Я расплылся в улыбке:
– Приятно видеть, что я не единственный, кому не удается уловить ее суть!
– Да, она вообще довольно неуловимая, – согласился Деох и допил свой бокал. Он взял бутылку, легонько постучал ее горлышком о мой бокал. Я осушил его, и Деох снова налил нам обоим.
Он продолжал:
– Она и тогда была такой же непоседливой и неукротимой. Такой же хорошенькой, так же бросалась в глаза и заставляла останавливаться сердце. – Он снова пожал плечами. – Ну, как я и говорил, почти такой же. Чудный голос, легкая походка, острый язычок, восхищение мужчин и презрение дам в примерно равных количествах.
– Презрение? – переспросил я.
Деох посмотрел на меня так, будто не понимал, о чем я спрашиваю.
– Ну, женщины же Денну ненавидят, – сказал он так обыденно, словно повторял то, что мы оба давно знаем.
– Ненавидят? – эта мысль поставила меня в тупик. – За что?
Деох непонимающе уставился на меня, потом разразился хохотом.
– Боже милосердный, да ты и впрямь ничего не смыслишь в женщинах, да?
В другое время я бы ощетинился, услышав нечто подобное, но Деох говорил совершенно добродушно:
– Ну подумай сам. Она мила и очаровательна. Мужчины толпятся вокруг нее, точно олени во время гона… – Он махнул рукой. – Разумеется, женщинам это не по вкусу!
Я вспомнил то, что сказал Сим о Деохе меньше оборота назад: «Он снова ухитрился завладеть самой красивой женщиной из присутствующих! За такое человека поневоле возненавидишь!»
– Мне всегда казалось, что она довольно одинока, – заметил я. – Возможно, именно поэтому…
Деох серьезно кивнул:
– Отчасти это правда. Я никогда не видел ее в обществе других женщин, а с мужчинами ей везет не больше, чем… – Он запнулся, подбирая сравнение. – Чем… а, черт! – Он безнадежно вздохнул. – Ну, ты же знаешь, как говорится: подобрать удачную аналогию так же трудно, как… – Я напустил на себя задумчивый вид. – Как…
Я сделал неопределенный жест, словно хватал что-то.
Деох рассмеялся и подлил вина нам обоим. Я начал понемногу успокаиваться. Существуют особые товарищеские отношения, которые редко возникают иначе, как между мужчинами, которые сражались с одним и тем же врагом или были знакомы с одной и той же женщиной.
– Она и тогда так исчезала, да? – спросил я.
Он кивнул:
– Без предупреждения, возьмет и пропадет. Иногда на оборот. Иногда на несколько месяцев.
– «Нет ничего непостоянней ветра и женской прихоти», – процитировал я. Хотел философски, а вышло горько. – А почему, ты не знаешь?
– Я размышлял над этим, – философски ответил Деох. – Думаю, отчасти дело в ее натуре. Возможно, у нее просто в крови тяга к странствиям.
Когда я это услышал, мое раздражение несколько остыло. Раньше, еще в труппе, отец иной раз заставлял нас сниматься с места и уезжать из города, хотя вроде бы нас и принимали хорошо, и публика была щедра. Потом он мне иногда объяснял, в чем причина: констебль не так поглядел, молодухи городские вздыхали чересчур нежно…
А иной раз он делал это безо всяких причин. «Сынок, мы, руэ, созданы для странствий. И когда моя кровь шепчет, что пора в путь, я предпочитаю ей довериться».
– Но, по всей вероятности, в большинстве случаев у нее так обстоятельства складывались, – продолжал Деох.
– Обстоятельства? – с любопытством переспросил я. Она ни разу не говорила о своем прошлом, когда мы были вместе, ну а я всегда старался на нее не давить. Я понимал, каково это – не хотеть распространяться о своем прошлом.
– Ну, у нее же нет ни семьи, ни средств к существованию. Ни старых друзей, которые могли бы помочь ей выбраться из сложной ситуации, если понадобится.
– Ну, у меня тоже… – буркнул я. Вино настроило меня на угрюмый лад.
– Это все-таки разные вещи, – сказал Деох с легкой укоризной. – У мужчины масса возможностей найти свой путь в жизни. Ты вот в университете пристроился, а если нет, у тебя были бы другие варианты.
Он многозначительно посмотрел на меня.
– Ну а какие варианты доступны молоденькой красивой девушке без семьи, без наследства, без дома?
Он принялся загибать пальцы:
– Можно стать нищенкой или шлюхой. Можно сделаться любовницей какого-нибудь аристократа – другой кусок от того же каравая. А мы знаем, что наша Денна не согласится стать содержанкой или чьей-то подстилкой.
– Ну, есть же и другая работа, – сказал я и тоже принялся загибать пальцы. – Белошвейкой, ткачихой, служанкой…
Деох фыркнул и посмотрел на меня с отвращением:
– Послушай, парень, ну ты же не дурак! Ты же знаешь, что это за работа такая. И знаешь, что хорошенькую девушку без семьи все равно будут использовать так же, как шлюху, только что платить за труды станут меньше.
Я слегка покраснел, пристыженный его упреком, сильнее, чем в другое время, потому что на мне сказывалось выпитое. Губы и кончики пальцев у меня слегка онемели.
Деох снова наполнил наши бокалы.
