ним причастен.
О самом планшете. Как я поняла, он был каким-то особо дорогим, особо мощным (в него вместилось много информации) и прочным, так что если он переживет временной скачок в прошлое, то сможет еще долго работать. Планшет способен заряжаться от розеток того времени (как я поняла, они немного отличались от современных), тут никаких трудностей у меня не возникнет. Еще Николай дал мне с собой телефон, вернее, смартфон, в который были загружены карты тех времен, фотографии Москвы и страны (вдруг придется ориентироваться на местности). Этим телефоном, как средством связи, даже можно было пользоваться – но не просто так, а подсоединив к нему специальную антенну (кстати, в виде небольшой коробочки, совсем не похожей на антенну). Она позволит подключиться к ближайшему абоненту, то есть звонок пойдет с его номера. Но! Надо помнить, что тот абонент может услышать мои переговоры (если будет в тот момент сам говорить по телефону), поэтому лучше не болтать лишнего, если придется пользоваться таким способом связи. Фотографировать моим смартфоном тоже было можно, конечно же.
Еще Николай дал мне в дорогу книгу. Выглядела она довольно потертой, старинной, на обложке название – «Учетные списки и сведения о населении и сословиях Тобольской губернии за 1900 год». Слова с ятями на старинной гладкой бумаге, старинный выцветший шрифт. Скучнейшая книга, перелистать, да тут же отложить – имена, фамилии, цифры… бюрократический обломок старой эпохи.
Но в той книге «под старину» на самом деле были спрятаны сведения о моем окружении, всех соседях того времени и тех людях, что могли мне встретиться. Когда они родились, когда и отчего умерли. Книга – на тот случай, если планшет сломается. «Знающий судьбы – видит на несколько шагов вперед», – как высокопарно выразился Николай, объясняя мне, как ею пользоваться.
Деньги. С собой мне предстояло взять деньги того времени (напечатанные, как мы с Колей уже говорили, не позже 1979 года, разумеется).
А, и еще важное. В той же книге, похожей на дореволюционную, прятались и дополнительные сведения – о результатах лотерей, кладах; еще о специалистах, которые могут мне понадобиться в прошлом, там же способы и пути получения тех или иных благ и возможностей, варианты всевозможных лазеек, позволяющих добиться нужного – каких-то вещей и услуг (эти сведения взяты из воспоминаний, мемуаров, признаний и рассказов очевидцев того времени). Разумеется, не все эти сведения и не всегда отличались точностью, но и отказываться от подобной информации – тоже глупо.
Короче, все то, что было на мне и то, что я собиралась взять с собой в прошлое – было максимально стилизовано под прошлое и пряталось в «упаковке», которая тоже не могла вызывать подозрений. Смартфон с антенной хранился в компактной книжечке, оформленной под словарь Владимира Даля (скрывался в прорези внутри книги, как футляре). А планшет таким же образом прятался в фолианте, где на обложке красовалось скучнейшее название «Археологические раскопки в Кыштыме».
Почти все это Николай подготовил, оформил и сделал еще задолго до встречи со мной. И на первый взгляд к моему скарбу, отправляющемуся со мной в 1979 год, придраться было, конечно, сложно. Хотя, конечно, было бы лучше, чтобы «футляры» были оформлены под классику литературы… «Под меня» то есть. Впрочем, что есть, то есть, переделывать поздно, да и смысл.
Дело в другом – если бы в моих вещах стали целенаправленно рыться, то, разумеется, нашли бы в стилизованных под книги футлярах планшет с телефоном. А уж если бы расшифровали «Списки Тобольской губернии» – то даже не знаю… Что бы тогда случилось? Наверное, мной бы заинтересовался КГБ? В общем, тогда это был бы мой полный и безоговорочный провал.
С другой стороны… наверное, в этом случае мне пришлось бы рассказать своим разоблачителям всю правду о будущем. О конце двадцатого века и начале двадцать первого. Пусть специалисты прошлого мучаются, переживают из-за грядущего распада СССР. Может, чего и придумают, чтобы его предотвратить? В общем, каких-то особых ужасов от своего возможного разоблачения, даже при всей своей тревожности, я в своем воображении не рисовала. Я ведь жила в то время, пусть и формализованное, расписанное от и до, но достаточно мягкое при этом.
Если же меня отправят в дурдом – ведь кто поверит россказням попаданки, – то как мне тогда действовать? Я решила, что по ситуации – и эта беззаботность на миг порадовала меня.
Где конкретно должен произойти переход во времени? Как я поняла, Николай собирался сделать это в месте, которое последние сорок шесть лет оставалось неизменным (первое условие) и скрытым от чужих глаз (второе условие). Николай пока не уточнял, где именно, сказал, что я узнаю о нем в день перехода. Ну я и не настаивала, Николаю виднее.
