– Уф… Напугала. Все в порядке, – улыбнулся он, показав железные зубы с одной стороны лица. – Я слышал эту версию. И я подтвердил ее.
– Но я сама не знаю…
– Перестань. – Он протянул руку, положил свою ладонь поверх моей. – Так проще. Все любили Володю, поминают его добрым словом. Ну и Яковлевну жалеют. Ты ведь сама про своего отца не знаешь?
– Ну, как сказать…
– Вот! – Он поднял указательный палец. – Значит, не исключено. Если не доказано обратного!
– А вдруг…
– Не надо. Перестань. К тебе относились настороженно, когда ты только приехала. А сейчас все в порядке. Ты чудесная девушка. Ты не должна ни о чем беспокоиться. Если кто начнет говорить о тебе плохо, я того сразу в кутузку определю, – добродушно произнес он.
Я молчала, за дверью шумно разговаривали люди.
– Я люблю тебя, – одними губами произнес Никитин. Я больше угадала эти слова, чем услышала их.
– Давай уедем, – тоже едва слышно произнесла я. – Возьмем Бабаню, и…
– Мы сделаем это. Но не сразу. И я это сделаю, устрою себе перевод поближе к морю, я же обещал тебе. Зимой поженимся, а потом покинем Москву, – тихо произнес он. – Да, Алена, тебя никто не обижает? Тебе никто не угрожал?
– Нет, – ответила я, а сама вспомнила старый дом и стенной шкаф, в котором мы с Артуром прятались от бандитов. Ведь меня могли тогда убить!
– Ну и хорошо. Все у нас получится, не переживай. Иди домой, а то у меня народ там беснуется. Слышишь?
– Хорошо.
– Алена. Погоди. Скажи!
– Что?
– Ты знаешь что, – серьезно произнес он.
Я ничего не сказала, я просто прижала кончики пальцев к своим губам, а затем прикоснулась этими пальцами к губам Никитина. Я словно поцеловала его.
Он вздрогнул, невольно облизнул губы, его взгляд расплылся, Никитина буквально повело. Мне нравилось, что Никитин так реагирует на меня. И в то же время я чувствовала что-то странное. Наверное, я зря к нему сейчас прибежала? Я сейчас словно увидела его образ целиком. Я поняла, чего он больше всего боялся, когда решился сделать мне предложение. Не возраста своего, нет. А того, что он соприкасался с черной, подгнившей, страшной стороной этого мира.
Страшно и неправильно, бесчеловечно говорить так о Никитине, но вот он так чувствовал, у него были какие-то основания так рассуждать, что он слишком близко подступил к черноте, и я его понимала. Понимала его сомнения. И от этого он мне нравился еще больше. Он был совершенно необыкновенным человеком, очень благородным. Грязь этого мира его не пачкала.
Я покинула отделение милиции и направилась к дому. Пошла через сквер и вдруг увидела на одной из лавочек Артура. Он сидел, сложив руки на груди, и внимательно наблюдал за улицей перед нашим домом. Посмотрел налево. Посмотрел направо…
Подойти к нему или нет?
Я решила сделать вид, что не заметила его – просто так, играя, что ли. Позовет он меня или нет?
Демонстративно задрав нос и не глядя по сторонам, я продефилировала мимо скамейки, на которой он сидел.
– Алена!
Он все-таки заметил меня, позвал. Даже больше того – вскочил и обнял, и опять поцеловал, да еще с такой жадностью…
– Что ты делаешь? – Смущенно засмеявшись, я попыталась его оттолкнуть. – Мы же договорились.
– О чем именно мы договорились? – пробормотал он между поцелуями.
– Что не здесь… не при всех! – уже неудержимо смеясь и отталкивая его, напомнила я. – Никто не должен знать!
– Плевать. Пусть все знают, – засмеялся и Артур, теперь его темные глаза блестели ярко, очень ярко, мне даже показалось, что они сверкают. Или этот эффект оттого, что темная радужка контрастирует с белками глаз?
– Ты с ума сошел, – сказала я с упреком.
– Да, я сошел с ума, – легко согласился он и опять поцеловал меня – долго, насколько дыхания у нас обоих хватило.
– Ну хватит, – рассердилась я, все-таки сумев вырваться из его сильных цепких ладоней, и отступила на шаг назад. Огляделась – вроде никого рядом, деревья и кусты закрывают нас с другой стороны сквера. А прохожие на улице, идущие мимо нашего дома, довольно далеко. И еще нет шести, вот после шести народ повалит с работы…
– Ты не в духе, – констатировал Артур. – Ну ладно, поговорим завтра. Это серьезный разговор. Предлагаю поехать на дачу.
– Опять?! – всплеснула я руками. – Ну ведь известно же, чем это все закончится.
– А что такого, – усмехнулся он. – Я хочу тебя, ты хочешь меня.
– Я каждый раз ругаю себя за слабость потом, – призналась я, глядя на его губы. Твердые мужские губы. – Я не шутила, когда сказала тебе, что люблю другого человека. Уже решено – зимой мы с ним поженимся и, возможно, уедем из Москвы.
Артур молча глядел на меня. Или зря ему я это все сказала? Вдруг история повторится, только на месте Валерии теперь буду я, а вместо Бориса в этом любовном треугольнике появится участковый Никитин?!
Артур сдержанно произнес:
– Хорошо, тогда встретимся завтра где-нибудь в центре. Прогуляемся по городу. Мне правда очень надо с тобой поговорить.