– Не стоит смотреть на нее свысока оттого, что она идет, куда ветер дует. Ей приходится пользоваться любой возможностью, какая представится. Если ей представляется шанс куда-то поехать с людьми, которым нравится, как она поет, или с торговцем, который рассчитывает, что ее хорошенькое личико поможет распродать товар, кто может винить ее за то, что она снимается с места и уезжает из города? Ну, и если она малость приторговывает своим очарованием, я ее за это винить не стану. Молодые знатные люди ухаживают за ней, дарят подарки, платья, украшения…
Он пожал широкими плечами.
– Если она продает все это, чтобы было на что жить, ничего дурного тут нет. Это вещи, подаренные от чистого сердца и по доброй воле, и она имеет право делать с ними, что пожелает.
Деох пристально взглянул на меня.
– Но что ей делать, если какой-нибудь аристократ становится чересчур фамильярен? Или начинает злиться, не получив того, за что, по его мнению, уплачено? Куда ей деваться? Ни семьи, ни друзей, ни положения в обществе. У нее нет выбора. Либо отдаться ему, вопреки своей воле… – Лицо Деоха сделалось мрачно. – Либо уехать. Быстро уехать, пересидеть, дождаться более благоприятной погоды. Стоит ли удивляться, что ее поймать не легче, чем листок, гонимый ветром?
Он покачал головой, глядя в стол:
– Нет, не завидую я ее жизни. И судить ее я не возьмусь.
Он, похоже, несколько выдохся от этой тирады и был слегка смущен. Не глядя на меня, он сказал:
– И, при всем при том, я бы ей помог, если бы она мне разрешила. – Он поднял взгляд и опечаленно улыбнулся. – Однако она не из тех, кто позволяет себе быть кому-то обязанной. Ни капли. Ни на волосок. – Он вздохнул и поровну разлил последние капли из бутылки по нашим бокалам.
– Ты мне показал ее в новом свете, – честно сказал я. – Мне теперь стыдно, что я сам этого не увидел.
– Ну, у меня была фора, – беспечно ответил он. – Я с нею дольше знаком.
– И тем не менее – спасибо тебе! – сказал я, поднимая свой бокал.
Деох поднял свой.
– За Дианэ, – сказал он. – Прелестнейшую из прелестных.
– За Денну, исполненную очарования.
– Юную и несгибаемую.
– Светлую и ясную.
– Всем желанную, всегда одинокую.
– Такую мудрую и такую глупую, – сказал я. – Такую веселую и такую печальную.
– Боги отцов моих, – благоговейно сказал Деох, – сохраните ее вечно такой, какая она есть, недоступной моему пониманию и неуязвимой для бед!
Мы оба выпили и опустили бокалы.
– Давай возьму еще бутылку, – сказал я. Это должно было разом исчерпать мой здешний кредит, который я копил так долго, но Деох нравился мне все больше, и не угостить его в ответ было просто немыслимо.
– Ох, речки-камушки! – сказал он, растирая себе лицо. – Нет, не рискну. Еще одна бутылка – и мы с тобой еще до заката пойдем на речку вены себе резать.
Я махнул служанке.
– Ерунда! – возразил я. – Просто перейдем на что-нибудь другое, с чего меньше развозит.
Возвращаясь в универ, я и не заметил, что меня преследуют. Возможно, мои мысли были настолько заняты Денной, что ни для чего другого места там уже не оставалось. А может, я так долго прожил в культурном обществе, что мои рефлексы, нажитые в Тарбеане такой дорогой ценой, начали притупляться.
Ну, и ежевичный бренд тоже со счетов сбрасывать не стоит. Мы с Деохом еще долго сидели и разговаривали, и на двоих осушили полбутылки этого пойла. Остальное я прихватил с собой, поскольку знал, что Симмон его любит.
Впрочем, не важно, по какой причине я их не заметил. Результат-то все равно один. Я брел по тускло освещенному отрезку Ньюхолл-лейн, как вдруг меня огрели по голове каким-то тупым предметом и полубесчувственного уволокли в переулок.
Оглушен я был ненадолго, однако к тому времени, как я очнулся, рот мне зажимала тяжелая ладонь.
– Слышь, пацан, – забубнил мне в ухо стоявший у меня за спиной верзила, – у меня тут нож. Дернешься – прирежу, и дело с концом.
Я ощутил легкий укол в ребра под левой рукой.
– Искатель проверь, – велел он напарнику.
В темном переулке мне был виден только высокий силуэт. Человек склонил голову, посмотрел себе в руку.
– Не видно.
– Ну, так спичку зажги! Надо ж удостовериться.
Моя тревога сменилась паникой. Это не обычный уличный грабеж! Они мне даже карманы не обшарили. Это что-то еще…
– Да ясно же, что это он! Давай уж возьмемся за дело и покончим с этим. А то я замерз.
– Черта с два. Давай, проверь, пока он рядом. А то мы его уже дважды упускали. Не хотелось бы дать маху, как тогда в Анилене.
– Терпеть не могу всего этого, – сказал высокий, роясь в карманах, видимо, в поисках спичек.
– Дурак ты, – сказал тот, что сзади меня. – Оно ж так чище. И проще. Никаких тебе описаний, которые только с толку сбивают. Никаких имен. Не приходится беспокоиться, вдруг он переоденется. Следуешь за иголкой, находишь того, кто нужен, и дело в шляпе.
Их будничный тон привел меня в ужас. Это были профессионалы. Я внезапно осознал, что Амброз наконец-то принял меры, чтобы я больше не путался у него под ногами…