А. Адамович. Но ведь обязательно появится мессианство, желание свое навязать другому.
А. Сахаров. Должно быть встречное движение. А мессианство — это всегда экстремизм.
В. Синельников. Вы рискнули бы предположить фатальную нашу обреченность, как это делает религия?
А. Сахаров. Есть общий и несомненный предел существования цивилизации на земле — существование солнечной системы. Это десять — двенадцать миллиардов лет, земля уже просуществовала более трети отпущенного ей времени.
А. Адамович. Ну, Циолковский обещал, что мы превратимся в луче^вую энергию и рассеемся по вселенной.
А. Сахаров. Я думаю, что это не так. Человечество все-таки должно жить на Земле, жить долго, не загубить себя в ближайшие несколько столетий, или несколько десятилетий, или несколько лет. Конечно, в отдаленной перспективе оно будет колонизировать другие миры, что не означает прекращения жизни на земле. И все же разрешите за несколько миллиардов лет вперед не заглядывать, нет никаких данных для представления о том, что там будет. А вся наша цивилизация в сравнении с этим сроком — мгновение.
А. Адамович. Что совершенно точно: слова «капитализм» и «социализм» через миллиарды лет никто знать не будет…
А. Сахаров. Я не знаю, будут ли слова вообще. Может быть, способ общения и мышления будет другой, но это нас совершенно не должно волновать. На тысячелетие вперед планировать жизнь человечества, наверное, можно, но мы должны выйти на какой-то стационарный режим, который совместим с экологической безопасностью. Это произойдет, как я думаю, как я надеюсь, на протяжении нескольких десятилетий или столетий, и в стационарном режиме человечество будет сохраняться, жить на воспроизводимых ресурсах, не нарушая среды обитания, — вот идеальная схема, которая возможна только с использованием достижений науки, будущей науки. Уже сегодня у нас довольно широкий диапазон возможностей. Если вернуться к ядерной энергии, с которой мы начали, то она принадлежит именно к этому диапазону. На путях бедности мы не придем к благополучному миру. К нему можно перейти, только благополучно развиваясь, имея высокий уровень жизни, имея возможность не беспокоиться за себя и за своих близких.
А. Адамович. Но мы ведь согласились: еще один незапланированный «мирный» взрыв — и конец стране.
А. Сахаров. Взрывов быть не должно. Это нужно исключить не с вероятностью честного слова. Не строить наземных станций, категорически не строить. А мы всё время возвращаемся к новым экологически вредным проектам, и каждый проект имеет своих защитников. Нельзя этим защитникам поручать экспертизу на безопасность, это даже психологически для них непреодолимый барьер.
А. Адамович. Вы считаете, что экологическая опасность сегодня становится, чуть ли не номером один?
А. Сахаров. Я думаю, нумеровать опасности — не так уж обязательно. Мы можем без этого обойтись, если примем твердое решение, что не упускаем из вида ни ту, ни другую — ни военную, ни экологическую. Вот такое решение принять необходимо. Вот, например, есть проблема бразильских лесов. Моя жена говорила на Пагуошской конференции, что надо платить бразильцам за кислород. Если мы можем платить крестьянам в Турции, чтобы они не разводили мак, то тем более можно платить бразильцам, чтобы они не рубили свои леса. Это решение может быть принято международной организацией: установить определенный процент национального дохода, маленький процент, скажем, одна десятая процента, на самом деле это будут колоссальные деньги. Я не знаю, какой суммарный национальный доход на Земле, но он триллионами исчисляется… Иначе бразильцы через 50 лет лишат нас «легких», ну просто дышать нечем будет…
В. Синельников. А озонная дыра?
А. Сахаров. Проблема озонной дары очень неясна в научном смысле. Мы не знаем, что является ее причиной, может быть, это проявление каких-то периодических космических процессов, которые Земля уже много раз переживала и выходила из них без больших потерь.
А. Адамович. Японцы уже отнеслись к этому практически, они закрывают фреоновые производства…
А. Сахаров. Есть международное решение по этому вопросу, оно очень интересно составлено, развитые страны сокращают производства, слаборазвитым странам оно разрешено. Советский Союз к слаборазвитым странам отнесен…
А. Адамович. А мы и обрадовались? А была идея у американцев — надувать шары озоном и запускать, то есть латать дыры в атмосфере. Поднимать их туда и там озон выпускать.
А. Сахаров. У меня есть более сумасшедшая идея: колоссальное количество озона образуется при высотных ядерных взрывах.
А. Адамович. Образуется озон?
А. Сахаров. Да. Так чудесно пахнет после взрыва.
А. Адамович. Да тот ли это озон?
А. Сахаров. Озона двух сортов не бывает. Это как осетрина второй свежести.
В. Синельников. Вы, пожалуйста, не высказывайте эту идею.
