Я на собственном опыте знал, как много проку от Элодина.
– Ну, так и как же вы сумели остановить пожар?
– Никакой особой тайны тут нет, – ответил он. – Я был готов к подобному происшествию и держал у себя в кабинете небольшой пузырек этого вещества. Я использовал его как связь и вытянул теплоту из пролитого. Реагент остыл и перестал кипеть, а оставшийся туман быстро выгорел. Львиная доля реагента ушла в стоки, а тем временем Джаксим и прочие рассыпали известь и песок, чтобы справиться с тем, что осталось.
– Да не может быть! – сказал я. – Тут же была настоящая печка. Не могли вы отвести так много таумов теплоты. Куда бы вы ее дели?
– У меня стоял свободный жаропоглотитель как раз на этот случай. Пожар – как раз простейшая из неприятностей, к которым я готовился.
Я отмахнулся от этого объяснения:
– Все равно, не может такого быть! Там же было, наверное…
Я попытался вычислить, какое количество теплоты ему пришлось бы отвести, но сбился, не зная, с чего начинать.
– По моим прикидкам, порядка восьмисот пятидесяти миллионов таумов, – сказал Килвин. – Но для того чтобы узнать точнее, придется проверить ловушку.
У меня язык отнялся:
– Но… как?!
– Быстро! – он сделал многозначительный жест забинтованными руками. – Но не легко.
Глава 68Прямо сквозь огонь
В следующий день я вступил босым, без плаща, погруженный в мрачные думы о своей жизни. Новизна роли героя быстро выветрилась в свете моего нынешнего положения. У меня остался один комплект драной одежды. Ожоги у меня были несерьезные, но непрерывно болели. Денег на обезболивающие у меня не было, на новую одежду – тоже. Я грыз горькую ивовую кору, и на душе у меня тоже было горько.
Нищета висела у меня на шее тяжелым камнем. Никогда еще я не осознавал настолько отчетливо всей пропасти между мной и остальными студентами. У любого, кто учился в универе, была страховка на случай падения. Родители Сима были атуранскими аристократами. Вил происходил из богатой купеческой семьи в Шальде. И если у них что-то шло не так, они могли занять денег, пользуясь положением своей семьи, или написать домой.
А я себе не мог позволить даже башмаки купить. И рубашка у меня осталась всего одна. И как я могу надеяться проучиться в университете все те годы, что потребуются мне, чтобы сделаться полноправным арканистом? И как я могу надеяться достичь более высокого ранга, не имея доступа в архивы?
К полудню я довел себя до такого угрюмого настроения, что за обедом огрызнулся на Сима, и мы устроили скандал, словно старые супруги. Вилем не вмешивался и из осторожности не поднимал глаз от своей тарелки. Наконец они, откровенно пытаясь меня развеселить, пригласили меня пойти завтра вечером на тот берег на «Три пенни за желание». Я согласился: мне говорили, что актеры ставят пьесу Фелтеми в изначальном виде, а не в одной из этих урезанных версий. Она как раз соответствовала моему настроению: черный юмор, трагизм и предательство.
После обеда я узнал, что Килвин уже распродал половину моих излучателей. Поскольку это должны были быть последние голубые излучатели, и новых некоторое время не будет, цена оказалась довольно высокой, и на мою долю пришлось чуть больше полутора талантов. Я подозревал, что Килвин нарочно чуть задрал цену, и это уязвило мою гордость, однако я был не в том положении, чтобы смотреть в зубы дареному коню.
Впрочем, даже это моего настроения не улучшило. Ну вот, теперь я мог купить себе башмаки и поношенный плащ. Если я буду вкалывать как собака до конца четверти, я, возможно, наскребу денег достаточно, чтобы вернуть проценты Деви и оплатить учебу. Но эта мысль меня не радовала. Я более чем когда-либо сознавал, насколько шатко мое положение. Я пребывал на волосок от катастрофы.
Настроение мое скатывалось все ниже и ниже. Я прогулял симпатию для продолжающих, чтобы сходить на тот берег, в Имре. Мысль о том, чтобы повидать Денну, была единственным, что могло хоть чуть-чуть меня порадовать. И мне же еще нужно было ей объяснить, почему я пропустил уговоренный обед.
По дороге в «Эолиан» я купил себе пару невысоких башмаков, удобных для ходьбы и достаточно теплых, с учетом надвигающейся зимы. В результате мой кошелек снова почти опустел. Выходя от сапожника, я угрюмо пересчитал монеты: три йоты один драб. Да у меня бывало больше денег, когда я жил на улицах Тарбеана!
– Ты сегодня вовремя, – сказал Деох, когда я подходил к «Эолиану». Тебя тут ждут!
Я поневоле расплылся в дурацкой улыбке, хлопнул его по плечу и вошел.
Но вместо Денны я увидел Фелу, в одиночестве сидящую за столом. Станхион стоял рядом и болтал с нею. Увидев меня, он махнул мне рукой и отправился на свой привычный табурет у стойки. Проходя мимо, он дружески похлопал меня по плечу.
Увидев меня, Фела вскочила и бросилась ко мне. На миг я подумал было, что она сейчас кинется ко мне в объятия, как будто мы встретившиеся вновь влюбленные в ходульной атуранской трагедии. Но она остановилась, немного не добежав, взмахнув своими черными волосами. Она была так же очаровательна, как всегда, но на высокой скуле у нее багровел здоровенный синяк.
