Имя рек. 40 причин поспорить о главном — страница 7 из 34

Ну, товарищей из черты оседлости даже в составе первого советского правительства уже сто раз пересчитали – они даже там большинства не составляли, чего уж про Красную армию говорить. Что до латышей и китайцев, то здесь совсем незадача выходит.

А за кого ж тогда воевали британцы и французы в Мурманске и в Архангельске? За большевиков, что ли? Вроде нет.

Кого поддерживали немцы на Украине? Красную сволочь? Опять нет.

На кого ставили японцы во Владивостоке – никак, на Ленина? Увы, и здесь всё не так.

Поляки с кем воевали, с «белыми» или с «красными»? С «красными».

Басмаческое, как нынче его назвали бы, «сепаратистское» движение, поддерживаемое турками и всё теми же британцами, – оно с кем боролось? С «красными» командирами или с какими-то другими?

Кто бы тут говорил про китайцев и про латышей, но вот только не сторонники «белого» дела.

Тысячу копий переломали уже, споря о том, брал ли Владимир Ленин накануне революции немецкие деньги или не брал. Но никто в связи с этим не задастся банальным вопросом: допустим, немцы хотели разрушения России и насыпали Ильичу монет. А британцы, французы и японцы – они что, шли воевать за монархию и национальные русские интересы? Вы всерьёз так думаете?

Ленин брал немецкие деньги – плохо. А Колчак японские – это уже хорошо?

Что за логика такая.

И, другой, на засыпку, вопрос: отчего же взявший у немцев деньги Ленин немедленно занялся воссоединением Украины с Россией – вместо того, чтоб немцам её подарить; и одновременно самым активным образом приступил к подготовке революции в Германии?

Он что, был настолько глупым агентом, делая всё наоборот? Плохо читал по-немецки и перепутал текст приказа?

Военспецов в Красной армии из числа «бывших» было никак не меньше, чем в Белой армии.

Подумаем на досуге: отчего они все перешли на сторону большевиков? Потому что они были предателями России? Или, может, напротив – желали её спасения?

И кто в таком случае взял Россию в заложницы? Великий полководец Брусилов, преподававший красным командирам воинскую науку? Есть тут у нас кто-нибудь, кто Брусилова объявит врагом Отечества?

Сколько бы мы ни судили о «красных» и «белых» по новейшему лукавому кинематографу, но, если сохранившиеся фотографии той поры рассматривать, вдруг обнаруживается, что отчего-то сиволапые красноармейцы, равно как их командиры, выглядели ничуть не хуже их белогвардейских противников.

И сколько бы ни пытались нам перечислять красноармейские фамилии, напирая на то, что Фрунзе и Блюхер – это нерусь какая-то, всё время хочется пожать плечами и спросить: а что, барон Врангель на юге России или глава Северного фронта Евгений Карлович Миллер – были более русскими?

Может, несколько более существенная разница заключается, к примеру, в том, что за Фрунзе и Блюхером стояла Москва, а за Миллером – Лондон, а за Врангелем – Париж?

Что вовсе не отменяет любви к Родине у вершителей и солдат «белого» дела.

Однако по итогу о войне Гражданской, увы, имеет смысл говорить как о ещё одном этапе вечной Отечественной. И в очередной раз выиграли в той Отечественной войне – русские люди.

Совсем другой вопрос – ошибались они или нет; был ли марксизм химерой, или не был. Сегодня про другое разговор.

Разговор про то, что Щорс и Котовский на Украине были представителями русского и украинского народов, и воевали за нашу родную землю и её интересы. А гетман Скоропадский и Петлюра представляли чьи-то другие интересы – и ровно по этой причине проиграли. Есть ли среди нас русские патриоты, которые в данном случае готовы доказать обратное?

Чапаев – это и есть русский народ, и потому стал мифологической фигурой, воистину народной. Каковой Колчак, увы, не станет – в том числе и потому, что в минуты откровенности сам признавался, что является кондотьером, сиречь – наёмником чужеродных сил.

Вы скажете, что я упрощаю.

Быть может, быть может.

Но если мы взыскуем куда более серьёзного разговора – то лучше перечесть «Тихий Дон» и «Хождение по мукам», – и разглядеть, наконец, как метало русского человека, пытавшегося понять, где таится самая последняя правда.

Победить русского человека могли только два других русских человека.

Революция октября 1917 года – стала национальным делом.

Народ выиграл.

«Мать моя – Родина, я – большевик», – написал русский национальный поэт Сергей Есенин – а не кто-то за него.

И когда нам в очередной раз начнут рассказывать, что «голубая» кровь, истинная аристократия России, – оставила Родину, поруганную большевиками, – и посему мы долгие годы прожили без Бунина, Шмелёва, Мережковского и Бальмонта, мы снова только усмехнёмся: оттого, что и Александр Блок, и Андрей Белый, и Валентин Катаев, и Владимир Маяковский, и Анатолий Мариенгоф – тоже являлись русскими дворянами.

