. Да, и я отдала ему планшет. Артур нес его под мышкой в футляре, словно книгу.
Открыла глаза я на следующее утро в пять часов. Даже Бабаня еще спала. Я быстро умылась, оделась и выскользнула из дома.
Было светло и тепло, но пасмурно, все небо затянуто облаками; а днем, я помнила, обещали дождь. Ни души во дворе.
Я заворачивала за угол, когда вдруг увидела Лену-прошлую. Себя то есть.
Лена-прошлая чинно шла под руку с Николаем. Она в бело-сиреневом платьице, темные кудри заправлены за уши, он в темно-коричневом костюме. «Откуда они идут такие нарядные? – ошеломленно подумала я. – Они что, целую ночь где-то провели вместе?!» И тут я вспомнила. Вчера же у меня (у них!) был выпускной в школе! Лена-прошлая и Николай возвращались с него домой. Вдвоем, рядом!
Я спряталась за дерево, наблюдая за этой парочкой. Да и как я могла забыть это платье, купленное мне мамой в магазине «Ганг»? И что кудри тоже были «сделаны» мне мамой при помощи электрических щипцов.
Какие же они оба смешные – Лена-прошлая и Николай. И милые. Николай буквально сиял, разливаясь соловьем, а Лена-прошлая улыбалась, опустив глаза.
Эти двое были так увлечены беседой, что не заметили меня и прошли мимо, в наш двор.
В моем же прошлом все происходило иначе. Выпускной я провела рядом с Ниной. Мы с ней всю ночь просидели под лестницей в школе, в то время как в актовом зале проходил праздничный вечер.
У Нины болела нога. Она ее сильно натерла накануне, разнашивая туфли, купленные именно для выпускного – по случаю, импортные, чешские. Очень симпатичные туфли, но размера на два меньше, чем требовались.
Итак, у Нины болела нога. Еще Нина поругалась с учительницей труда. Подошла к трудовичке во время банкета и грозно заявила, что та была не права, когда занизила Нине годовую оценку за седьмой класс – потому что не поверила, что тот фартук сшила она, Нина.
Я раньше с сочувствием относилась к Нининой обиде – бывает же, что подобная несправедливость гложет годами душу, да, ее надо высказать… только вот проблема в том, что фартук Нине шила я. Тот фартук, ее, ну и свой заодно.
Но трудовичка этого не знала, а раз не знала, значит, должна была поверить Нине! Так считала моя подруга. Словом, это была какая-то глупая неуместная ссора ученицы и учительницы на выпускном, она портила все впечатление от вечера, но Нину это совершенно не смутило. Мало того, она и спустя годы недобрым словом поминала ту учительницу, не поверившую ей.
Так странно тратить свою жизнь на подобные обиды, осознала я позже. И уже не сочувствовала Нине. Нет, я не о том, что надо всех прощать, я о другом – зачем вообще тратить сердце на мелкие недоразумения. Легче надо жить, легче… Тем более что трудовичка в своих сомнениях оказалась права. Фартук шила не Нина.
Впрочем, это все лирика, как сказал бы Артур, все эти запоздалые рассуждения на тему «как надо правильно». Хуже другое. Тот выпускной был потерян и для меня тоже – поскольку я оказалась буквально прикована к Нине. Она с трудом ходила, и я требовалась ей для поддержки. Танцевать она вообще не могла. Плюс ее раздирала обида на учительницу труда. В результате моя лучшая подруга просидела весь выпускной под лестницей, временами принимаясь зло реветь от обиды на весь мир.