Я пришел именно в этот двор, потому что тут ветер вел себя странно. Я обратил на это внимание только тогда, когда начался осенний листопад. Опавшие листья выплясывали на мостовой сложный, хаотичный танец. То туда, то сюда – совершенно непредсказуемо.
Однажды обратив внимание на странные пируэты ветра, не замечать их было уже невозможно. На самом деле, если смотреть на это с крыши, это оказывало почти гипнотическое воздействие. Так же как текущая вода или пламя костра притягивают взгляд и заставляют смотреть, не отрываясь.
Той ночью, когда я наблюдал за ними, усталый и раненый, их кружение меня изрядно успокаивало. И чем больше я за ним следил, тем менее хаотичным оно представлялось. На самом деле, я начал чувствовать, что за потоками ветра во дворе кроется некий более глобальный замысел. И хаотичным это движение представлялось лишь потому, что оно было изумительно сложным. Более того, похоже, оно постоянно менялось. Это был узор, сотканный из меняющихся узоров. Это был…
– Как поздно ты занимаешься! – негромко произнесли сзади.
Разбуженный от своих грез, я напрягся, готовый спасаться бегством. Как это кому-то удалось забраться сюда так, что я и не заметил?
Это был Элодин. Магистр Элодин. На нем были залатанные штаны и свободная рубаха. Он лениво помахал мне и уселся на карнизе, скрестив ноги, так непринужденно, словно мы с ним выпивали в трактире.
Он посмотрел вниз, во двор:
– Сегодня он особенно хорош, верно?
Я сложил руки на груди, безуспешно пытаясь спрятать свою голую, окровавленную грудь. И только тут заметил, что кровь у меня на руках засохла. Сколько ж времени я просидел тут неподвижно, наблюдая за ветром?
– Магистр Элодин! – начал было я и остановился. Я понятия не имел, что можно сказать в такой ситуации.
– Да брось, тут все свои. Можешь звать меня просто по имени: Магистр.
Он лениво ухмыльнулся и снова устремил взгляд во двор.
Он что, не замечает, в каком я состоянии? Или просто делает вид, из вежливости? А может, он… Я покачал головой. С ним гадать бесполезно. Уж кому, как не мне, знать, что Элодин абсолютно чокнутый.
– Давным-давно, – непринужденно сообщил Элодин, не отводя глаз от двора внизу, – когда люди говорили по-другому, это называлось Квоян Хаель. Позднее его назвали «Вопрошальным залом», и студенты забавлялись тем, что писали вопросы на клочках бумаги и пускали их носиться по ветру. Говорили, будто ответ можно угадать в зависимости от того, в какую сторону улетит бумажка.
Он указал на проходы между серыми зданиями, ведущими прочь со двора:
– Да. Нет. Может быть. В другом месте. Скоро.
Он пожал плечами.
– Но это все было ошибочное мнение. Неверный перевод. Все думали, будто «квоян» – это древняя основа слова «кветентан» – «вопрос». А это не так. «Квоян» значит «ветер». На самом деле это место называется «Дом Ветра».
Я немного выждал, на случай, если он собирается сказать что-нибудь еще. Видя, что он больше ничего не скажет, я медленно поднялся на ноги.
– Это очень интересно, магистр… – я замялся, не будучи уверен, серьезно он говорил или шутил. – Но мне бы надо идти.
Элодин кивнул с отсутствующим видом и махнул мне рукой, то ли прощаясь, то ли дозволяя откланяться. А его глаза по-прежнему не отрываясь смотрели во двор, следя за ветром, вечно изменчивым.
Вернувшись домой, к Анкеру, я долго сидел на кровати в темноте, пытаясь решить, что делать. Мысли путались. Я устал, был ранен и еще не до конца протрезвел. Возбуждение, которое до сих пор заставляло меня держаться, мало-помалу схлынуло, а бок горел и чесался.
Я глубоко вздохнул и постарался сосредоточиться. До сих пор я действовал чисто инстинктивно, но теперь мне требовалось обдумать все как следует.
Могу ли я обратиться за помощью к магистрам? На миг надежда вспыхнула у меня в груди, но тут же угасла. Нет. У меня же нет доказательств, что за это в ответе Амброз. Более того, если я расскажу им все как было, мне придется сознаться, что я использовал симпатию, чтобы ослепить и обжечь напавших на меня. Самооборона самообороной, а то, что я сделал, это однозначно наведение порчи. Студентов исключали и за меньшее только ради того, чтобы не испортить репутацию университета.
Нет. Нельзя рисковать, чтобы меня за это исключили. А если пойти в медику, возникнет слишком много вопросов. Если я пойду туда, чтобы наложить швы, тотчас пойдут слухи, что я ранен. А значит, Амброз узнает, как близок он был к успеху. Нет уж, лучше создать впечатление, будто я ушел целым и невредимым.
Я понятия не имел, давно ли Амброзовы наемные убийцы меня преследуют. Один из них сказал: «Мы его уже дважды упускали». Значит, они могут знать, что я живу тут, у Анкера. Возможно, тут для меня небезопасно…
Я запер окно и задернул занавеску, прежде чем включить свою ручную лампу. В свете лампы стала видна забытая записка, которую я нашел в окне. Я развернул ее и прочел:
«Квоут!
