«Конечно, люблю».
«Почему ты тогда хочешь, чтоб я заплакала? – и далее, гениальное: – Ты же сам этого добиваешься!»
Недавно вечером мама, моя жена, спросила у неё: «Что ж ты такая вредная, миленькая моя дочка?»
«Ох, мам, и сама не знаю», – ответила она откровенно и по-взрослому.
Поэтому с ней надо быть ровным, как линейка, и железным, как железяка.
Собственно, мы со всеми детьми такие, но с этой уж точно не расслабишься.
Весь её дневной распорядок должен быть расписан по минутам и высочайше утверждён: никаких послаблений.
Завтрак, прогулка, дневной сон, обед, занятия и так далее: она должна знать, что так было всегда, и всё это неизменно, как восход солнца и обожание родителей.
Но всё равно она ежедневно, ежечасно, а порой ежеминутно находит поводы, чтоб провести те или иные эксперименты, дабы сломать сложившийся порядок вещей.
«Пап, зачем краски, я не хочу рисовать. Я хочу лепить, давай пластилин».
Причём, как вы уже догадались, если достать пластилин – будет то же самое, но ровно наоборот.
Иногда, задумавшись о постороннем или не найдя в себе сил на проявление свинцовой силы характера, вдруг дашь послабление – «На́, на́ тебе пластилин…» – и сразу видишь мгновенно вспыхивающий огонёк женского удовольствия: «…смогла! Я смогла!»
Зачем девочки, девушки, женщины, и даже, как я недавно стал замечать, бабушки это делают, – мне не понять.
Но всякий мужчина должен смириться с тем, что однажды испытает нечто подобное на себе.
Или не однажды.
Причём, едва ты, ловко, как на самом крутом повороте, выправляешь ситуацию, – то есть, не повышая и не понижая голос, с идеально выверенной интонацией, заключающей разом и си- лу, и любовь – обязательно вместе! по отдельности это не работает! – отстаиваешь изначально предложенный вариант: едим макароны, идём гулять немедленно, ты будешь рисовать, потому что ты любишь рисовать, дневной сон обязателен, – сразу же всё налаживается.
И здесь выясняется, что на самом деле твоя дочка – ангел, небесное создание, преисполненное очарования и прелести.
Она покладистая, ласковая, совсем не капризная, очень наблюдательная, и лишь совершающая те поступки, которые ей самой не понятны, но лишь предопределены её восхитительной природой.
И посему простить ей можно всё.
Недавно пошли купаться.
Отправились с ней на другой берег – там такой отличный песчаный бережок, удобный для игры и построения замков; пока плыли, она всё вскрикивала: ой, ой, ой! – трусиха!
Наигравшись, пошли обратно, она опять: ой, ой, ой! – я ей говорю, в мрачно-ироничной интонации (она эту интонацию уже знает): «Доченька, я, кажется, тону. Наверное, сейчас я буду вынужден отпустить тебя. Из нас двоих должен спастись только один».
Она, мгновенно, не раздумывая, очень серьёзно: «Я должна».
Как такую не любить.
Вернулись озябшие домой, делаю бутерброд ей с красной икрой, после того как она пообедала картошкой пюре (поедание которой, естественно, было предварено фразой: «Я же хотела макаронки!»).
Говорю: «Надо оставить твоей сестрёнке красной икры, она сейчас придёт с гуляния. Так что поменьше тебе намажу».
Мгновенный, невозмутимый ответ: «Сколько кажу (скажу), столько и намажешь».
И сидит со спокойным и непроницаемым лицом, даже не косится на меня.
Да, у неё продолжается эксперимент.
Ничего, я с тобой справлюсь, дочка.
Потом буду твоему мужу за бутылку пива открывать секреты мастерства. По одному секрету в час. У меня их много.
Или, верней, один.
Любовь.
Следом просыпается, и лежит совсем тихо в своей комнатке вторая, старшая дочь.
Всё, что я только что рассказал о младшей дочери, на самом деле, неправда. В том смысле, что перечисленное – никак не характеризует женщину.
Женщина, судя по старшей моей дочери, – существо гармоничное, умиротворённое, самодостаточное и вообще не склонное к психологическим манипуляциям.
Она сейчас читает.
Она читает по утрам и на ночь. И днём.
Читать надо тихо, не шевелясь, иначе младшая услышит шевеление в её комнате и немедленно заявится с предложением совместных игр.
Старшая дочь скептически относится к иг- рам с младшей дочерью.
Кажется, у них нет в характере ни одной общей черты.
Природа затейлива, и совмещает отцовские с материнскими гены в какой-то своей логике – всегда неожиданной.
Старшая дочь, насколько я успел заметить к её десяти годам, – бесстрашная.
По-моему, она вообще самая смелая в нашей семье.
В пять лет она уже плавала.
В море она легко соглашается плыть со мной на огромные расстояния, вовсе без раздумий: «Дочка, а давай доплывём до той вот скалы?» – в тумане видна скала. «Конечно», – и немедленно идёт к воде.
Никаких спасательных жилетов: мы просто плывём, два водных путника.
Мама не смотрит нам вслед, чтоб не ужасаться.
