Когда мои друзья ноют, что, мол, ничего не получ/ается/ с перестройкой, я напоминаю. А это, да это стоит — уничтож/ение/ ракет — всех и любых успехов!
Не удивит/ельно/, что я и к Р/ейгану/ проникся. В США был его главным адвокатом.
… А Р/ейгану/ приходится платить за самый лучший свой в жизни шаг — за договор о ракетах.
… Проблема такого сосуществ/ования/, когда присут/ствие/ др. страны, просто-таки полезно. Для нормального критического отнош/ения/ к своей системе.
… Как быть дальше нам, друзьям?
Обниматься и хвалить другую сторону, что они тоже люди. Или продвинуться вперед, и уже как не враги, а как партнеры, помогать изживать недостатки той и др. системы.
Так что же: все проповеди не убедили, а вот бомба убедит! Что ж, если мы, люди, такие!
Но тоже истина: лишь близость смерти рождает гпубоч-/айшие/ мысли о жизни и истину. Это истинно по отнош/ению/ отдел/ьного/ чел/овека/. И — человечества, к/отор/ое смертно уже.
Был в США. Видел, как распадается образ врага: рус/ского/ с ножом в зубах, амер/иканца/ — с долларом в зубах!
Развить чувство горечи и отвращ/ения/ к любому насилию! Но обращено должно быть на себя — это чувство.
24-31.10.1988.
Когда писал «Пастораль», вопрос был: можно было или нельзя — собой пожертвовать (как народом) ради спасения человеч/ества/.
Высшая ценность — род человеч/еский/. Не дай Бог — выбирать.
Но нужен шоковый пример, чтобы понять новое мышление.
Писал «Пастораль»: ситуация — русский и американец должны — нанести «удар возмездия». Ну, а как быть: они твою — половину планеты уничтож/ат/ — ты их? Их половину? Бросил слова на Форуме по выживанию [человечества]. — Что он говорит?!
Полгода прошло — и…
«Пастораль» — из первоматерии — точка, взрыв и т. д.
Нет, не было и точки материи, а лишь энергия согнутого пространства, что она, как лук, тетива и запустила мир, Вселенную. Всё дело в пространстве. И тут тоже.
Уговар/ивал/ Хр/истос/: будьте братьями — не получилось.
Маркс: пролет/арии/-братья, соединяйтесь!
То же самое, в общем.
Сделали бомбу, способную убить всех и…
Говоря сл/овами/ Эйнштейна: чем больше тень [Бомбы], тем больше понимаем — братья!.. Братья это в общем-то хорошо. Но братья не во Христе, а братья в Бомбе — что-то тут зловещее есть.
Лично я это ощутил еще, когда писал послеядерную «Пастораль», антиутопию с ситуацией: американец (последний) и рус/ский/ (последний) должны нанести удар возмездия, сознавая, что, м.б., ще-то еще сохранился очажок жизни. Как не нанести, если они выжгли мой род?
И другой тоже самое спрашивает.
Но, м.б., мой род — это не те, даже не рус/ские/ (их нет уже), не америк/анцы/ (их тоже нет), а червячки-жучки, к/отор/ые наверняка погибнут от твоего последнего патриотизма?
И вот проблема невиданная: пренебречь чувством традиционного/ патриотизма, героизма и пр. не ради даже человечества в целом (это бы уже легко!), а ради жизни, как таковой.
И вот, когда я уперся в эту ситуацию, я решился с промежуточной статьей все-таки вылезти на люди. Сделать предметом обсуждения страшную диллему в духе нового мышления. К/отор/ое, оказывается, бывает страшноватым. Как и новая мораль братьев по Бомбе.
Чел/овек/ собой жертвует во имя народа — примеров уйма. Ну, народ, отдельный — во имя всего рода человеческого? Или если человек поставлен в страшнейшую ситуацию: долг перед народом и долг перед человечеством разведены Бомбой по разным полюсам.
.. Я бы так переформулировал Эйнштейна: чем больше тень Бомбы покрывала планету, тем лучше, яснее мы осознавали, сознаем: навязывать себя, свое другим — это даже братьев превращать в смертельно опасн/ых/ врагов.
Плюрализм любых философий — без мессианства!
80 диссер/таций/ о победе в атом/ной/ войне?
Брежнев, правда, изрек на 26 съезде: мечтать о победе — безумие… (заслуга кого-то из помощников?), но когда мы — алармисты[164] пытались делать упор на этом — били по рукам.
В Минске — конференция об этом. Нач/ало/ 83 г. — первая ласточка.
А меня позвал в ЦК Ив. Ив. — что вы всё пугаете? Кто сказал, что погибнет человеч/ество/? Ученые? А вот военные…
И — классическое: «Если от нар/ода/ нашего останется 10 чел/овек/, ваша задача, моя задача — чтобы они остались сов/етскими/ людьми».
Сегодня он бегает по Москве, этот И. И. и предпочитает не вспоминать.
Не будем забывать, что огромнейшая заслуга П/ерестройки/, что она родила принцип, формулу: Победы в ядер/ной/ войне быть не может!… А говорят: что дала перестройка/? Давим ракеты.
Создать бы Музей III мир/овой/ войны — несостоявшейся: взорванные «Першинги», СС-20 и пр.
… Не просто рассуж/дать/ правильно о войне и мире, а так, чтобы в шок, в пот бросало.
Тем более, если вдуматься до конца, то это самое новое мышление атом/ной/ эры вовсе не такая благостная вещь. От него страшноватенько бывает — от Н/ового/ М/ышления/.