– О нет! – воскликнул я, машинально вскидывая руку к своей скуле. – Это что, я тебя так уронил? Прости, пожалуйста!
Она недоверчиво уставилась на меня, потом расхохоталась:
– Это ты извиняешься за то, что вынес меня из огненного ада?
– Нет, только за то, что упал и уронил тебя. Это вышло чисто по глупости. Я забыл задержать дыхание и надышался дурным воздухом. А больше ты нигде не пострадала?
– Ну, другие места я тебе на людях показать не могу, – сказала она, слегка поморщившись, и передернула бедрами – надо сказать, это меня сильно отвлекло от темы.
– Ну, надеюсь, ничего серьезного?
Она скроила свирепую мину:
– Ну, знаешь ли! Я рассчитываю, что в следующий раз ты будешь поаккуратнее. Когда девушке спасают жизнь, она все-таки ожидает более любезного обращения.
– И то верно, – сказал я, успокаиваясь. – Будем считать, что это был пробный старт.
На миг между нами воцарилась тишина, и улыбка Фелы немного потускнела. Она было потянулась ко мне, потом замялась и уронила руку.
– Нет, Квоут, серьезно, я… Это был самый страшный момент в моей жизни. Всюду огонь, и… – Она потупилась и заморгала. – Я знала, что вот-вот погибну. Нет, правда, я все понимала. И стояла, как… как кролик какой-нибудь! – Она подняла голову, сморгнула слезы и снова просияла улыбкой, такой же ослепительной, как всегда. – И тут вдруг ты, прямо сквозь огонь! Это было самое потрясающее, что я видела в своей жизни. Это было, как… Ты когда-нибудь «Деонику» смотрел?
Я кивнул и улыбнулся.
– Это было, как будто Тарсус вырвался из ада! Ты прошел сквозь пламя, и я поняла, что все будет в порядке.
Она сделала полшага в мою сторону и коснулась моей руки. Я чувствовал тепло ее ладони сквозь рубашку.
– Я вот-вот должна была погибнуть… – Она осеклась, смутилась. – Ой, ну вот, я повторяюсь.
Я покачал головой:
– Неправда. Я же тебя видел. Ты искала выход.
– Нет. Я просто стояла столбом. Совсем как те глупые девчонки в сказках, которые читала мне маменька. Я их всегда терпеть не могла. Я спрашивала: «Ну почему она не вытолкнула ведьму в окно? Почему не подсыпала людоеду яду?»
Фела снова опустила голову, и ее волосы упали, закрывая лицо. Ее голос звучал все тише, тише, пока не превратился в шепот:
– «Почему она просто сидит и ждет, пока ее спасут? Почему бы ей не спастись самой?»
Я положил свою руку поверх ее руки, надеясь, что этот жест ее успокоит. И тут я кое-что заметил. Рука у Фелы не была тонкой и хрупкой, как я ожидал. Это была сильная, мозолистая рука скульптора, привычная к многочасовым трудам с молотком и резцом.
– Рука-то у тебя не девичья, – сказал я.
Она вскинула голову, посмотрела на меня, глаза у нее блестели от набежавших слез. Издала удивленный смешок, наполовину похожий на всхлип.
– У меня… что?
Я зарделся от смущения, сообразив, что я только что ляпнул, однако продолжал:
– Это не ручка какой-нибудь изнеженной принцессы, которая только и знает, что плести кружева и ждать принца, который ее спасет. Это рука женщины, которая сплетет веревку из собственных волос и спустится по ней, чтобы вырваться на волю, или убьет людоеда, когда тот уснет.
Я посмотрел ей в глаза.
– Это рука женщины, которая могла бы и сама выбраться из огня, если бы я не подоспел. Может, она и обожглась бы, но сумела бы спастись.
Я поднес ее руку к губам и поцеловал. Это выглядело сейчас наиболее уместным.
– Но все равно, я рад, что оказался рядом и сумел помочь.
Я улыбнулся.
– Так что, говоришь, как Тарсус?
Она вновь ослепила меня своей улыбкой:
– Как Тарсус, Прекрасный Принц и Орен Велсайтер в одном лице! – со смехом ответила она и стиснула мою руку. – Иди-ка взгляни. Я тебе кое-что приготовила.
Фела отвела меня к столику, за которым сидела, и протянула матерчатый сверток.
– Я спросила у Вила с Симом, что бы такое тебе подарить, и мне показалось, что это будет кстати…
Она умолкла и вдруг застеснялась.
Это был плащ. Цвета темно-зеленой листвы, из хорошей ткани, отличного покроя. Эту вещь явно не у старьевщика купили. Сам я себе такую одежду позволить никогда бы не смог.
– Я велела портному сделать много-много кармашков, – нервно сказала она. – Вил с Симом оба упомянули о том, что это важно.
– Какая прелесть! – сказал я.
Она снова просияла улыбкой.
– Мерок я не знала, пришлось заказывать наугад, – созналась она. – Давай поглядим, впору ли он тебе.
Она взяла у меня плащ, подступила вплотную и накинула его мне на плечи. Ее руки обвили меня чем-то очень похожим на объятия.
Я застыл, выражаясь словами Фелы, как кролик какой-то. Она была так близко, что я чувствовал ее тепло, а когда она нагнулась, чтобы поправить плащ у меня на плечах, одна из ее грудей задела мою руку. Я застыл неподвижно, словно статуя. Через плечо Фелы я видел, как ухмыляется Деох, глядя на нас через зал, со своего места у дверей.