Она гуляет одна по лесу, часами; медведя и змей она не боится, хотя мы живём на границе заповедника, где водятся самые разные звери и в большом количестве.
Никогда не забудем эту историю: однажды утром моя жена отправилась на прогулку в лес. Был июнь.
Проснувшиеся средние дети – эта самая дочь и мой младший сын – решили пойти встречать маму.
Дочке тогда было четыре, а сыну – только-только должно было исполниться шесть.
Они наскоро, как сумели, оделись – в какие- то перепутанные рубашки на два размера меньше, штиблеты на разные ноги, естественно, без носочков, – в общем, сиротки.
Инициатором прогулки была, естественно, она. Дочь рассудила: маме же будет приятно, когда она неожиданно встретит в лесу своих детей.
Возвращается моя жена домой – вокруг самый настоящий, дремучий, хвойный лес, простирающийся на десятки километров, – и навстречу ей, каким-то чудом не потерявшиеся, идут, не доставая даже до самых нижних еловых лап головами, два целеустремлённых гномика.
Белеются и краснеются своими нелепыми, задом наперёд надетыми одёжками.
Облепленные комарами – но стоически переносящие всё.
…сын потом рассказывал, что в какой-то момент затея показалась ему не совсем правильной, но дочь была непреклонна и строга: всё в порядке, я знаю дорогу.
Увидела маму и сообщила ему победительно: «Вот видис. Я зе говолила».
Она занимается конным спортом. Я сам, признаться, лошадей побаиваюсь: не знаю, что от них ожидать; а эта – нет. У неё вообще отличные отношения с хвостатыми монстрами. Собака наша весит чуть меньше ста килограмм – но она тоже слушается дочь, и слушалась уже пять лет назад.
Когда мы куда-нибудь едем на машине, дочь всегда просит: «Пап, а поехали ещё быстрее».
«Маленький мой, посмотри, на спидометре 150 км, мне кажется, достаточно», – отвечаю я.
«Всё-таки можно чуть-чуть быстрее», – беззаботно говорит она.
При этом дочь вовсе не склонна к какой-либо экзальтации, к нарочитому риску и вообще состоянию аффектированного восторга.
Сейчас она позавтракает, потом включит виниловую пластинку с песнями на стихи русских классиков Серебряного века, или песни Берковского, она очень любит песни Берковского, сядет в кресло-качалку и будет ещё час читать.
Под музыку, наведя себе лёгкую полутьму в комнате, и качаясь.
Это идеальное её состояние.
Песни с русским текстом читать ей не мешают.
Она читает одну книгу в день-два. Библиотека в её комнате огромна.
…начитается, сядет на велосипед и улетит.
Ей никого не надо: в смысле – сверстников. Она может часы и даже целые сутки проводить в одиночестве и не скучать.
Велосипед, скрипка, собака, книжка, музыка.
У нас, признаться, с ней особенно близкие отношения.
Но я даже не знаю, на чём они основаны.
Она всегда просит: а посиди со мной, пожалуйста.
И мы сидим. Иногда молча.
За десять лет она не провела надо мной ни одного женского эксперимента, никогда не пыталась мной манипулировать, и не просила в подарок ни одной игрушки.
Ей этого в голову не приходит.
Впрочем, вот велик недавно.
Но велик – не игрушка. Велик – способ лично набрать максимально возможную скорость.
А вот и третий ребёнок поднялся, сын.
Больше всего в своей жизни он думает о футболе.
Он готов обсуждать футболиста Месси часами.
Он всё время говорит про лучших голкиперов и форвардов.
Я ничего в этом не понимаю.
Футбол я смотрел один раз в жизни, минут двадцать. Мне понравилось. Но я не знаю, какая сила может меня заставить ещё раз потратить на это час, или сколько там.
Жена моя тоже не смотрела футбол никогда, и смысл этой игры для неё таинственен.
Вчера она спросила, поддерживая разговор о Месси, сколько игроков в каждой футбольной команде, и была удивлена, что их всего 11. Она была искренне убеждена, что их там не менее полуста, или даже больше.
Из музыки сын слушает только русский рэп.
Некоторое время я тоже слушал русский рэп, но потом разочаровался в этих замечательных парнях – в большинстве из них. Они не растут и не собираются этого делать.
Когда подросток восемнадцати лет обнаруживает в своей голове идеальные слова о том, как происходит его взросление, – это увлекательно и удивляет. Так я полюбил русский рэп в своё время. Но когда этому подростку уже 38 лет, а он существует за счёт всё тех же слов и прежних эмоций, – это утомляет.
Но моему сыну – далеко даже до восемнадцати; он с ними на одной волне, это нормально.
Сейчас старшая дочь накатается на велике, сын тем временем позавтракает, и они вдвоём, как мыши, тихо улягутся смотреть «Тихий Дон».
В своё время мы с женой и детьми посмотрели три экранизации подряд. Приключения Григория Мелехова произвели на детей неизгладимое впечатление.
Даже не знаю, что об этом думать. Зачем им история про Гражданскую войну, казачество и любовный треугольник ярких и яростных людей? Подобных персонажей они, кажется, не очень часто встречали в действительности.
Зачем им пронзительные казачьи песни – надрывные, наводящие такой ужас, что кажутся почти звериными?