Я с изумлением обнаружил, что здешний люд выставляет перед домами шатунов, набитых соломой. Это означало, что, невзирая на близость к Имре и университету, Требон на самом деле очень отсталый городок. Праздник урожая отмечают в каждом городе, но в наше время в большинстве городков ограничиваются тем, что разводят большой костер и напиваются. И то, что здесь соблюдали старинные народные традиции, означало, что народ в Требоне куда более суеверен, чем можно было ожидать.
Тем не менее соломенные шатуны меня порадовали. Люблю традиционные праздники урожая со всеми их суевериями. Это ведь тоже своего рода театр.
Лучшим зданием в городке была тейлинская церковь: высотой в три этажа, из тесаного камня. В этом ничего странного не было, но над главным входом, высоко над землей, было привинчено едва ли не самое огромное железное колесо, какое я когда-либо видел. К тому же колесо было и в самом деле железное, а не из крашеного дерева. Оно было в десять футов высотой, и весило, должно быть, целую тонну. В другом месте подобное зрелище меня бы устрашило, но я вспомнил, что кругом рудники, и решил, что это скорее проявление местного патриотизма, нежели религиозного фанатизма.
Большинство других зданий в городке были приземистые, сложенные из неотесанных бревен и крытые кедровой дранкой[3]. Трактир, однако, выглядел солидно: в два этажа, стены штукатуреные, красная черепичная крыша. Там-то уж наверняка есть кто-то, кто знает про ту свадьбу.
Народу в трактире оказалось совсем немного – оно и неудивительно: жатва в разгаре, а до темноты еще часов пять-шесть. Подходя к стойке, за которой стоял трактирщик, я старательно изобразил самое что ни на есть озабоченное лицо.
– Прошу прощения, – сказал я, – извините за беспокойство, я тут одного человека ищу.
Трактирщик был черноволосый мужик с неизменно кислой рожей.
– Кого именно?
– У меня родственница сюда к вам на свадьбу поехала, – сказал я, – а я слышал, тут беда какая-то стряслась…
При слове «свадьба» кислое лицо трактирщика сделалось совершенно каменным. Я почувствовал, что двое мужчин, стоявших у стойки, стараются не смотреть на меня, вообще не оборачиваться в мою сторону. Значит, все же правда. Случилось нечто ужасное.
Я увидел, как трактирщик протянул руку и уперся пальцами в стойку. Не сразу я сообразил, что он дотронулся до железной шляпки гвоздя, вбитого в доски.
– Скверная история, – отрывисто сказал он. – Даже говорить об этом не хочу.
– Ну пожалуйста! – воскликнул я. – В моем голосе отчетливо послышалась тревога. – Я приехал к родне, в Темфолз, и тут до нас дошли слухи, что что-то стряслось. А они все заняты, у них пшеница недокошена, вот я и обещал сходить разузнать, что тут приключилось.
Трактирщик смерил меня взглядом. Любопытного он бы тут же отвадил, но отказать мне в праве разузнать, что стряслось с членом моей семьи, он не мог.
– Там, наверху, лежит одна, которая там была, – коротко ответил он. – Она не из местных. Может, как раз и есть твоя родственница.
Свидетель! Я открыл было рот, чтобы задать еще один вопрос, но трактирщик покачал головой.
– Ничего не знаю! – твердо заявил он. – И знать не хочу.
Он повернулся спиной и принялся возиться с кранами своих пивных бочонков.
– По коридору до конца налево.
Я направился через зал к лестнице. Я чувствовал, что теперь на меня смотрят все. Судя по их молчанию и по тону трактирщика, та женщина, что находилась наверху, была не просто одной из тех, кто там был, – она была единственной. Единственной, кто остался в живых.
Я дошел до конца коридора и постучался. Сперва тихонько, потом погромче. И медленно отворил дверь, чтобы не напугать того, кто за ней.
Это была узенькая комната с узенькой кроватью. На кровати лежала женщина, полностью одетая, с перевязанной рукой. Голова ее была повернута к окну, так что мне был виден только профиль.
Но все равно я ее узнал. Денна!
Должно быть, я издал какой-то звук, потому что она обернулась и посмотрела на меня. Глаза у нее расширились, и на этот раз она не нашлась, что сказать.
– Я прослышал, что у тебя какие-то неприятности, – небрежно сказал я. – Вот и решил приехать помочь.
Она изумленно вскинула брови, потом сощурилась.
– Врешь! – сказала она, кривя губы.
– Вру, – сознался я. – Но это красивая ложь.
Я переступил порог и тихо прикрыл за собой дверь.
– Я непременно приехал бы, если бы узнал.
Она покачала головой:
– Всякий может приехать, когда услышит новости. Но вот приехать, не зная, что случилась беда, – для этого надо быть кем-то особенным.
Она села и повернулась ко мне лицом, свесив ноги с кровати.
Теперь, приглядевшись, я обнаружил, что на виске у нее синяк, вдобавок к перевязанной руке. Я сделал еще шаг в ее сторону.
– Ты в порядке? – спросил я.
– Нет, – честно ответила она. – Но могло бы быть куда хуже.
Она медленно поднялась на ноги, словно не была уверена, что может держаться на ногах. Осторожно сделала пару шагов, и, похоже, осталась довольна.
– Ага. Ходить я могу. Идем отсюда.
