Я бросил свою котомку с подветренной стороны одного из серовиков, и мы принялись устраиваться на ночлег. Каждый занялся своим делом, как будто мы уже сотню раз разбивали лагерь вместе. Денна расчистила место для кострища, набрала камней. Я принес охапку хвороста и быстро развел костер. В следующий заход я набрал шалфея и нарыл немного дикого лука, который заприметил по дороге на холм.
Дождь припустил вовсю, потом сошел на нет к тому времени, как я взялся готовить ужин. Я воспользовался своим маленьким котелком, чтобы сварить похлебку из оставшейся с обеда свинины, морковки, картошки и найденного мною лука. Я приправил это солью, перцем и шалфеем, подогрел на костре лепешку, взрезал воск на сыре. И наконец сунул в раскаленные камни пару яблок. Испекутся – будет нам десерт.
К тому времени как ужин был готов, Денна успела натаскать внушительную груду хвороста. Я расстелил одеяло, усадил ее, и она, одобрительно причмокивая, принялась есть.
– От такого обхождения девушка может и избаловаться! – заметила Денна, когда с ужином было покончено. Она удовлетворенно привалилась к одному из серовиков. – Будь у тебя с собой лютня, ты бы что-нибудь спел мне на ночь – тогда вообще было бы все идеально!
– Я утром повстречал на дороге лудильщика, он хотел продать мне бутылку фруктового вина, – сказал я. – Теперь жалею, что отказался.
– Люблю фруктовое вино! – сказала она. – Земляничное?
– По-моему, да… – кивнул я.
– Вот что бывает, когда не слушаешься встреченного на дороге лудильщика! – шутливо поддела Денна. Взгляд у нее был сонный. – А ведь ты умный малый и слышал достаточно историй, чтобы знать, как надо себя вести…
Она вдруг вскинулась, указывая мне за плечо:
– Гляди!
Я обернулся.
– На что глядеть-то? – спросил я. Небо по-прежнему было затянуто облаками, так что земли внизу превратились в море черноты.
– Просто гляди. Может, оно опять… Вот!
Я тоже увидел. Вдали полыхнуло синим. Я вскочил и отошел от костра, чтобы лучше видеть. Денна встала рядом со мной, какое-то время мы ждали, затаив дыхание. Вот опять полыхнуло синим, уже ярче!
– И как ты думаешь, что это такое? – спросил я.
– Я почти уверена, что все железные рудники к западу отсюда, – задумчиво произнесла Денна. – Так что это не оно…
Снова полыхнуло. Вспышка виднелась где-то за утесами, а это означало, что если там огонь, то огонь большой. По крайней мере в несколько раз больше нашего костерка.
– Ты говорила, у твоего покровителя есть способ подавать тебе знаки, – медленно произнес я. – Не хотелось бы показаться навязчивым, но это не…
– Нет. Синий огонь тут ни при чем, – сказала она и негромко хмыкнула, заметив, как я сконфужен. – И вообще, это было бы чересчур сурово, даже для него.
Мы подождали еще некоторое время, но вспышек больше не было. Я взял ветку толщиной с мой большой палец, переломил ее пополам и камнем вколотил обе половинки в землю, как колышки для палатки. Денна вопросительно вскинула бровь.
– Они указывают в ту сторону, где мы видели вспышки, – объяснил я. – В темноте никаких ориентиров не видно, а утром они нам укажут, в какой стороне это было.
Мы снова уселись к костру, я подбросил дров в огонь – в небо, мигая, взметнулись искорки.
– Пожалуй, одному из нас стоит остаться сторожить костер, – сказал я. – Мало ли, вдруг кто появится.
– Ну, я обычно все равно по ночам просыпаюсь, – сказала Денна. – Так что это не проблема.
– Тебе плохо спится?
– Мне сны снятся, – сказала она таким тоном, что сделалось ясно: больше она на эту тему ничего говорить не собирается.
Я нащупал бурашник, приставший к подолу плаща, отцепил его и бросил в огонь.
– По-моему, я знаю, что случилось на хуторе Маутенов.
Она насторожила уши:
– Ну-ка, ну-ка?
– Весь вопрос в следующем: почему чандрианы напали именно в этом месте, именно в это время?
– Потому что свадьба, ясно же.
– Но почему именно на эту свадьбу? Именно в эту ночь?
– Почему бы тебе просто не сказать, что ты думаешь? – спросила Денна, потирая лоб. – Не пытайся подвести меня к какому-то внезапному озарению, как будто ты мой учитель.
Я снова вспыхнул от смущения:
– Извини.
– Не извиняйся. В другое время я бы с удовольствием поразгадывала твои загадки, но сегодня у меня был трудный день, и голова болит. Просто перейди сразу к выводам.
– Дело в какой-то вещи, которую Маутен нашел, раскапывая старую горную крепость ради камня. Он что-то такое откопал в развалинах и несколько месяцев распускал об этом слухи. И чандрианы прослышали об этом и явились, чтобы украсть эту вещь! – торжественно закончил я.
Денна нахмурилась:
– Что-то не сходится. Если им просто была нужна эта вещь, они могли бы дождаться конца свадьбы и просто убить молодоженов. Так куда проще.
Я несколько сник:
– Да, ты права…
– Все выглядело бы куда логичнее, если бы на самом деле им было нужно избавиться от всех, кто знал об этой вещи. Как старый король Селон, когда он думал, что его регент собирается уличить его в предательстве. Он убил всю его семью и поместье сжег, чтобы удостовериться, что никакие слухи не просочились наружу и никаких доказательств никто не найдет.