Сознательно искали такое, что привело бы в ярость сторон/ников/ старого мышления, авторов тех диссертаций. И не только их — но что заставляло бы и народонаселение призадуматься.
И иногда достигало результатов.
Индия. 14 ноября 1988 г.
Никто не готов был к ядер/ному/ веку, ни одна философия/. М.б., кроме индуистской, скажу я — с этой абсолют/ной/ толерантностью.
… Но обоим [европейской и индийской философиям] необходимо возвыситься над всеми прошлыми историческими различиями, выработать, наконец, образ мыслей, единый для всего человечества.
Альберт Швейцер.
И какие краеугольные камни в будущем храме?
Один найден: ненасилие, ненасильственная планета. И найден он у вас, в Индии — в вашей философии, в вашей истории…
А если кое-кто у вас ищет мудрости теперь — в нашем, европейском — боюсь, ждут его (их) наши разочарования. Уж мыто довели его — до Гитлера, до Сталина. Еле голову сносили!
Ненасильственный мир.
Древнеиндийская заповедь ахимсы — «неубиение», «непричинение зла».
Этика благоговения перед жизнью. Принцип высокого сохранения и поддержания жизни.
Внести это в политику. Вот что сделали Раджив Ганди и Горбачев: соединить выс/шую/ этику благоговения перед жизнью с самой цинич/ной/ областью — политикой.
Роль европейцев: дать почувствовать (и индийцам) значение их философии, принцип ахимса для атомного века.
Швейцер: То, что мы наз/ываем/ любовью, по сути есть благоговение перед жизнью.
Я летел и читал Швейцера о филос/офии/ индийской и европейской. И подумал, уже не он, а я: что Европа, мы можем в этом освоении вашей философии. А можем почувств/овать/, что больше всего из вашей ист/ории/ важно в атом/ный/ век: ваша филос/офия/ терпимости.
Интересный случай: гость Вилли Брандта[165] Д. Гранин выступал в Бонне и сказал под аплодисменты немцев (подарок за правдивость):
— А ведь мы, рус/ские/ счастливы были, когда амер/иканцы/ жгли ваш Дрезден!
Как и немцы радов/ались/ горящим рус/ским/ городам. Увы, психология войны.
И на атом/ную/ войну психол/огия/. Эту переносили еще 10–20 лет назад. Сегодня нет: мысль заранее корчится от представ/ления/, что какой-то противник гореть будет от наших бомб. Как если бы он — это были мы. Но ведь так оно и есть. Мы все — человечество.
Бомба и амбиции.
… Тейлор — изобрет/атель/ техники военной, к/отор/ый ощутил на Кр/асной/ пл/ощади/ в поле действия своей Бомбы… И он сказал: я не нажал бы, даже когда бы упала на Нью-Йорк. Вот это да!
Нужны такие шокирующие заявления? Да, чтобы люди освобод/ились/ от старых представлений.
1989
20.1.1989 г. Нью-Йорк
Земляне! Перенесем нашу прекрасную цивилизацию человека разумного на другие планеты, в иные миры, во все уголки вселенной!..
Я.А.Г. вчера сказал: «Хочу комплимент вам сделать: вы за 3 или 5 лет заговорили (о войне, разоружении) так, как заговорили потом наверху».
… (два или три года назад, 1986?), и я изложил то, что уже в «Пастораль» вложил, а именно — убедить наших отказаться от коммессианства, наличие другой системы воспринимать как велич/айшую/ удачу.
Собственно это я уже заложил в статье, к/отор/ая вошла в «Прорыв». Так что не 2–3 года (если не все 4) бежим впереди паровоза.
Фермер амер/иканский/: — Мы и вас прокормим, только не воюйте! Предложение: мы у них на глазах давим ракету, плавим танк, а они нам столько-то продуктов.
… И все-таки дало результат. А ведь это 1983 г., когда наша страна была в параличе бездействия, а США в рейгановском мазохистском экстазе: лучше быть мертвым, [чем красным]!
…Нужно было сбросить с себя это наваждение. А для этого ощутить: все мы — одно, не они и мы, а мы и никто больше. Много приемов искали: поселить детей у «противника». Семьи руководителей и т. д.
И чем больше сознавали, что никто [не выживет] — что все люди братья. По-настоящему.
[К молодым.] Знать правду — великое преимущ/ество/. Чел/овек/ знающий — иной чел/овек/. С ним будут считаться, вынуждены.
Старайтесь знать, узнать — всё! И будьте бдительны. От автора.
Так о чем эта книга [«Мы — шестидесятники»], составленная из статей и выступлений за несколько лет, публиковавшихся и не публиковавшихся прежде?
Человечество всё больше ощущает себя, осознает, что оно в тисках глобальных проблем. Где-то отпускает (или кажется, что немного отпустило) где-то и чем-то прижимает еще сильнее, но, в общем — и тревожно и всё более неуютно на нашей прекрасной планете. И часто бывает, как боль в теле: одна или новая заглушает, как бы отсасывает прежнюю, которая, как далекий, но зловещий фон, но тоже существует. Мы меньше стали писать, говорить и даже думать об угрозе ядерного всеистребления: экология и перестройка экономики и политической системы нашей, эти страсти возобладали. Тем более, что видны, ощутимы первые результаты разоружения. Но до освобождения планеты от дьявольского ядерного оружия еще так далеко! Всё это переплетается в жизни, в нашем сознании — угрозы войны, экологические проблемы, кипение, трудности перестройки. Совершенно также переплетено это, взаимодействует и взаимопроникает и в книге. Потому что из реальности и в книги наши переходит нерасторжимость непреодоленности.