Глава 72Куранье
Выйдя из комнаты, Денна свернула не направо, а налево. Я было решил, что она заблудилась, но, когда она вышла на черную лестницу, я сообразил, что она просто хочет уйти, не проходя через общий зал трактира. Она толкнула дверь, ведущую в переулок, но та оказалась заперта.
Пришлось идти через главный выход. Стоило нам войти в общий зал, я отчетливо ощутил, как все уставились на нас. Денна направилась прямиком к выходу, двигаясь небыстро, но с целеустремленностью грозовой тучи.
Мы были почти в дверях, когда человек за стойкой окликнул:
– Эй! Эй, вы там!
Денна стрельнула глазами вбок. Губы у нее стянулись в ниточку, и она продолжала идти вперед, словно ничего не слышала.
– Я с ним разберусь, – вполголоса сказал я. – Подожди на улице. Я на секундочку.
Я подошел к угрюмому трактирщику.
– Так это действительно твоя родственница? – спросил он. – А констебль ей разрешил уйти?
– Вы же вроде ничего не желали об этом знать, – сказал я.
– И теперь не желаю. Но она занимала комнату, пила, ела, и я вызывал доктора, чтобы ее заштопать.
Я посмотрел на него исподлобья:
– Если в этом городе есть доктор, который стоит дороже полпенни, то я король винтийский.
– Все вместе мне обошлось в полталанта! – настаивал он. – Бинты денег стоят, и мне еще пришлось нанять женщину, чтобы та посидела при ней, пока она очнется.
Я сильно сомневался, что на самом деле он потратил хотя бы половину этих денег, но неприятности с констеблем мне тоже были ни к чему. По правде сказать, я просто не хотел задерживаться. Зная Денну, я опасался, что, если упустить ее из виду больше, чем на минуту, она исчезнет, точно утренний туман.
Я вынул из кошелька пять йот и швырнул их на стойку.
– На чуме наживаются одни живодеры! – уничтожающе бросил я и вышел.
Я испытал совершенно дурацкое облегчение, обнаружив, что Денна ждет снаружи, прислонившись к коновязи. Она стояла, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. Услышав мои шаги, она удовлетворенно вздохнула и обернулась мне навстречу.
– Что, все было настолько плохо? – спросил я.
– Поначалу-то они были довольно добры, – призналась Денна, показав забинтованную руку. – Но та бабка повадилась меня проверять.
Она нахмурилась и откинула за спину свои длинные черные волосы, дав мне возможность как следует разглядеть лиловеющий синяк, тянувшийся от виска к линии волос.
– Ну, знаешь таких теток: старая дева, застегнутая на все пуговицы и со ртом как куриная жопка.
Я рассмеялся, и Денна вдруг улыбнулась – точно солнышко выглянуло из-за туч. Потом снова помрачнела и продолжала:
– Она все пялилась на меня с таким видом… Как будто порядочная девушка на моем месте умерла бы вместе со всеми. Как будто это все я виновата. – Денна покачала головой. – Но она была еще ничего, а вот старики! Констебль меня за ногу лапал! – Ее передернуло. – Даже мэр приперся, кудахтал надо мной, будто и впрямь меня жалеет, но на самом деле он явился только затем, чтобы меня допрашивать. «А что вы там делали? А что случилось? А что вы видели?..»
Негодующий тон Денны заставил меня проглотить мои собственные вопросы так торопливо, что я едва язык не прикусил. Я по натуре любопытен, не говоря уж о том, что я опрометью примчался сюда, в предгорья, именно затем, чтобы расследовать, что случилось.
И тем не менее по тону Денны было ясно, что она не в том настроении, чтобы прямо сейчас отвечать на вопросы. Я вскинул свою котомку повыше на плечо и только тут сообразил кое-что.
– Постой-ка! А твои вещи? Ты же их все оставила в трактире!
Денна замялась всего на мгновение.
– Думаю, ничего из моих вещей там нет, – сказала она так, будто эта мысль ей до сих пор даже не приходила в голову.
– Ты уверена, что не хочешь вернуться и проверить?
Она решительно покачала головой.
– Я всегда ухожу оттуда, где мне не рады, – безоговорочно заявила она. – Все, что нужно, я могу добыть по дороге.
Денна зашагала прочь, и я пошел рядом. Она свернула в узкую улочку, ведущую на запад. Мы миновали старуху, которая вешала шатуна, связанного из овсяных снопов. На шатуне была грубая соломенная шляпа и штаны из мешковины.
– Куда мы направляемся? – спросил я.
– Мне нужно посмотреть, не осталось ли моих вещей на ферме Маутенов, – ответила она. – После этого я в твоем распоряжении. Куда ты собирался до того, как встретил меня?
– Честно говоря, я как раз на ферму Маутенов и собирался.
Денна искоса взглянула на меня:
– Ну и хорошо. До фермы не больше мили. Мы туда придем засветло.
Местность вокруг Требона была пересеченная: в основном густые леса, перемежающиеся скалами. Но за очередным поворотом вдруг открывалось небольшое, но ухоженное поле золотой пшеницы, окруженное лесом или примостившееся в долинке среди черных каменных утесов. В полях трудились хозяева и батраки, засыпанные мякиной и двигающиеся с усталой медлительностью людей, знающих, что впереди еще полдня работы.