Денна кивнула на юг.
– Поскольку все, кто знал эту тайну, должны были быть на свадьбе, чандрианы могли прийти, убить всех, кто хоть что-нибудь знал, и уничтожить либо похитить саму эту вещь, что бы это ни было.
Она взмахнула рукой.
– И все чисто!
Я был ошеломлен. Не столько тем, что сказала Денна, – хотя это, конечно, было лучше моих собственных догадок. Я вспомнил, что произошло с моей труппой. «Чьи-то родители пели песни, которых петь не следует!» Но мало того что они убили моих родителей – они убили всех, кто был достаточно близко, чтобы услышать хотя бы отрывок песни.
Денна закуталась в мое одеяло и свернулась клубочком, спиной к костру.
– Предоставляю тебе поразмыслить над моей несравненной мудростью, а я пока посплю. Разбуди меня, когда тебе понадобится еще до чего-нибудь додуматься.
Не уснул я в основном благодаря усилию воли. У меня был долгий, утомительный день, я проехал верхом шестьдесят миль и отшагал еще полдюжины. Но Денна была ранена и больше моего нуждалась в сне. Кроме того, мне хотелось посмотреть, не вспыхнет ли снова на севере синий огонь.
Синего огня не было. Я подкидывал дрова в костер и рассеянно гадал, встревожены ли Вил и Сим моим внезапным исчезновением из универа. А что Арвил, Элкса Дал, Килвин? Не станут ли они теряться в догадках, что со мной случилось? Надо было записку оставить…
Следить за временем у меня возможности не было: звезды по-прежнему были затянуты тучами. Однако я успел раз шесть или семь подкинуть дров в костер, как вдруг увидел, что Денна напряглась и внезапно пробудилась. Она не вскинулась, не вскочила, но ее ровное дыхание затихло, и я увидел, как ее темные глаза дико мечутся из стороны в сторону, будто она не понимает, где находится.
– Извини, – сказал я, в основном затем, чтобы она могла сосредоточиться на чем-нибудь привычном. – Я тебя разбудил, да?
Она успокоилась и села.
– Нет, я… нет. Вовсе нет. Ну все, я пока спать больше не хочу. Может, хочешь вздремнуть? – Она протерла глаза и всмотрелась в меня поверх костра. – Дурацкий вопрос. Ты выглядишь ужасно.
Она принялась выпутываться из одеяла.
– На вот…
Я отмахнулся:
– Оставь его себе. Меня и плащ вполне устраивает. – Я накинул капюшон и улегся на траву.
– Какое благородство! – ласково поддела она, накидывая одеяло себе на плечи.
Я положил руку под голову, попытался было придумать остроумный ответ, да так и заснул.
Я проснулся, смутно припоминая, что мне снилось, будто я иду по многолюдной улице, и увидел над собой лицо Денны, красноватое и резко очерченное пламенем костра. В целом пробуждение получилось очень приятным.
Я уже собирался сказать ей об этом, но тут она прижала мне палец к губам, чем отвлекла меня примерно восемнадцатью различными способами.
– Тише! – вполголоса сказала она. – Слушай!
Я сел.
– Слышишь? – спросила она немного погодя.
Я склонил голову набок.
– Только ветер…
Она замотала головой и жестом оборвала меня:
– Вот!
Теперь я услышал. Поначалу я подумал, будто это камнепад, – но нет, эти звуки не затихали вдали, как грохот камнепада. Было больше похоже на то, словно вверх по склону что-то волокут.
Я вскочил на ноги и огляделся. Пока я спал, облака разошлись, и теперь луна озаряла лежащие вокруг земли бледно-серебристым светом. Наше кострище было до краев наполнено тлеющими углями.
И тут я услышал, как недалеко от нас, вниз по склону… Нет, если я скажу, что услышал, как хрустнула ветка, вы меня поймете неправильно. Когда человек идет по лесу и ломает ветку, раздается короткий, резкий хруст. Это потому что ветка, которую может случайно сломать человек, тонкая и ломается быстро.
А то, что услышал я, – это не была хрустнувшая веточка. Это был долгий, протяжный треск. Треск, с каким отрывается от ствола сук толщиной в ногу: трр-трр-трр-тра-ах!
Я обернулся, чтобы посмотреть на Денну, и услышал другой звук. Как бы его описать?
Когда я был маленький, мать водила меня в зверинец в Сенарине. Это был единственный раз в моей жизни, когда я увидел льва, и единственный раз, когда я слышал его рев. Другие дети в толпе перепугались, а я рассмеялся, так мне это понравилось. Звук был такой глубокий и низкий, что я почувствовал, как его раскаты отдаются у меня в груди. Мне понравилось это ощущение, я его помню и по сей день.
Звук, который я услышал на холме близ Требона, не был львиным ревом, но я точно так же ощутил его у себя в груди. Это был рык, более низкий, чем львиный рев. Больше похожий на отдаленные раскаты грома.
Вот сломался еще один сук, почти на вершине холма. Я посмотрел в ту сторону и увидел громадный силуэт, смутно очерченный светом пламени. Я почувствовал, как земля у меня под ногами слегка содрогнулась. Денна обернулась и уставилась на меня расширенными от ужаса глазами.