– Какой день сегодня… – сказала она. Затем провела по моим волосам шершавой дрожащей ладонью. – Теперь все знают.
– Ты рада? – спросила я.
– А то! – подняла она неровный палец. – Чудо. Ты теперь и перед людьми моя родненькая будешь.
Я опять с трудом сдержала слезы. Пила чай, откусывала от половинки коржика. Я помнила эти коржики – круглые, ржаные, с выдавленной «сеткой» на одной стороне. За восемь копеек. В детстве я не любила их. Нас ими в школе перекормили. А теперь мне вкус этого коржика казался чудесным. Несладкий совсем. Полезный. И да, вкусный.
Булочка с изюмом называлась «Булочка повышенной калорийности». Маслянисто-желтое тесто, плотное и в то же время как будто воздушное (две крайности вместе). Внутри – неразбухший, сочный, сладкий изюм. Сверху, на глянцевой темной поверхности – посыпка из орехов. Согласно советским ГОСТам, эти булочки должны быть реализованы в течение шестнадцати часов после выемки из печи.
Такая ржаная лепешка в будущем, наверное, продавалась бы в магазине зожного направления, а булочка – в дорогой кондитерской, с точным указанием натуральных ингредиентов – сливочного масла, желтков… Хотя раньше такими булочками, как и коржиками, кормили в школе. В будущем – уже нет, такие булочки исчезли из детских учреждений из-за борьбы с калорийными продуктами.
Говорят, рецепт этих булочек придумал еще в царское время известный булочник Филиппов. История их создания рассказана позже Гиляровским.
Бабаня задумчиво произнесла в пространство:
– Это мне Лида сказала, что ты, наверное, Володина дочь. Он ведь за год до того в Костров ездил. А она на него не в обиде, нет. «Хорошо, говорит, Бабань, что Алена от него осталась. В утешение тебе». Мне, тоись.
Я молчала, отщипывая кусочки булочки, медленно жевала.
– Старухи во дворе Володю помнят. Говорят, ты с ним одно лицо, ну ты сама слышала. – Бабаня опять погладила меня по голове. – Мне тебя Бог послал, Аленка. На Пасху светлое чудо произошло – ты явилась. – Она помолчала. И дальше сказала то, от чего у меня волосы на голове вдруг зашевелились: – А ведь не было у меня племянницы-то. Я тебя придумала. Ну как, неудобно ж перед людьми. Совсем я какая-то сирота была. А тут вроде как и у меня родня есть, пусть и далеко. Имя красивое тебе придумала. Много лет врала о тебе. Даже сама поверила, что ты есть. А потом ты этой весной ко мне пришла, помнишь?
Я чуть не подавилась хлебом, закашлялась. Бабаня постучала меня по спине.
– Жуй, жуй тщательне́й, деточка, не спеши. Чайком запей. А я ведь помереть хотела, вино пила тайком, думала, быстрей уйду. А нет, Бог все видит, Бог не разрешил – грех это. И тебя мне послал.
– Ты никому не скажешь, что я не настоящая? – сиплым голосом спросила я.
– Не-ет, ты что! – испугалась Бабаня. – Вдруг тебя отнимут у меня. На эксперименты заберут, да… Никто про тебя знать не должен, что ты послана мне в утешение. И умница, и красавица, и помощи мне от тебя скольки! Не сосчитать… Теперь правнуков хочу дождаться. Да, а что, – твердо, с гордостью произнесла она. – И дождусь!
Я всхлипнула и обняла ее. От Бабани пахло стиральным порошком, нафталином и еще почему-то скошенным сеном. Очень уютный «старушковый» запах. Именно старушковый, не старушечий, это совсем другое.
– Не говори никому, ладно? – опять прошептала я. – Я без тебя не смогу.
– Нет-нет, что ты! Никому и никогда не отдам тебя. Такой мне подарок Бог послал. Что ты, детка!
Получается, никакой Алены из Кострова не существовало? Но это хорошо – значит, она никогда и не появится здесь. И ее тоже никто не отыщет никогда. Потому что ее просто нет! Все меньше поводов разоблачить меня.
Вечером, когда я собиралась ложиться спать и раздевалась, я обнаружила кровь на своем нижнем белье.
Я стала окончательно молодой. Ко мне вернулось то, с чем я давным-давно распрощалась. Меня это и обрадовало, и испугало. И как это всегда некстати! Хорошо, что у Бабани в аптечке лежала вата.
Да и, возможно, именно поэтому я так разозлилась на Нину, плакала весь день… Гормональная перестройка повлияла на мое восприятие, переживания буквально захлестывали меня.
С этим надо как-то бороться, держать себя в узде, иначе можно наломать дров. Собственно, я очень близко подошла к этой черте, за которой начинаются безумные поступки, о которых потом приходится горько сожалеть.
И еще мне было страшно. Бабаня, оказывается, с самого начала знала, что никакой Алены Морозовой из Кострова, ее дальней родственницы, не существует. Бабаня реально восприняла мое появление как чудо. Она не сомневалась, что я ей послана высшими силами!
Но она точно никому не скажет, что Алены Морозовой не существует в природе.
Ведь Бабаня молчала с апреля и даже моей маме ни в чем не призналась, хотя мама была самым близким ей человеком.