А то у нас всё время только и говорят про «красного графа» Алексея Николаевича Толстого – как будто он один такой был.

Не один, конечно: среди литераторов, принявших революцию, дворян было столько же, сколько среди литераторов, не принявших её.

Даже на поле русской культуры схватка шла не между озверевшим грязным мужиком, поддержанным китайцем и латышом, а между теми, кто принял новую русскую государственность, и теми, кто её не захотел признать и понять.

Лишь когда мы научимся воспринимать революцию как русское национальное деяние – только тогда может получиться разговор о её смысле и её последствиях.

Если она действительно была, как минимум, попыткой освобождения человечества – то честь русскому человеку и хвала.

Если революция эта обернулась чем-то иным – то и здесь мы сами виноваты.

Никто нас в заложники не брал.

Сами всё это и сделали: крестьяне, рабочие, купцы, казаки, дворяне, – как русские, так и представляющие все остальные народы, жившие с нами одной семьёй.

Это всё мы. Это всё про нас.

Чудакам по рукам

В среде русских националистов последнее время распространена одна, вернее, даже две вульгарные идеи: о том, что украинство как идеологию создали большевики, и они же слепили территорию Украины. Посему – большевикам позор и анафема. С точки зрения исторической это и так, и не так.

Советская власть, в той или иной форме, продолжала российскую имперскую политику. В двадцатые годы по всей стране была проведена масштабная образовательная работа, многократно превышавшая аналогичные действия, имевшие место в монархический период. Строили огромную семью народов, были вполне по-русски щедры и деятельны: в национальных областях появлялись не только школы и университеты, но зачастую создавалась с нуля письменность, следом – светская литература, стремительно заявляла о себе национальная интеллигенция; и так далее, и тому подобное.

Фантастика: но огромные, рассчитанные на века процессы – умещались в десятилетия.

Понятно, что часть нынешних русских националистов считает всю эту работу лишней и даже вредной, а либералы об этой деятельности умалчивают. Но ни радикальные националисты, ни радикальные либералы империй не строят; они в них живут и размножаются, чтоб время от времени предъявлять свои счета прошлому: «…ах, напортачили! А тут у вас что такое? Так бы и дать вам в зубы, бракоделы!»

Империи строит сложносочинённая российская государственная машина, где разнородные идеологии находятся в непростом взаимодействии. Работа с Украиной и украинством в этом строительстве была лишь одной из составляющих.

В случае Украины мы теперь получили некоторые проблемы, а в случае, скажем, Якутии имеем сверхмощный промышленный и интеллектуальный регион, лояльный России и Россией являющийся. Кто тут вправе и в силах сосчитать плюсы и минусы проделанной работы? Подсчёт куда чаще идёт там, где что-то не получилось, а там, где получилось, считается, что вроде «так и было». Нет, так не было. В Якутии, между прочим, имела место – и в дореволюционные времена, и в постреволюционные – жесточайшая антиимперская борьба.

В любом случае, если мы начнём отрицать имперскую работу как таковую, – осуждая административное деление тех или иных территорий, в том числе и по национальному признаку, участие российской администрации в изучении разнообразного местного культурного наследия, инкорпорацию национальных кадров, – начинать придётся точно не с большевиков.

Однако у вульгарных националистов сознание построено так, что они видят исключительно ближайшие времена.

Приходилось слышать вздорную точку зрения, что это большевики ввели в состав советской национальной элиты выходцев с Украины – Хрущёва, Брежнева, Черненко и так далее. Но известно ли нам, что в XVII–XVIII веках доля украинцев в епархиальном и монастырском священноначалии была большей, чем доля русских? К примеру, в XVIII веке епископские кафедры Русской церкви занимали порядка 90 малороссийских иерархов, им же принадлежало большинство мест в Священном синоде.

Здесь националисты нам скажут, что на тот момент и Украины никакой не было, а была Малороссия. Украину, напомним, создали большевики.

Между тем название Украина придумано, естественно, не большевиками, а прижилось с 1648 года, когда французский картограф де Боплан так назвал юго-восточные воеводства Речи Посполитой. Слово «Украина» используется в европейской картографии с 1660 года. Термин «государская Украина» встречается уже в документах времён Алексея Михайловича; хотя, действительно, официально эта часть царства именовалась «Малая Русь».

Националисты, услышав знакомое слово «Русь», скажут: так и надо было держаться за это название. Но тут кроется одна мелочь, о которой сегодня редко вспоминают. Дело в том, что самоназвание «Малая Русь» изначально несло потенциально сепаратистский оттенок. Когда архиепископ Копинский впервые употребил словосочетание «Малая Русь» в письме к патриарху Московскому Филарету, он имел в виду следующее: Филарет именуется патриархом «всея Руси», но Малая Русь остаётся отдельным образованием, в понятие «всея» её вносить не стоит.