Сказав это, он повернулся и направился в сторону, к переходу в конце сквера.
Я удивлялась самой себе. Что я творю? Зачем я заварила эту кашу с двумя мужчинами? За одного собралась замуж, с другим сплю… ну и чем я лучше Валерии?
Я же была когда-то умной, весьма рассудительной женщиной, я полностью пересмотрела свою жизнь, увидела и признала свои ошибки, например, связавшись с Геной… Бывшим будущим мужем.
Почему сейчас у меня словно мозг отключился?
Я стояла посреди сквера и кусала губы. Неужели тело настолько слабее рассудка, к чему тогда весь опыт и знание психологии…
– Так-так, Алена Морозова… А я все видела, между прочим! – вдруг услышала я знакомый голос рядом. Повернулась и увидела перед собой Нину. Она стояла, держа за спиной поводок, на котором бегал суетливо из стороны в сторону Мирон, ее пес, явно желая сбежать от хозяйки. Мирон был похож на медвежонка – такой же бурый и лохматый.
– Что ты видела? – спросила я, и сердце у меня тревожно забилось.
– Как ты с Дельмасом целуешься, – осуждающе произнесла Нина.
– Тебе показалось, – покачала я головой. – Ты вообще все придумываешь.
– Я?! – возмутилась Нина и едва не выпустила из рук поводок с мечущимся Мироном. – Ну ты… ну ты даешь!
– Предупреждаю: если ты вздумаешь кому-то рассказать про нас с Артуром, то пожалеешь об этом. Я про тебя тоже пущу сплетню. Да такую, что с тобой никто здороваться не будет, – мрачно произнесла я. – Уж поверь, фантазия у меня работает. Объявлю всем, что ты за деньги мужикам с Казанского вокзала оказываешь любовные услуги, скажу, что видела тебя под платформой с ними… Тебе придется отсюда переезжать куда подальше, поняла? И не вздумай к Лене подходить, слышишь?! Не звони ей и не разговаривай с ней. Исчезни из ее жизни, усвоила?
Нина попятилась, едва не споткнувшись о Мирона. В ее глазах был ужас. Но мне ее было совсем не жаль. Потому что я помнила, какой сплетницей и интриганкой она является. Она дружила со мной и за моей спиной говорила обо мне всякие гадости. Зачем? Да просто из любви к вранью, наверное. Ну вот и добилась того, что к ней прилетел упреждающий бумеранг.
– Откуда ты такая взялась? – дрожащим голосом вскрикнула жалобно Нина. – Ты не человек, ты ведьма. Ведьма! Нет, я ничего никому не скажу, но ты очень злая и недобрая… Все тебя любят, все тебя хвалят, а ведь только я знаю, какая ты настоящая… Какая ты на самом деле. Ты ведьма! – Выкрикнув это, Нина убежала, таща за собой теперь упиравшегося Мирона. Мирону почему-то всегда надо было бежать в обратную сторону… Куда угодно, но точно не туда, куда направлялась его хозяйка.
Наверное, я зря стала ей угрожать, шантажировать. Ну кто Нина сейчас – совсем ребенок, глупая девочка… А я на ней отыгралась за те противные глупости и мелкие подлости, которые потом совершила уже взрослая Нина. Это неправильно, несправедливо – пугать нынешнюю Нину.
С другой стороны, я знала характер Нины. У нее ни один секрет, ни одна тайна не держались, она все разбалтывала, причем в какой-то уничижительной форме, смеясь над тем человеком, чьи секреты разглашала (не я одна пострадала от ее болтливости). Сколько клятв я с нее когда-то взяла, попросив ее молчать – но нет, бесполезно, мои просьбы не действовали.
Мне надо было как-то ее заткнуть сейчас – иначе бы я сама пропала. Нет, не потому, что все узнали бы, что я целовалась с Артуром Дельмасом, а потому, что Нина, как всегда, это обставила в какой-то особо гадкой форме. Собственно, я сейчас ответила ей ее же оружием, напугала тем, чего она сама больше всего боялась. А она очень боялась общественного осуждения. Собственно, именно поэтому ей всегда так нравилось разносить сплетни.
Больше всего сплетники боятся того, что кто-то начнет сплетничать и о них. Именно поэтому они так легко рассказывают тайны своих друзей посторонним – словно упреждающе. Предполагая, что рано или поздно друзья будут вынуждены оправдываться; они, наверное, расскажут всем и о тайнах самих сплетников. Именно поэтому сплетники заранее нейтрализуют слухи о себе, спеша очернить друзей. Не подозревая, что те, кого они выставили перед людьми на посмешище, еще как способны хранить тайны. Даже тайны тех, кто стал уже их врагом.
Хотя какой Нина мне враг, она просто глупенькая девочка…
Я вернулась домой.
Бабаня уже проснулась и преспокойно сидела за обеденным столом перед включенным черно-белым телевизором. Только что началась программа «Время», выступал с какой-то речью Леонид Брежнев.
– Аленка! Чай будешь чичас со мной пить? – обрадовалась она моему появлению. – А я в булочную успела сбегать. Себе коржик взяла, а тебе булку с изюмом.
– Я и булку хочу, и коржик, – сказала я. – Давай пополам их разломим. Чтобы каждому по половинке того и другого.
– Ну давай, – растроганно улыбнулась Бабаня, показав вставные зубы.
Я вымыла руки, вернулась. Бабаня уже налила мне чай, пыталась разломить своими скрюченными пальцами коржик, затем неловко разорвала булку.