Мы встретились с Артуром за Садовым кольцом и медленно побрели в сторону центра. Артур выглядел обеспокоенным, его явно что-то мучило, я же все переживала из-за Нины, Бабани и своего нового статуса – если можно так сказать об изменениях в моей физиологии.
Я шла и думала о том, кто я теперь – девушка (по возрасту), женщина (по физическому состоянию), и какая я теперь? Была не совсем полноценной и стала полноценной? Не настоящей, ставшей настоящей? Нездоровой, а потом здоровой? В будущем люди во всем мире переругались из-за этих терминов, и их уже все перестали произносить – иначе начинался самый настоящий хайп вокруг правильности их употребления. А человека, вздумавшего разобраться в этих нюансах, подвергали хейту. Пресловутая «культура отмены»! В результате все замолчали, боясь лишнее слово произнести, и эта тема вообще стала табу.
Ну и в чем разница между прошлым и будущим тогда? И там, и там существовали табу.
Сейчас, в 1979 году, обсуждать проблемы менструации на публике было точно так же табу. Даже не все матери рассказывали своим дочерям о том, что лет с двенадцати у них начнутся критические дни.
Получается, прогресса нет? Раз во все времена существуют «запретные» темы…
– Спасибо за планшет, – наконец заговорил Артур, глядя себе под ноги. – Он меня очень выручил. С его помощью, вернее, с помощью нейросетей в нем я смог закончить, наконец, свою работу.
– Это ту, про Солнце? – спросила я.
– Да, ту работу, что касается использования энергии Солнца, – кивнул Артур. – Это невероятно… До сих пор не могу в себя прийти. Нейросети – мощный инструмент. Настолько, что… я в шоке от их возможностей. Нет, они никаких открытий за меня не сделали, но они помогли их сделать – мне. – Он сделал упор на последнем слове.
– Погоди, – оживилась я. – Ты хочешь сказать, что ты доделал все то, что потом за почти пятьдесят лет пытался доделать Николай?
– Да. Причем он так и не сумел раскрыть тему энергии Солнца, больше его интересовали способы перемещения во времени. И тут он добился потрясающих результатов. – Артур мельком скользнул по мне взглядом.
– И что теперь?
– Теперь мне надо претворить свои открытия в жизнь, образно говоря, – опять уставившись себе под ноги, усмехнулся он. – Это сложно. Тем более что нефти у нас много, электростанций – водных и на ядерной основе – тоже хватает. Поэтому мне важно доказать, что мой способ добычи энергии проще, дешевле, удобнее. И безопаснее. – Он опять помолчал. – И экологичнее.
– Я тебе верю, – сказала я. И вспомнила фамильный склеп Дельмасов, его затхлую сырую полутьму… а затем яркую вспышку, которая перенесла меня через время сюда. Ведь это тоже сделало Солнце. Получается, именно Солнце свело нас с Артуром?
Артур продолжил:
– Все последнее время я думал о том, что ты мне рассказала о будущем. Что Союз рухнет, распадется, что наступят эти ужасные девяностые, когда начнется бандитизм, нищета… Этого не должно случиться. Я не самый правильный человек и комсомолец тоже никакой, если честно. – Он вдруг усмехнулся: – Я радио «Свободу» слушаю, представляешь?
– Ну и как твое открытие нам поможет? – тихо спросила я.
– Ты знаешь… Если все получится, то мы сумеем спасти нашу страну от распада. Я не шучу! Мое открытие вообще перевернет всю мировую экономику.
– Ты уверен? – осторожно спросила я.
– Я хочу в это верить. Ладно, потом еще поговорим об этом. Сегодня я хотел встретиться с тобой не для того.
«А для чего?» – хотела спросить я. Но не стала. Я боялась нарушить хрупкую красоту этого дня.
Мы дошли до Бульварного кольца и, не сговариваясь, свернули в сторону Чистых прудов. Я остановилась у воды – по ней мирно плавали утки и лебеди.
– Тут мало что изменилось, – сказала я. Огляделась. – Дома все те же… Ой, а там что? – Я указала на стеклянный павильон в конце прудов.
– «Джалтаранг». Внизу кафе, на втором этаже ресторан. Зайдем? – предложил Артур.
– «Джалтаранг», точно! – воскликнула я. – Ну надо же! Если я ничего не путаю в истории своего района, то раньше здесь была лодочная станция с буфетом, где торговали спиртным на розлив. А потом вместо лодочной станции построили сначала кафе-«стекляшку», она называлась «Чистые пруды», а потом здесь открыли вот этот самый «Джалтаранг» – ресторан индийской кухни. А ты знаешь, в девяностых годах его снесут. Жалко. А на его месте… Ну да не важно… да, и еще – вон там, прямо на пруду – откроют плавучий ресторан. Но мне кажется, в истории Чистых прудов останется только «Джалтаранг». Культовое место, как у нас говорят. Вот это была эпоха…
– Почему «была»? – возмутился Артур. – Она еще длится! Так что давай-ка заглянем туда, в это культовое место?
– А пошли! У меня есть деньги, кстати. С собой – рублей десять сейчас. – Я полезла в сумочку проверять кошелек.
– Перестань. Я угощаю на свои. Ты даже не представляешь, как приятно угощать девушку на свои деньги, – усмехнулся Артур.
– Ой, и еще что я вспомнила – тут снимали сцену в «Белорусском вокзале», в этой «стекляшке», в начале семидесятых. Герои фильма хотели помянуть товарища, но им предложили только коктейли.