Забираться сюда действительно так же интересно, как это выглядело в твоем исполнении. Однако отворить твое окно оказалось не так-то просто. Тебя не было дома. Надеюсь, ты не обидишься, что я одолжила бумаги и чернил, чтобы написать эту записку? Поскольку ты не играешь в общем зале и не почиваешь у себя в кровати, циничный человек мог бы и поинтересоваться, что ты делаешь так поздно и не затеваешь ли ты чего-то дурного. Увы, я вынуждена буду вернуться домой одна, не воспользовавшись твоим сопровождением и не имев удовольствия побыть в твоем обществе.
Мне не удалось с тобой встретиться в «Эолиане» в прошлое поверженье, однако, хотя я и была лишена твоего общества, мне повезло познакомиться с одним весьма любопытным человеком. Совершенно уникальная личность, и мне не терпится рассказать тебе о нем то немногое, что я могу рассказать. Когда встретимся снова.
Я сейчас снимаю номер в «Лебеде и кочке» (или «бочке»?), в Имре. Пожалуйста, навести меня до 23 числа этого месяца, чтобы мы все-таки пообедали вместе. Лучше поздно, чем никогда. После этого я уеду по делам.
Твой друг и ученица в ремесле форточника
Денна
Постскр. Можешь не беспокоиться, я не обратила внимания на то, какое у тебя ужасное постельное белье, и не изменила из-за этого своего мнения о тебе».
Сегодня было двадцать восьмое. Даты на письме не стояло, но, по всей вероятности, оно проторчало в окне минимум полтора оборота. Наверное, она оставила его всего через несколько дней после пожара в фактной.
Я мимоходом попытался решить, что я чувствую по этому поводу. Мне лестно, что она пыталась меня разыскать? Или я зол оттого, что только теперь обнаружил записку? А что касается этого ее «любопытного человека»…
Нет, прямо сейчас я был не в состоянии разбираться со всем этим: усталый, раненый и все еще немного нетрезвый. Вместо этого я наспех промыл свою неглубокую рану, насколько это было возможно сделать в умывальном тазу. Я бы, пожалуй, сам наложил несколько швов, но никак не мог изогнуться под нужным углом. Рана снова начала кровоточить, и я извел те обрывки испорченной рубашки, что были почище, чтобы сделать импровизированные бинты.
Кровь… У тех, кто пытался меня убить, по-прежнему был при себе поисковый компас, а на ноже наверняка осталась моя кровь. На крови поисковый компас будет действовать куда эффективнее, чем с волосом. Это означало, что, даже если они прежде не знали, где я живу, они все равно могут меня отыскать, невзирая на все принятые мною меры предосторожности.
Я принялся торопливо собирать все ценное в свою котомку, не зная, когда смогу без опаски вернуться сюда. Под стопкой бумаг нашелся маленький складной ножичек, про который я забыл – я выиграл его у Сима в уголки. В драке от него почти никакого проку не будет, но все-таки лучше, чем ничего.
Потом я взял лютню, плащ и прокрался вниз, на кухню, где мне посчастливилось отыскать пустой широкогорлый сосуд из-под велегенского вина. Удача была небольшая, однако же сейчас я и такой порадовался.
Я отправился на восток, перешел на тот берег, но в сам Имре не пошел. Вместо этого я свернул немного к югу, где на берегу широкой реки Омети притулились несколько причалов, захудалый трактир и кучка домишек. Это поселение служило портом Имре, но было слишком маленьким, чтобы иметь собственное название.
Я затолкал окровавленную рубашку в сосуд из-под вина и запечатал горлышко куском симпатического воска. Потом бросил сосуд в реку и проводил его взглядом, пока тот, подпрыгивая на волнах, медленно уплывал вниз по течению. Если они выслеживают меня по крови, им должно показаться, что я направляюсь на юг, прочь отсюда. Есть надежда, что они двинутся следом.
Глава 70Знаки
На следующий день я внезапно проснулся рано утром. Я не знал точно, где нахожусь, знал только, что не там, где надо, и что что-то не так. Я скрываюсь. Меня кто-то преследует…
Я свернулся клубком в углу тесной комнатки. Я лежал на одеяле и кутался в плащ. Это трактир… Я понемногу начал вспоминать. Я снял комнатушку в Имре, в трактире неподалеку от порта.
Я поднялся на ноги, осторожно потянулся, чтобы не растревожить рану. Единственную дверь комнатки я задвинул комодом, а оконную раму завязал веревкой, чтобы ее нельзя было открыть, хотя окошко было таких размеров, что взрослый человек в него бы и не протиснулся.
Увидев свои предосторожности в прохладном голубоватом свете раннего утра, я несколько смутился. Я не помнил, почему я улегся спать на полу: из-за убийц или из-за клопов. Так или иначе, было ясно, что к тому времени, как лечь спать, соображал я не очень хорошо.
Я забрал котомку, лютню и спустился вниз. Мне нужно было кое-что продумать, но сперва позавтракать и помыться.
Невзирая на бурно проведенную ночь, встал я, считай, на рассвете, так что местная баня была свободна. Вымывшись и заново перевязав бок, я почти что почувствовал себя человеком. А после яичницы, пары сосисок и жареной картошки я, наконец, понял, что теперь могу обдумать ситуацию логически. Просто удивительно, насколько лучше думается на сытый желудок. Я сидел в дальнем углу припортового трактирчика и прихлебывал из кружки свежевыжатый яблочный сидр. Я уже не тревожился, что наемные убийцы вдруг выскочат из-за угла и нападут на меня. Однако все-таки сидел я спиной к стене, и так, чтобы хорошо видеть дверь.