Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой — страница 48 из 147

а не разрываться на сто частей (сюда входят не только отдельные личности, но и страны света, и даже периоды времени).

‹…› А ты у меня на первый зов любого характера летишь, как бабочка на огонек, и обжигаешь крылышки, а иногда и пыльцу с них рассеиваешь, потому-то твоя жизнь, как бы я ни молилась за тебя Богу, никак не может быть легкой. Но за это, видимо, тебя так любят родные люди, а любовь всегда подспорье.

Твоя мама – дурочка-философка – тебя целует и благословляет.

4.4.1993

Добрый день, моя красавица, моя доченька! Только сейчас сообразила, что письма (1 печ. лист) пойдут оказией, а не почтой, и взяла более светлый лист, на светлом и писать веселей. ‹…› Сегодня приедет та тетка, что привозит мне яблоки, а сама с радостью ходит вместо меня обедать. Эта Ирина Сергеевна всеядна и потому (слава Богу) знает лучше всего садоводство, зная остальное по верхам и, как мне кажется, смыслит в литературе чуть выше уровня читателей Асадова. Ну что ж, обычно при всеядности человек не глубоко знает главное свое призвание. А эта – все знает о саде. Хочу почерпнуть кое-какие дополнительные сведения о плодовых деревьях, о них я знаю очень мало, хотя в прошлое лето насмотрелась на растущие быстро вишневые и яблоневые деревья в Красновидове. Если бы ты приехала, не узнала бы этого места. Так возделаны сады и огороды – последние просто совершенно профессионально. Теперь наши огородники богаты, им не страшно так много платить за дачу – они полностью на год себя обеспечивают всеми овощами вплоть до цветной капусты, всеми травами и т. д. Значит, тратиться им приходится только на крупы, мясо, молоко. Я очень радуюсь за этих людей, большинство из них и есть садовники и огородники. Наконец занялись своим делом. Если бы их приквартирные угодья были побольше, то и коров бы завели. А если бы я была здоровей сердцем, я бы тоже с удовольствием копалась бы в огороде, подражая Блоку молодому и Пастернаку средних и пожилых лет. М.б., в данном случае подражание дало бы плоды. Позавчера Семен сказал: «Что-то мы давно друг другу стихов не читаем, а?» (он-то мне читает). Я пожала плечами и без выражения взглянула на него. А он «глаза хитрющие!», наверное, боится заговорить о моих стихах после известного тебе выступления. Это его выступление дало толчок к одному стишку, о причине возникновения которого несведущий никогда бы не догадался. Так бы должны были бы вообще стихи – безадресно.

* * *

К чему внимание заострять

На том, что вместе мы и поврозь?

Стрела амура – чтобы застрять.

Стрела Господня – чтобы насквозь.

Сквозь щель поменее, чем ушко,

В какое тщился верблюд пролезть,

Проходит то, что давно прошло,

И то, что будет, и то, что есть.

Вся смерть, прошедшая сквозь меня,

Всем чудом жизни во мне болит,

И воздух, дующий сквозь меня,

Паучьи волосы шевелит,

Колышет иву, колеблет пруд,

Толкает музыку сквозь камыш…

И если песни мои умрут,

То, значит, правду ты говоришь,

И значит, нету меня темней,

И бред мой сущий – не вещий бред,

А ты бессмертен в толпе теней,

Поскольку свет сквозь тебя продет[177].

108. Е. Макарова – И. Лиснянской13 апреля 1993

13.4.93

Мамуля! Пишу тебе в Праге, это мой последний день здесь. Ночью улетаю. Как всегда, я была все время занята – писала скетчи для «Кабаре»! Вообрази себе, это уже совсем далеко от меня, однако, кажется, что-то из всего этого выходит. До вчерашнего вечера писала, потом мы переводили с Милушей[178] на чешский, и теперь у меня написана толстенная тетрадь, а текст (1-й вариант другого) – только по-чешски. И дома я должна себе это переписать по-русски. Мамуля, мне столько всего хотелось тебе порассказать, – и опять смотрю на часы – через час встреча с режиссером в театре. Я видела два его спектакля – один по Калевале, другой – по Пиноккио, – блестящие вещи. Сейчас он заканчивает спектакль «Вавилон» в Париже, где будет летом, а после 1 августа приедет в Израиль. Если (!!!!) будут деньги, но в январе – феврале я буду работать с ним в Праге, а в апреле будет «мировая премьера» на фестивале в Торонто. Версия, которая у нас складывается, вряд ли устроит евреев в Израиле. Это такая странная «пограничная» смесь из очень смешного и невероятно трагического.