Что еще мне пришлось сделать. Я оплатила коммунальные услуги на год вперед (совершила так называемый «авансовый платеж»), мимоходом сообщила нескольким соседям, что уезжаю далеко и надолго. Также сказала и нескольким оставшимся приятельницам о своем скором отбытии и возможном исчезновении со всех «радаров». Словом, я сделала все, чтобы меня не хватились, не стали искать. И чтобы подозрения не упали на Николая – что он как-то причастен к моему исчезновению. Даже если нас запечатлеют где-то рядом друг с другом, меня и Николая, камеры видеонаблюдения, например, то ничего страшного, ведь видеозаписи долго не хранят. Никто обо мне не станет беспокоиться. Если меня и станут искать, то очень, очень нескоро. Наверное, не раньше, чем через год. А к тому времени вообще все забудется.
О нашей нынешней переписке в мессенджере тоже можно было не беспокоиться – как объяснил Николай, мы вели ее в секретном чате, где все сообщения автоматически удалялись, и главное, восстановить их было уже невозможно.
…Рано утром двадцать первого апреля Николай позвонил мне и велел спускаться вниз – он ждал меня на соседней улице со всеми нужными вещами. В этот день должен состояться переход во времени.
Если честно, я накануне смогла заснуть только со снотворным. Проснулась по будильнику, приняла успокоительное. Давление не стала мерить – поздно уже метаться. Приняла душ, надела на себя ту одежду, что заранее принес мне Николай. Трусы, лифчик, колготы – все из советских времен, новое, даже бирки и ценники сохранились. Разумеется, я все это постирала, бирки отпорола.
Надела винтажное платье. Сверху – старинное пальто (железные пуговицы я срезала, пришила старинные пластмассовые). Какие-то старомодные боты фабрики типа «Скороход» – на ноги, узорчатый платок – на голову. Максимально надвинула его на лицо.
В зеркало я не стала смотреться, побоялась своей эмоциональной реакции (представляю, какое я чучело сейчас), сразу спустилась на лифте вниз.
Проходя мимо почтовых ящиков, заметила, что из моего торчал белый уголок какого-то письма. Не знаю, может, мне надо было как-то отвлечься, зацепиться хоть за что-то в этом мире – я вытянула письмо за уголок.
Но ничего особенного – это был обычный рекламный проспект какого-то сетевого магазина, оповещающий о скидках.
…Я вышла на улицу – не холодно, достаточно сухо. Но как будто поднимается ветер? Николай помог мне сесть в машину.
Мой бывший одноклассник выглядел неважно – бледный, с покрасневшими глазами. Тоже плохо спал?
– Не волнуйся, Коля, – сказала я, когда машина тронулась с места.
– Ты просто ангел, Аленка. Ты еще умудряешься меня успокаивать! – нервно засмеялся он.
Мы минули метро «Семеновская», затем свернули в переулки. Я эти места знала прекрасно – дальше располагался Головинский парк (он же парк Лефортово).
Вот ограда Введенского кладбища из красного кирпича…
Неожиданно Николай остановил машину неподалеку от входа на кладбище.
– Ты что? – шепотом спросила я.
– Приехали.
– Здесь?!
– Не пугайся, – нервно произнес он. – Я потому и не говорил тебе раньше, чтобы ты не переживала лишнего.
– Но на кладбище!!!
– Алена, успокойся. Вот теперь и ты запаниковала! Этого еще не хватало. Да, я в курсе, что тема смерти тебя пугает. Но именно здесь находится то место, которое не изменилось за сорок шесть лет. Это наш фамильный склеп. Он официально, по документам – мой. Я имею право там находиться, заходить в него, вести какие-то небольшие ремонтные работы. Склеп стоит тут с девятнадцатого века и до сих пор. Его внутреннее содержание скрыто от посторонних глаз. Мы войдем туда спокойно, не вызывая подозрений.
– Нас увидят! Там везде камеры! – запаниковала я. – Увидят, что мы вошли в склеп, а из него ты один вышел!
– Угомонись. Камеры там не везде. На том участке, где наш склеп – их нет. Вход внутрь склепа вообще не просматривается. Да никто специально просматривать камеры и не станет – это сделают только в том случае, если произошло нечто чрезвычайное, кто-то подерется или разгромит что-нибудь на кладбище, вот тогда да… да и то, кадры с нами промотают. Не станут вглядываться. Никто не станет следить специально за тем, сколько вошло на кладбище и сколько вышло оттуда… Тем более что там два входа! Мониторить все это без всякого повода, да кому это надо…
– Но если…
– Алена… – терпеливо произнес Николай. – Накануне отмечали Пасху, на кладбище в этот период обычно ходят люди, навещают могилы своих близких. Это нормально. Кто, с кем, куда идут – не наблюдают. Мы никому не нужны, мы обычная парочка пенсионеров – если смотреть со стороны. Нас никто не заметит и не запомнит, что в склеп мы зашли вдвоем, а потом я вышел один.
– Вот именно – вокруг люди!
– Введенское кладбище небольшое, тут давно не хоронят, а лишь подхоранивают к родственникам, или как это назвать… Короче, здесь нет толпы посетителей. И час сейчас еще очень ранний. Охранник на входе меня знает и знает, что склеп – мой.
– Охранник тебя знает!!!
– Вот именно. Я ни у кого не вызываю тут подозрений. Я войду первым на территорию, а ты пойдешь следом. Идем прямо, потом я сворачиваю, ты за мной.