А. Сахаров. Да, я боюсь ее высказывать. Но если дойдет до катастрофического положения…
А. Адамович. А вот была когда-то идея одного дипломата: если разоружение не получается, давайте над Антарктидой взорвем водородную бомбу, соберем всех политиков, корреспондентов, пусть посмотрят в натуре, что это такое. Может быть, и напугаем.
А. Сахаров. Один из моих друзей высказывал другую идею. Построить город, людьми его не заселять, поместить там животных… Да… Сделать там коммуникации, газ, провести электроэнергию, в общем, реальный город, потом взорвать большую термоядерную бомбу и показать людям. Это будет реальная демонстрация.
Я должен сказать, что когда в свое время я был на испытаниях, было построено семь или восемь больших зданий, и, когда я шел мимо них разрушенных, это было очень сильное впечатление.
В. Синельников. А у вас есть личная доза облучения?
А. Сахаров. Может быть, и есть. Я совершил большую глупость после испытания 12 мая 1953 года — из машины вышел на поле. Я не знаю, какая там была доза, это было минуты две-три, а потом мы уехали довольно скоро, я не знаю своей дозы…
А. Адамович. Андрей Дмитриевич, вам не приходили мысли о том, что не стоило выносить из лаборатории «рецепт» бомбы? Не кажется вам, что все последующие годы вам приходилось бороться с последствиями своего изобретения?
А. Сахаров. Тогда я считал, да и сейчас считаю, что, передавая это оружие Советскому правительству, я способствовал поддержанию стратегического военного равновесия.
Вообще я человек эволюционирующий… но не настолько!..
[1989]
Телеграмма
Минск ЦК КПБ товарищам
Соколову Е. Е. Игрунову Н.С.[103]
Представители минской общественности обратились ко мне как народному депутату за содействием отметив что городские власти не разрешают митинг молчания по случаю годовщины чернобыльской трагедии Непонятно, как можно лишать людей права выражать подобные чувства. И вряд ли возможно справиться без участия этой общественности с той сложной ситуацией в какой оказались наши южные и восточные районы Мы и без того слишком упустили считая что начальству и специалистам виднее что и как делать кому следует и кому не следует знать всю правду о чернобыльской ситуации Так разумно ли отталкивать общественность и на этот раз Не лучше ли было бы направить эти чувства народа на помощь пострадавшим районам
Алесь Адамович [1989]
Выступление на митинге I\-го «Чарнобыльскага шляху»
Дорогие минчане! Я к вам все-таки приехал, хотя я знаю, что вы очень на меня обижены, что я назвал ваших руководителей «вандеевцами». Я вот что хочу сказать: мы здесь говорим о лицах, которых надо судить. Действительно, Чернобыль связан не только с большой ложью, но и с прямыми преступлениями, служебными преступлениями. И, безусловно, мы придем все-таки к экологическому Нюрнбергу. Это неизбежно в нашей стране. Потому, что если не остановить эту безответственность, эту круговую поруку лжи на всех уровнях, на самых высоких, мы не спасемся, если не от Чернобыля этого, то следующие такие события будут неизбежны. А мы живем в такой удивительной стране, когда всё время одна половина народа со стыдом время от времени встречается с другой половиной народа. В [19]56 году половина страны со стыдом встретилась с той половиной: которая пришла из лагерей, которая сидела в лагерях, про которую мы не хотели знать и не хотели думать. Мы сегодня встречаемся с половиной Белоруссии, которая три года жила за невидимой полосой. Сегодня мы с ними встретились и снова должны чувствовать себя виноватыми. Не только они виноваты, но и мы виноваты.
Достаточно ли ученые вчера делали то, что они делают сегодня и должны делать? Достаточно ли это делали писатели, журналисты, телевидение? Нет, не делали этого. Если бы пришли наши руководители сюда, может быть, они бы вам много рассказали, как много они сделали. Я еще в [19]8б году в мае месяце слышал от Слюнькова всю программу той работы, которая должна была делаться в Белоруссии. Правда, меня тогда немного удивила одна такая деталь. Я ее скажу. Она не документирована, но если человек и откажется, все-таки она была. Помню, меня что удивило. Николай Никитович мне говорит: «Мы были в Совете Министров и нам, не нам, а украинцам (вот здесь украинские товарищи будут выступать) говорят: учитесь у белорусов, надо так, как белорусы». А как белорусы? Мне было сказано: украинский премьер-министр полтора часа плакался, просил помощи, а наш Ковалев за 10 минут сказал, что всё хорошо. Но эти десять минут дорого нам обошлись. Мы отказались от той помощи, которую все-таки получили украинцы. Эта помощь, хоть их тоже не спасает. Им нужна чистая земля. Вот эта наша, белорусская скромность за счет народа. Потому, когда б они сюда пришли наши товарищи-руководители, они бы рассказали, как сегодня много делается, как кладем мы асфальт, как ставим вместо деревянных каменные столбы, как миллионы и миллионы бросаем на помощь будто бы нашему народу.