В результате мы отказались от оригинальных текстов Швенка – теперь я собрала самые абсурдные тексты нацистов и ситуаций в гетто и дала Швенку и Цайлайсу[179] (неразлучная эта пара, которая погибла вместе, в дерьме и крови весной 1945 года) все комментировать. Остальные будут куклы. До чего же изнурительно было выдумывать все эти трюки, внезапные переключения от комического к трагическому. Это не сатира, а юмор и трагедия. Юмор требует тонкости, человеческого тепла.

Короче, все это я каждый день писала, потом встречалась с Крофтой и остальной компанией, мы это читали (английский-русский-чешский) и решали, это то или не то и что в этом трюке надо развернуть или свернуть.

Я многому опять же научилась. Поняла, кажется, разницу между литературой и драматургией, поняла «ошибку» своей первой попытки. Крофта сказал, правда, что если бы ее не было, то не было бы ничего того, что сейчас получается, когда мы приходим путем очень напряженных поисков к общему внутреннему настрою текста. Интересно очень, одно только сложно, что все это накладывается на такую мою глубокую усталость, хотя я и стараюсь спать днем, редко когда удается ощутить, что голова свежая и нет внутреннего напряга. Иногда думаю, что главным напрягающим меня фактом является смесь языков, всегда дополнительное напряжение – надо понимать точно, о чем речь. Иногда картина проясняется позже, чем «закончена» репетиция, потому что языки проявляются и пропечатываются в моей башке не с той скоростью, с какой работает ум, если таковой еще имеет место быть. Мне очень помогает Милада[180], она избавляет меня от всяких технических задач – переговоров по телефону с разными людьми, переснимает для меня документы, делает фотокопии.

Теперь я вижу, насколько необходимо вместе с «Кабаре» выпустить каталог с документами и фактами, с фотографиями этих ребят. Но где взять деньги? Время? Силы?

Может, отдохну в Италии, но пока меня ждет переезд, экзамены по ивриту и куча всего, о чем сегодня не стоит задумываться.

Мамочка, я очень-очень по тебе скучаю. Милуше рассказывала о твоей работе про Ахматову, она загорелась прочесть, – нет ли у тебя лишнего экземпляра? ‹…›

109. И. Лиснянская – Е. Макаровой22 апреля 1993

22.4.1993

Доченька, Солнышко мое! Спасибо за лекарства, спасибо и за письмо, хоть такое грустное получаю от тебя впервые. Все ждала оказии ответить, но теперь махнула рукой и решила отправить почтой. Впервые в твоем письме ностальгические ноты, дескать, былое ушло под красновидовские ивы. А перед этим грусть по невозможности сочинять про то, что думаешь уже на разных языках, что долго вспоминала Достоевского – «стушеваться». Вспомнила все-таки. А что «та жизнь кажется совсем нереальной, вроде детской влюбленности в красавца Вана Клиберна», то это ощущение бывает в человеке, никуда не уехавшем, но каким-то образом выпустившем из своей памяти подростковость. А у тебя – особенный случай. Обычно, когда писатель выскажет свое детство и юность самодостаточно, это как бы от него. Конечно, что тут и говорить, такой крутой поворот в жизни, где не только перемена местожительства, а во многом и жизнедеятельности, не проходит даром. Скорее, именно Даром – проходит. ‹…›

Май – июнь, видимо, определит состояние России. Многое определится, как мне кажется, уже через 2 дня – 25-го. Так же, как они не умеют построить самой простой фразы, так и не умеют какое то бы ни было начало (хорошее) довести до конца или хотя бы до середины. А уж национал-большевизм умеет все, голодные рты заткнет пулями. И – тишина. Все это уже было, но ничто точь-в-точь не повторяется, но смесь фашизма-большевизма налицо.

‹…› Меня так взволновало начало твоего письма, где цветы алоэ походят на косы с бантами, если бы не они, то можно было бы представить себе Рижское взморье, и так взволновало само настроение, что я откликнулась стихами:

Елене Макаровой

* * *

Что за время удалое!

Красный бант в косе алоэ

Там, где ты, мое дитя.

Там, где я, твое былое

Машет, по небу летя,

Машет крылышком березы

Сквозь невидимые слезы,

Но сквозь видимый туман.

Красный бант, вплетенный в косы…

Моря красного стакан…

А на дне того стакана,

Как ни глупо, как ни странно,

Косу времени плетя,

Пребываю постоянно

Там, где ты, мое дитя[181].

110. Е. Макарова – И. ЛиснянскойМай, 1 июня 1993

б/д [май 93]

Дорогая мамочка! Уже май, а у нас еще идут дожди. Представила себе, как в один день меняется климат везде и люди просыпаются в Москве и начинают говорить на иврите, а в Америке просыпаются люди и вдруг начинают говорить по-русски. Должен же влиять климат! Все это, конечно, милоглупости, но мозги мои производят только их. Вообще, воображение – враг человека, жизнь в последнее время лишь распаляет мое воображение без всякого утилитарного смысла.